вать ее, то мало надежды, что мы, люди, сможем это сделать. Или мне так кажется.
Здесь я должен опустить очень много, если не хочу задержать вас на всю ночь. После того, как человек, который был предводителем, несколько раз едва не погиб, он присоединился к людям, которых вел. Вместе они прошли долгий путь и видели много странных вещей, о которых я не буду говорить сегодня вечером, пока не нашли заброшенное поселение, в центре которого стоял разрушенный посадочный аппарат.
(Шелк посчитал посадочный аппарат, который показала ему Мамелта, подземной башней; аппарат, найденный нами, действительно был башней, его нос был высок, как вершины самых высоких деревьев, и его гладкие линии излучали силу, которой он больше не обладал. Я вижу ее сейчас, эту слегка наклоненную башню, тускло поблескивающую в красноватом свете душного дня. Подобно гниющему трупу, она показывала ребра там, где были сняты боковые пластины. Как мы кричали от восторга, думая, что это спасет нас!)
В этих жалких хижинах были не только кости, но и карты, которые были нашими деньгами на Витке длинного солнца, и которые слишком часто были нашими деньгами здесь, карты, которые позволяли посадочному аппарату думать и говорить. Мы вновь вставили их в посадочный аппарат, и под руководством его монитора попытались восстановить сам посадочный аппарат, совершая набеги на несколько поселений, которые мы смогли найти, и иногда перенося тяжелые части с других посадочных аппаратов на десятки лиг. Затем сын предводителя нашел женщину в одном из этих поселений и навсегда отвернулся от своего отца, помогая поселенцам сражаться с ним и его людьми.
И один за другим они умирали, эти люди. Некоторые стали жертвами диких зверей, а некоторые — гниющих ран и лихорадки. Некоторые были убиты поселенцами, некоторых убили или захватили в плен инхуми. Им всегда казалось, что еще нескольких частей будет достаточно, еще трех, еще двух, еще одной — только одной! — и их посадочный аппарат сможет снова взлететь и вернуть их в Виток длинного солнца.
Пока, наконец, не осталось только двое с человеком, который снова стал их предводителем, и этот предводитель лежал при смерти.
Они покинули его, забрав и ужасный черный меч, и свет, который ему дали Соседи. Возможно, они все еще надеялись найти нужное им волноводное сочленение. Возможно, они просто надеялись, что их примет какое-нибудь поселение. Я знаю только, что он лежал, умирая, в посадочном аппарате и заглушил монитор, чтобы умереть спокойно.
Страшная тоска по жизни, которую он должен был потерять, охватила его, когда монитор замолчал. Он снял кольцо, которое не так давно подарила ему Саргасс, и, сжимая его руками, которые не так давно были толстыми и сильными, стал молить всех богов, которых только мог вспомнить, чтобы они послали Соседа исцелить его.
Никто не пришел, его ноги были холодными и мертвыми. Он чувствовал смертельную жажду и в это мгновение ему показалось, что его обманули, что все его сыновья должны быть у его смертного ложа, и Крапива, которая была его женой, и сама Саргасс. И он поднял... Он поднял...
Фава протянула мне свой носовой платок, маленький квадратик ткани, едва ли больше перочистки, отделанный грубым кружевом, и Инклито сунул мне в руку грязную салфетку.
Он поднял кольцо Саргасс, приставил его к глазу и посмотрел сквозь серебряный круг на надвигающуюся бездонную тьму. Тогда он увидел виток как нечто маленькое и яркое, удаляющееся в ночь за звездами; и по непонятным причинам почувствовал, что яркий круг кольца может удерживать ночь на расстоянии.
Через кольцо его увидела Соседка и пришла к нему, лежащему в агонии. Он рассказал ей, что было у него на сердце, и, когда он закончил, она сказала:
«Я не могу сделать тебя снова здоровым, и, если бы я могла, ты бы все равно остался здесь. Однако я могу сделать для тебя кое-что другое, если захочешь. Я могу послать твой дух в кого-то другого, в того, чей собственный дух умирает. Если хочешь, я найду кого-нибудь в том витке, в котором ты родился. Тогда там будет один здоровый человек, а не два умирающих, один здесь, а другой там».
Это было все, что я сказал Инклито, Море и остальным в ту ночь; но я согласился и оказался на коленях у открытого гроба женщины средних лет. Мои руки, ладони, лицо и шея были в крови, возле моей руки лежал старый, сточенный нож, покрытый кровью. В бедном маленьком домике, где я стоял на коленях, больше никого не было, и почти все в нем было порвано или сломано.
Я встал и, оставив мертвую женщину в гробу, открыл дверь и вышел в виток. Было уже немного за полдень, насколько я мог судить по сужающейся линии Длинного солнца.
Глава девятаяВТОРАЯ ИСТОРИЯ ФАВЫ:ДЕВОЧКА НА ЗЕЛЕНОЙ
История Инканто произошла на Зеленой. Несчастливая история, мы все можем согласиться. Лично меня очень опечалила смерть Крайта, сына предводителя. Инканто никогда не рассказывал нам, как они познакомились и почему он усыновил инхуму. Это будет очень хорошая история, я уверена, и мне жаль, что меня не будет здесь, когда он ее расскажет.
Я собираюсь использовать эти же декорации. Поскольку никто из нас никогда там не был, это позволит моему воображению играть так, как оно хочет, и Зеленая будет подходящим местом для такой причудливой истории, как моя.
На Зеленой, в теплом темном месте, счастливо жила маленькая девочка. Она ничего не видела, потому что вокруг было очень темно, но она все равно ничего не знала о том, что такое «зрение», поэтому и не скучала по нему. Она почти ничего не слышала, хотя время от времени слышала какие-то звуки и даже удивлялась им. В этом теплом темном месте была еда, которую она пила всякий раз, когда была голодна.
Ее еда кончалась, а теплое темное место становилось все более и более тесным, пока ее руки, спина и голова не оказались прижаты к его стенкам. Девочке становилось все более и более неудобно. Но и это еще не все. Чем сильнее она прижималась к теплому темному месту, тем яснее понимала, что, хотя это и был весь ее виток, за ним находится другой виток — странный, холодный и пугающий. Ее уши слышали несколько звуков, как я уже сказала. Ее разум услышал больше — звуки похоти и голода, которые очень испугали ее.
Она допила остатки еды, и голод перестал быть для нее только звуком снаружи, он стал внутренней потребностью. Женщина из рассказа Салики, которую буря затащила в дымоход, много лет ела столько, сколько хотела, и больше не хотела двигаться. В случае с этой маленькой девочкой все было наоборот. Умирая от голода, она вскоре начала тосковать по другому месту, где снова была бы еда.
Это, видите ли, путь витка. Сытые остаются там, где они есть, если могут. Голодные — странствуют.
Я вовсе не хочу сказать, что меня плохо кормили за твоим столом, Салика, хотя завтра я уезжаю, чтобы вместе со своим отцом странствовать по чужим городам. Ты всегда была более чем щедра со мной и делилась не только едой, но и своей любовью, а твой сын заменял мне отца, пока я была с тобой. Тем не менее, я жажду увидеть других людей моей собственной крови. Надеюсь, вы поймете, что я чувствую, и даже посочувствуете.
— Конечно! — воскликнула мать моего хозяина.
И Орев, с моего плеча:
— Плох вещь! Вещь летать.
Пришло время, когда маленькая девочка больше не могла выносить голод. Напрягшись, она изо всех сил надавила на это место телом, головой, руками и ногами. И когда это ничего не дало, она отчаянно вцепилась коготками в стены теплого темного места, которое было ее домом с тех пор, как она себя помнила.
Стены рухнули почти сразу, и она очутилась среди гниющих тростников и листьев. Понимаете, она не знала, что это такое. У нее не было имени ни для чего, кроме собственной персоны. Для нее они казались еще одной стеной, продолжением тепла и темноты, которые так долго окутывали ее. Она тоже вцепилась в них когтями и в конце концов, усталая и ослабевшая от голода, вырвалась на залитый солнцем берег реки.
Как я уже говорила, она не знала, кто она и откуда пришла. Она знала только, что голодна. Увидев зеленую воду, она почувствовала, что та была жидкой, как и ее пища, и тянула себя из грязи когтями, пока не погрузилась в воду.
Вскоре она обнаружила, что с ней в воде были сотни других младенцев. В какие игры они играли! Время от времени кто-нибудь из них пытался укусить ее, или она пыталась укусить их, но никто не пострадал. И с каждым днем они становились сильнее, но их оставалось меньше, потому что рыба, которой они питались, питалась ими.
Она была совершенно счастлива там, пока однажды...
Тут Фава прервала свой рассказ, спросив меня:
— Могу я воспользоваться твоим предводителем, Инканто? Твоим человеком на Зеленой? Я не причиню ему большого вреда, обещаю.
Я кивнул, надеясь, что никто, кроме Орева, не заметил моего волнения.
Но однажды, когда она прыгнула, спасаясь от особенно крупной и агрессивной рыбы, она увидела предводителя Инканто, идущего в полном одиночестве вдоль берега реки. Как только она увидела его, то поняла, что все, что она и ее товарищи по играм делали в реке, было неправильно, и выбралась на берег. Какое-то время она бежала за ним на четвереньках, как собака. Но это тоже казалось неправильным.
Плавание, еда и снова плавание в спокойной, залитой солнцем воде сделали ее намного сильнее. Она встала, как и он, и заковыляла за ним, оставляя в грязи свои детские следы.
Хотя она шла так быстро, как только могла, она не могла угнаться за ним, и тут из густых листьев вырвался зеленый хвататель и попытался схватить ее когтями, похожими на когти большой совы, но в десять раз больше. Хвататели — ужасные животные без перьев и шерсти, и они меняют цвет так, что их очень трудно увидеть. Представьте себе плохого ребенка размером со взрослого мужчину, с длинным хвостом и руками, похожими на совиные лапы. Этот хвататель заставил ее долго прятаться в воде, пока предводитель шел дальше.