Человек с черным мечом заставил его отступить и стал рубить трупы, обнаружив, что его меч разрубает таз взрослого человека, как топор расщепляет хворост; он рубил и рубил, пока с его руки не потекла вонючая трупная жидкость. Наконец, когда ему показалось, что он разрубил на куски по меньшей мере сотню трупов, вода, которая только просачивалась и капала, начала сочиться и брызгать. Это была еще не чистая вода, но она показалась ему чистой; он отложил в сторону меч и свет, который ему был дан, и вымыл в ней руки и смочил лицо.
— Это прошлое, — сказал слепой. — Ты ведь понимаешь это, верно? Прошлое держит воду.
— Теперь здесь будет протекать больше воды, — сказал ему человек, снова берясь за свой черный меч. — Во всяком случае, слегка больше.
— Вода всегда течет.
— Это новая вода — и более лучшая, я думаю. — Человек с черным мечом поднял свой свет, который, казалось, ничего не весил.
Острие его меча высвободило безликий, избитый труп, который упал на дорожку, на которой они стояли; человек толкнул его ногой в реку.
— Мне кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду. Может быть, я понимаю это даже лучше, чем ты. В прошлом этот виток, который мы называем Зеленая, принадлежал инхуми. Эти люди пришли сюда и снабдили их человеческой кровью. Это нужно изменить. — Он рубил снова и снова, вскрывая грудные клетки своих человеческих мертвецов, раскалывая им черепа и отрубая конечности. — Будущее должно быть освобождено.
Закончив говорить, он почувствовал пальцы слепого на своей спине и понял, что они предвещают. Он резко обернулся, когда ржавое лезвие устремилось к нему. Он попытался отразить его своим черным мечом, но волна ударила его сзади, потому что переплетшиеся мертвецы наконец уступили натиску воды.
Кипящий поток унес его очень далеко, и он чуть не утонул. Когда он добрался до берега реки, то увидел там деревья, такие огромные, что не поддавались описанию, деревья, чьи гигантские ветви и бесчисленные шепчущие листья скрывали от его взора башни Города инхуми и заставляли их казаться маленькими, а самые верхние листья находились среди звезд.
— Это не та история, которую можно рассказывать за столом, Инканто, — сообщила мне мать Инклито. — Я едва смогу съесть кусочек мяса. — С ненужной жестокостью она отрезала кусок от своей порции телятины, а затем разрезала его на два еще меньших куска.
Я очень искренне извинился.
— Это была просто история? — требовательно сказала Мора. — Вы просто ее выдумали?
Я был голоден и до этого момента не мог даже попробовать еду, которую Инклито навалил мне на тарелку. Я пожал плечами и начал есть.
— Никто не говорил, что все сегодняшние истории должны быть правдой, — сказала его мать внучке. — Просто твоя подруга, Фава, начала с реального случая.
Сама Фава очаровательно улыбнулась:
— Все истории лживы, и ни одна не лживее той, которая выдается за правду. Ложь добавляет второй слой лжи.
Мора повернулась и посмотрела на нее:
— Даже твоя?
— Даже моя, хотя я изо всех сил старалась, чтобы она была правдивой. Вопрос, который кто-то должен задать, заключается в том, почему Инканто решил рассказать эту конкретную историю сегодня вечером. — Фава поднесла ко рту кусочек вареной картошки и снова положила его. — Я спрошу, если никто больше не спросит. Но было бы лучше, если бы это сделал твой отец.
Инклито крякнул, прожевал и сглотнул:
— А как насчет твоей, Фава? Зачем ты рассказала нам о том бедном мальке, которого нашла в горном ручье?
— Потому что это было лучшее, что я могла придумать в тот момент, — сказала ему Фава. — Я была первой и должна была думать быстро. У вашего стрего было достаточно времени, чтобы подумать, он слишком умен, чтобы рассказать эту историю только для того, чтобы победить в игре.
— Очень невежливо с твоей стороны называть Инканто стрего, Фава, когда он отрицает это, — строго сказала мать Инклито. — Он — наш гость.
— Если папа не спросит, я сама спрошу, — сказала Мора. — Зачем вы рассказали нам эту историю, Инканто?
Я потягивал вино, обдумывая свой ответ:
— Все сегодняшние истории были о долге, по крайней мере, так мне показалось. Ты была несчастна в своей палестре, и Фава посчитала своим долгом помочь тебе. По ее собственному рассказу, она считала своим долгом спасти ребенка от матери и искать его, когда он исчез.
Инклито кивнул:
— Мано выполнил свой долг, и он был человеком, который хотел убить собственного брата. Но я хочу кое-что спросить у Фавы об этой ее истории. Мальчик, Фава. Как ты назвала его? Брикко. В конце ты сказала, что он никогда не вернется к своей семье?
Фава кивнула.
— Но другие мальки, с которыми он раньше играл, они видели его время от времени. И сказали, что Исчезнувшие люди украли его?
Фава снова кивнула.
— Ну, а когда они увидели его, вернули ли его Исчезнувшие люди?
Она рассмеялась — добрый, веселый смех, который заставил меня полностью увериться в том, что она более взрослая, чем кажется:
— Мне следовало спросить их об этом. Я не знаю. Возможно, он время от времени убегал от них и пытался вернуться к своей семье и прежней жизни.
— Но он не смог, — заметил я. К тому времени я уже был уверен, что прав насчет нее.
Инклито продолжил тему:
— Один из них был мужчиной из рассказа Инканто. Этот Брикко сам похож на одного из них, как будто он почти стал одним из них.
Фава кивнула:
— Вот почему другие дети связывали его с ними, я уверена.
— Но ведь их нет, правда, пап? — спросила Мора. — Ты всегда так говоришь.
— Есть истории. — Он положил себе еще телятины. — Сегодня вечером мы услышали одну.
— Есть старые дома, — сказала Мора. — Не такие, как наш, а их старые дома, которые никому не нужны. — Ее медленная речь, возможно, придала ее словам больше веса, чем она намеревалась. — Люди видят их, а ночью они видят путешественников, располагающихся в них на ночлег, и воображают, что есть город, наполненный ими, который мы не можем найти.
— Инканто верит в них, — заявил ее отец. — Что вы знаете о них, Инканто?
Его мать потянулась через него, чтобы подтолкнуть мою руку:
— Съешьте что-нибудь. Ведь вы почти не притронулись к еде.
Чтобы удовлетворить ее, я проглотил еще кусочек.
— Я постился до этого ужина. Того, что я уже съел, мне более чем достаточно.
— Вы ничего не сказали о моей истории. — Снова обвинительный тон. — Вы сказали, что все эти истории были о долге. Моя была о привидениях и колдовстве.
— В таком случае я ошибся. Я прошу прощения, смиренно и покаянно.
— Вы верите в колдовство, Инканто? — спросила Мора. — В стрегу и стрего, как моя бабушка? В призраков?
— Я верю в призраков. — Я очень живо вспомнил призрак Гиацинт и его воздействие на Хряка, но предпочел не упоминать об этом воспоминании. — Самый лучший человек, которого я когда-либо знал, сказал мне однажды, давным-давно, что видел призрак пожилого человека, с которым он жил и которому помогал. Он не стал бы лгать мне — или кому бы то ни было, — и был внимательным наблюдателем.
— Призрак Турко исполнил свой долг, или мне так показалось, — сказал я матери Инклито. — Турко считал своим долгом, как ваш муж, защитить вас от Каско и от двух мужчин, которые, как он опасался, были похожи на Каско или могли стать похожими на него. Вы не замечали сходства ни в одном из них?
Она покачала головой, и я сказал:
— Мертвые должны смотреть на живых по-другому.
Инклито кивнул:
— Я тоже так думаю. Мужчины и женщины тоже смотрят по-разному. Девушка без ума от какого-то мужчины. Ее мать тоже любит его, но никогда об этом не скажет. Ее отец знает, что он бездельник и вор. Я вижу это все время.
— Вы еще не ответили на папин вопрос об Исчезнувших людях и ничего не сказали о ведьмах. Если вы верите в призраков, вы должны верить и в ведьм.
— Я верю, что есть люди, которых другие называют ведьмами, — сказал я. — Некоторые из них могут счесть, что им выгодно помогать людям верить в колдовство.
— Значит, вы верите в ведьм, но не в колдовство, — сказала Мора, и Фава хихикнула.
— Если хотите, можете сказать и так. Я думаю, это справедливо. Могу я задать вам вопрос о вашей истории, Мора? Вы сказали, что дочь великана плохо училась, по-моему, или, по крайней мере, намекали на это. Неужели она плохо училась по всем предметам? Или только по некоторым?
— История окончена, — объявила Мора.
— Я знаю одну девушку, которая получает ответ раньше учителя, — вставила Фава.
— По арифметике? Я так и думал. Есть люди, которые не знают всех хороших качеств, которыми они обладают. Мора — одна из них, я полагаю.
Видя, что мать Инклито собирается снова заговорить, я добавил:
— Человек, который предупредил Каско, был стрего, колдун, если хотите. Как он попал в сад, я не знаю, но, судя по тому, что сказала хозяйка, это было нетрудно. Что же касается предупреждения человека, собирающегося осквернить могилу, то не требуется большой мудрости, чтобы понять, что ничего хорошего из этого не выйдет. Если бы гадюка не укусила Каско, он был бы подвергнут остракизму, когда то, что он сделал, стало бы широко известно.
Все за столом дружно кивнули.
— Сегодня вечером меня несколько раз называли мудрым, — сказал я. — Я знаю, что это не так, но я достаточно мудр, чтобы знать, что сильные эмоции любого рода часто заставляют людей действовать очень глупо. Включая меня. Когда эмоция хорошая — любовь, например, — они часто бывают восхитительно глупы. Гнев, ненависть и жадность приводят к поступкам, о которых мы слышали в рассказе нашей хозяйки.
Инклито снова кивнул и сглотнул:
— Ты имеешь в виду жадность к иностранным картам?
— К картам и еде, — сказал я ему. — Я решил, что сегодня вечером буду есть очень мало, и взгляни на это. — Пока мы разговаривали, я практически очистил тарелку. — И ко многому другому.
Он ткнул столовым ножом в мою сторону:
— Ты веришь в Исчезнувших людей.