— Ты прав, Раджан.
— Пехла показала мне одну из них, — сказала Вечерня. — Они ловят насекомых своими языками.
Инхума кивнула, как и прежде:
— Мы делаем то же самое, рани. Вы не спросили моего имени и не назвали свои.
Вечерня представилась. Я объяснил ей, что не спрашивал об имени инхумы, потому что знал, что любое имя, которое она нам назовет, будет ложным, на что инхума сказала:
— Значит, мое имя в вашем городе будет Ложь. Такое слово вы используете?
В этот момент вошел Мехман с моей водой, мылом и полотенцем:
— У меня нет подноса, Раджан. Мне стыдно.
— Мне стыдно, а не тебе, — сказал я ему. — Мне следовало бы платить тебе больше, и я буду платить. И я дам тебе поднос. Эта инхума хотела бы, чтобы мы называли ее именем, которое означает ложь или неправду. Что-то вроде того. Что бы это могло быть?
— Джали[37].
— Спасибо. Джали, этого человека зовут Мехман. Мехман, мы назовем эту злую женщину Джали, как ты предлагаешь.
Он поклонился ей.
— Джали, — сказал я, — ты не должна причинять вред Мехману или кому-либо из его народа.
— Я твоя рабыня.
— Посмотри на него внимательно. Ни Вечерня, ни я не типичны для его народа, но он типичен. Он типичный житель нашего города, высокий и смуглый, а его нос, глаза, рот и все остальное немного не такие, как у меня.
— Я видела других, Раджан.
— Хорошо. Это мой народ. Ни при каких обстоятельствах ты не должна причинять вред кому-либо из них. Если ты это сделаешь, ты знаешь, что сделаю я.
— Я знаю, Раджан. Но я должна жить.
— Ты должна сделать больше, как мы оба понимаем. Я собираюсь рассказать тебе об этом.
— Предположим, — сказала Вечерня, — сюда придет еще одна инхума и кого-нибудь ранит. Мы можем подумать, что это она.
— Действительно, можем. Именно потому она предупредит других инхуми держаться подальше, если она мудра. Джали, Вечерня из другого города, иностранного города под названием Хан, с которым наш собственный город находится в состоянии войны. Она — молодая женщина из Хана, более привлекательная, чем большинство.
Голодные и пустые глаза впились в лицо Вечерни:
— Я понимаю, Раджан.
— Ты не должна нападать на простых людей Хана или любого другого города. Однако ты можешь нападать на любого трупера, сражающегося против нас. Они — твоя честная добыча.
Джали начала было возражать, но замолчала.
— Для тебя их более чем достаточно. Ты также можешь нападать на их животных, если захочешь.
Она покачала головой:
— Это очень любезно с твоей стороны, Раджан. Но я этого не сделаю.
— Сарказм не завоюет тебе друзей.
— Возможно ли мне завоевать друзей, Раджан?
— Не таким образом. Ты нападешь на труперов Хана, как я и предложил?
— Я твоя раба. Но было бы лучше, если бы у меня была одежда. — Обеими руками она разгладила свое изголодавшееся тело, которое теперь казалось полностью человеческим. — И еще какой-нибудь парик или головной убор. Пудра, румяна и духи.
Я взглянул на Вечерню, та кивнула и поспешно вышла.
— Несколько украшений, Раджан, если я не прошу слишком много.
— Она подумает об этом, я уверен. Она умная молодая женщина.
Мехман вернулся с дымящимся чайником и двумя чашками, и я заверил его, что Вечерня скоро вернется.
— Это еще не все, — сказал я Джали. Сполоснув пальцы в третий раз, я отхлебнул чаю и кивнул Мехману в знак признательности.
— Еще обязанности, Раджан? Для меня? — Ее голос стал невыразимо женственным.
— Можно и так сказать. Ты знаешь, что здесь похоронены другие инхуми?
— Нет. — На мгновение пустые глаза вспыхнули огнем. — Вы мучаете нас так, как мы никогда не мучили вас.
— Похоронены, и я знаю, где. Люди Хана — наши враги, но только войска Хана. Ты должна это понять.
Мехман принес ароматную чашку для себя и еще одну для Джали, и я жестом пригласил его сесть.
— Ты собираешься выкопать их, — спросила Джали, — чтобы они сражались за нас, самый милосердный Раджан?
— Я могу. В дополнение к охоте на эти войска, я хочу, чтобы ты сделала все возможное, чтобы ослабить труперов Хана и доставить им неприятности. Зная хитрость вашей расы, я оставляю подробности полностью на твое усмотрение. Ты можете делать все, что тебе кажется хорошим, если это не причинит нам вреда.
— Я понимаю, Раджан.
— Когда ты сделаешь что-нибудь очень впечатляющее и почувствуешь, что слово об этом непременно дойдет до меня, возвращайся сюда. Мой дворец находится в том же саду, что и этот коттедж. Если это будет день суда, приходи в суд. Если другой день, попроси Вечерню, которую также называют Чота.
— Твои слуги могут обнаружить меня, Раджан.
— Смотри, чтобы они этого не сделали. Если ты нанесешь действительно серьезный удар по Хану, то ты, я, Мехман и Вечерня спасем второго члена вашей расы — точно так же, как мы трое спасли тебя, и на тех же условиях. Он или она будут посланы против орды Хана точно так же, как и ты. Когда один из вас добьется большого успеха, третий будет спасен. И так далее.
— Если ты выиграешь свою войну, ты освободишь меня от моего обещания? — Выражение ее лица было настороженным.
— Вот именно.
— Значит, ты спасешь всех остальных, находящихся в живых могилах?
— Нет. — Я покачал головой. — Но я скажу тебе — и остальным освобожденным, — где они находятся. Вы сможете освободить их сами, если захотите.
Она медленно кивнула.
Вскоре после этого вернулась Вечерня. Через руку у нее было перекинуто малиновое шелковое платье, а в руках она несла две искусно инкрустированные коробки.
— Здесь есть туфли, — сказала она Джали, протягивая ей одну, — хороший браслет из слоновой кости и мое второе лучшее кольцо из слоновой кости. Женщины в Хане не носят так много медных браслетов, как здесь.
— Запах, — прошептала Джали. — От меня должно пахнуть. — Она открыла коробку и достала причудливую бутылку.
— Это не те хорошие духи, которые ты мне дал, — сказала мне Вечерня. — Это те, которые мне дали в Хане, когда послали сюда. — Пока она говорила, комнату наполнил тяжелый пряный аромат. — Тебе не нужно так много, — предупредила она Джали.
Джали рассмеялась таким мрачным и ликующим смехом, что я подумал, не совершил ли я серьезную ошибку, решившись на этот эксперимент после нескольких недель беспокойства и нерешительности.
— Вот женская дорожная шляпа. — Вечерня открыла другую коробку и достала ее. Шляпа была широкой и плоской, как огромное блюдце или широкая суповая миска из туго заплетенной белой соломы, перевернутая вверх дном.
В дверь постучали; Мехман посмотрел на меня, ожидая указаний, и я спросил, не ждет ли он гостей.
— Моя дочь и ее маленький сын.
— Надевай платье и уходи, — сказал я Джали. — Ты знаешь, что делать.
Быстро надев туфли, она натянула платье через голову.
— Ночью было бы лучше.
— Большинство людей еще спят. — Я обратился к Вечерне: — Ты дашь ей эту коробочку, чтобы она хранила в ней косметику?
Вечерня кивнула.
Дочь Мехмана постучала снова, и я сказал Мехману впустить их, добавив Джали:
— Когда они войдут, ты должна немедленно уйти.
Она так и сделала, одарив скромную женщину и ее маленького сына ослепительной улыбкой, в которой не было видно настоящих зубов, и побежала по мягкой зеленой траве, придерживая одной рукой дорожную шляпу; платье Вечерни развевалось и хлопало вокруг нее.
Мехман низко поклонился:
— Моя дочь Зухра[38], Раджан. Мой внук Лал[39].
Его дочь искоса посмотрела на нас с Вечерней, одетых просто и промокших до нитки, а потом поклонилась почти до земли.
— Мы с рани обсуждали с твоим отцом расширение грядок с лекарственными травами, когда попали под дождь, — объяснил я.
Маленький Лал хотел что-то сказать, но мать тут же заставила его замолчать.
— Мы собираемся вернуться во дворец, — продолжал я, — но сначала я должен сообщить вам кое-что важное. Твой отец подтвердит мои слова после того, как я уйду, я уверен. Женщине, которую я отпустил, когда ты вошла, нельзя доверять. Я не хотел бы, чтобы ты подумала, увидев ее со мной и моей женой, что она та, кому я доверяю, та, на кого ты можешь положиться.
Вечерня удивила меня, сказав:
— Она воровка, и даже хуже, чем воровка.
— Вот именно. — Я встал. — Двурукий паук убивает наших крыс, но он остается пауком.
— Ты — Решатель, — выпалил маленький Лал. — Другие люди говорят и говорят, а потом ты решаешь.
— Да, — ответил я, — но я не могу решить все. Ты должен решить, например, повиноваться ли своей матери, и принять последствия, если ты этого не сделаешь. Что бы ты сделал, если бы эта женщина в красном платье подошла к вашей двери?
— Я бы не впустил ее, — решительно заявил он.
— Очень хорошо, — сказал я. — Со временем ты станешь таким же важным и уважаемым человеком, как твой дед.
Это было четыре дня назад. Возможно, Джали была активна. Надеюсь, что это так, хотя я ничего не слышал.
Моя рана выглядит хуже. Из-за дождя, говорит Вечерня, но я думаю, что это на самом деле от напряжения при подъеме этого большого камня на рынке. Может быть, это и к лучшему, что у нас нет никаких новостей о Джали.
От этого дождя у меня болит лодыжка.
Если бы я рассказал все до мельчайших подробностей о том мучительно медленном путешествии, которое мы с Саргасс, Крайтом и Бэбби проделали по реке, я бы снова израсходовал столько же этой тонкой рисовой бумаги, сколько уже поглотил.
То есть слишком много. Бумага здесь дорогая, и я несколько раз был близок к тому, чтобы предложить построить нашу собственную фабрику. Катаракты (верхние или нижние) могли бы обеспечить гораздо больше энергии, чем наш маленький ручей на острове Ящерицы. Но об этом не может быть и речи, пока продолжается война, и я уйду, как только она закончится.