— Ничего.
— Тогда позволь мне кое-что сказать, и после этого у тебя будет что сказать, я уверен. — Я ждал, что она возразит.
Когда она этого не сделала, я продолжил:
— Во-первых, это была моя вина, и только моя. Не твоя или кого-то еще. Не было никаких причин делать то, что я сделал, а ты сопротивлялась, так яростно, как могла. У тебя есть...
— Я не должна была. — Так мог бы говорить ребенок, маленькая девочка. — Я причинила тебе боль. Я знаю, что причинила.
— Я причинил тебе гораздо больше боли. — Это было настолько ошеломляюще верно, что я не мог продолжать.
— Я это заслужила.
— Нет, не заслужила. И никогда не заслужишь. Ты имеешь полное право гневаться на меня. Это было второе, что я собирался сказать, хотя я уже говорил это сегодня днем. Если бы ты убила меня, пока я спал, никто не смог бы обвинить тебя.
— Я бы винила себя.
— Прежде чем я заснул, мне пришло в голову, что ты могла бы это сделать, и, по правде говоря, я надеялся, что ты это сделаешь.
— Нет! — Она тряхнула головой так сильно, что ее волосы коснулись моей щеки.
— А вот и третье. Я дурак на дурацком поручении. Я изо всех сил старался скрыть это от самого себя с тех пор, как отправился в путь. Отправиться в Виток длинного солнца и привезти оттуда нужные нам чистые линии кукурузы, а также глаз для майтеры Мрамор и так далее — разумно; но это задача для смелого и способного двадцатилетнего человека, а не для меня. Десять или пятнадцать лет назад я мог бы быть адекватным. Сегодня я хуже, чем неадекватен. Я совершенно нелеп.
— Ты пошел, потому что боялся, что они захотят, чтобы пошла твоя жена, если ты этого не сделаешь, — напомнила мне Саргасс. — Ты сам мне об этом рассказал.
— Она могла бы это сделать. Она смелая и практичная, хорошо соображает в критической ситуации. Я не буду перечислять свои недостатки — ты их уже знаешь. Просто скажу, что это описание ко мне не подходит.
— Но...
Я повысил голос:
— Что касается того, чтобы привезти сюда Шелка, это меньше, чем мечта; и я очень сомневаюсь, что Кабачок и остальные вообще хотят, чтобы я это сделал. Торговец по имени Вайзер сказал это Кабачку в лицо в моем присутствии и был прав. Все их разговоры о том, чтобы привезти Шелка в Новый Вайрон, — не более чем уловка, чтобы заставить меня уйти. Или заставить уйти Крапиву, если я этого не сделаю, дешевый и очевидный трюк, который даже Копыто и Шкура должны были бы увидеть насквозь.
Саргасс повернула голову и прошептала мне на ухо, так что я почувствовал теплую ласку ее дыхания:
— Ты был прав. Мне тоже есть что сказать. Хорошо?
— Вперед.
— Когда ты договоришь. Ты уйдешь, несмотря на все, что сказал. Я знаю, что это так.
Я вздохнул, ничего не мог с собой поделать:
— Я уже говорил тебе, что я дурак: я пообещал все это сделать. Это не значит, что ты должна идти со мной. Посадочный аппарат в Паджароку, вероятно, взорвется, как только они попытаются заставить его взлететь. Все на нем погибнут, и было бы лучше, если бы ты не была одним из нас.
— Ты хочешь еще что-нибудь сказать, прежде чем мы оба ляжем спать, или теперь моя очередь?
— Я практически закончил. В-четвертых и последних, ты не пленница на этом баркасе. — Я вспомнил летуна Скиахана, то, что сказал о нем Шелк после того, как Гагарка вытащил его из Хузгадо, и как мы с Крапивой воссоздали эту речь в нашей книге. — Ты мой гость, с которым очень плохо обращались. Ты можешь уйти в любое время — прямо сейчас, если хочешь. Или когда мы доберемся до Паджароку или любого другого города.
Я замолчал, и через некоторое время она прошептала:
— Рог, ты ждешь, что я снова прыгну в море?
— Да, — ответил я.
— Я пока не собираюсь, и теперь моя очередь говорить. Пока ты спал, я пыталась забыть.
— Я тебя не виню.
— Не то, что ты думаешь. Я пыталась забыть воду и все, что делала в ней. Каждый раз, когда я вспоминала о чем-то, что там происходило, я тут же вспоминала события, произошедшие с тех пор, как я с тобой, какую-то мелочь или то, что ты говорил, и помещала новые воспоминания на место прежних.
— Ты можешь такое делать? — Я не слишком ей поверил, да и сейчас не верю.
— Да! — яростно сказала она. — Как и ты.
Сейчас было не время выражать свои сомнения.
— Во-первых, я должна рассказать, что я делала. Я не злилась и не боялась, во всяком случае так, как ты думаешь. Я вспоминала и забывала.
За полдюжины плавных покачиваний баркаса она больше ничего не сказала.
— Во-вторых, я одна из вас. Как ты и мальчик, но он мне не нравится.
— Человеческое существо.
— Да. Я — человеческая женщина. А разве нет женщин, которые не люди? Что есть у Бэбби?
— Хуз женского рода. Не женщина.
— Ну, а я — женщина. Как твоя Крапива, или Тамаринд, о которой ты иногда говоришь. Я женщина, но я не знаю, как ею быть.
Я попытался сказать, что помогу ей всем, чем смогу, но было бы гораздо лучше, если бы у нее была настоящая женщина для подражания. Если бы, например, с нами была Крапива.
— Я учусь этому у тебя.
Возможно, есть что-то адекватное, что можно было бы сказать в ответ на это; но я не смог придумать что, да и сейчас не могу.
— Ты сказал, что ты дурак, выполняющий глупое поручение. — (Это прозвучало как обвинение.)
— Верно.
— Ты не дурак, и я могу это доказать. А потом пойду плавать. Ты сказал, что люди, которые послали тебя привести этого хорошего человека, Шелка, на самом деле не нуждаются в нем. Разве ты только что не сказал мне об этом?
— Да. Я сказал это, потому что знаю, что это правда. Мне кажется, я знал это с тех пор, как отправился в путь, но не мог заставить себя признаться в этом никому, даже самому себе.
— Хорошо. Они действительно не хотят его. Я думаю, что они сказали бы иначе, если бы были здесь, но я не буду спорить об этом. Он им не нужен.
С тоской подумав о патере Шелке, я кивнул и хмыкнул в знак согласия.
— Но я хочу спросить тебя только об одном, и ты должен мне ответить. Ты обещаешь?
Я кивнул в темноте:
— Я сделаю это, если смогу. Ты что, только что сказала, что собираешься плавать? Ты имела в виду сегодня ночью, Саргасс?
Она проигнорировала мои вопросы:
— Вот как я это докажу. Ты должен сказать мне честно. Нужен ли он им?
Я открыл рот, чтобы сказать «нет», но снова закрыл его, не говоря ни слова.
— Нужен или нет? Ты же обещал.
— Я знаю, что обещал. — Я вспомнил наши мечты об этом прекрасном новом витке и сравнил их с реальностью последних двадцати лет. — Да. Да, я уверен, что нужен. Но ты, Саргасс, не должна плавать. И уж точно не ночью, и даже не днем, пока не поправишься.
Она повернулась на бок, спиной ко мне. Я лежал на своем боку, чувствуя легкое движение баркаса, и всякий раз, когда открывал глаза, видел россыпь ярких золотых звезд на горизонте. Если ей нужно было многое забыть, то мне нужно было вспомнить еще больше, и думать обо всем этом настолько честно, насколько я мог. И я сделал это, или, по крайней мере, попытался.
Примерно через час она пробормотала:
— Я хочу есть, Рог. Завтра ты принесешь нам что-нибудь поесть? Не рыбу.
— Да, — пообещал я. — Конечно. Принесу, если смогу.
Я и не подозревал, что Бэбби находится рядом с нами, но он удовлетворенно фыркнул, когда я заговорил, и улегся у моих ног.
Когда я проснулся на тенеподъеме, он все еще был там, но Саргасс исчезла.
Дождь, дождь и снова дождь, весь день напролет. Я провел суд и заслушал три дела. Трудно быть справедливым в такую непогоду; во мне есть то, что хочет наказать всех; но я стараюсь быть справедливым и указывать всем, кто появляется передо мной, что, если бы только они сами были справедливы, им не пришлось бы обращаться за справедливостью ко мне. Одним я говорю это одним способом, а другим — другим. И все же я благодарю Внешнего — и всех младших богов, — что у меня сегодня не было уголовных дел. Отпечатки его пальцев остались на всех этих ссорящихся и красивых людях, с кожей цвета грязи; но в такие дни, как этот, свет плохой, и бывает ужасно трудно их разглядеть.
Вернемся к событиям, которые я решил записать.
Насколько я помню, я планировал, лежа в темноте рядом с Саргасс, на следующий день плыть на север вдоль берега, пока не найду подходящее место для стоянки, а потом сойти на берег и поохотиться, оставив ее наблюдать за лодкой. Когда я проснулся и обнаружил, что она ушла, я понял, что не могу сделать ничего подобного. Она сказала, что идет плавать, а не что покидает меня навсегда. Что, если она вернется и не найдет баркас?
Крайт вернулся, хотя Саргасс — нет. После его долгого и, без сомнения, не совсем честного рассказа о своих приключениях на берегу (Крайт был полон крови и самодовольства) я объяснил ситуацию. Последовала язвительная ссора, которую я ожидал, и он снова ушел. Это было где-то в середине утра или чуть раньше.
Было бы легко — и приятно — провести день в молчании. Я же провел его не слишком легко и не слишком приятно. У меня было много воды, но совсем не было еды. Сознание уговаривало меня поднять якорь и отправиться в Паджароку — или, по крайней мере, отправиться на его поиски, — но я не мог заставить себя сделать это. Бэбби уплыл на берег, в поисках еды, но, по-моему, почти ничего не нашел. Я остался на баркасе, замерзший и голодный. Мои лески ничего не поймали, и, на самом деле, у меня не было подходящей приманки. (Я помню, что один крючок был наживлен узловатым лоскутом парусины.) Я часами смотрел за борт с моим новым гарпуном в руке. Мне кажется, что за все это время я мельком увидел одну маленькую рыбку, которая исчезла прежде, чем я успел его бросить.
На тенеспуске на борт запрыгнул толстый синебрюх. Саргасс вернулась, я это знал. Я протянул веревку через его жабры, бросил его обратно в воду, развел огонь в моем ящике с песком в рекордное время, вытащил синебрюха и очистил его, и вскоре он шипел на нашей самой большой сковородке.