По сути.
Заложникам не дано право выбирать. Но — обидно умереть вот так.
— Природа человека — единственное, что нельзя изменить чудом…
— Да он просто струсил! — вдруг сорвалась с места девушка. — Он… Он ищет отговорки!
— Тише, Тейчан! Простите ее, пожалуйста…
— Нельзя изменить чудом, но человек при желании может сделать это с собой сам, — словно не слыша ее, продолжил фразу Линго. — А от своего долга я отказаться не могу. Я и есть — долг. Если я откажусь от поручения, меня ждет нечто худшее, чем смерть, — НЕСУЩЕСТВОВАНИЕ. Я просто хочу убедиться в том, правильно ли вы ставите вопрос.
— Вы что, думаете, что наше решение было опрометчивым? — надулся Тапранон.
Девушка отошла к окну. Плечи ее неспокойно вздымались. Она не отстранилась в тень, тень словно сама скрыла ее, позволяя привести чувства в порядок. Ночь — уже третья, проведенная Линго за пределами Храма, — синеватым отсветом гасила вспыхнувший на щеках Тейчан румянец возмущения.
Разговор явно был не последним.
— У нее есть свои причины злиться, — заметил Рианальт.
— И потому я хочу быть уверен, что именно смерть Правителя является единственным выходом. Что она и является целью, а не средством достижения чего-то другого. Без этого сложно установить, каким должен быть Дар. Смерть того человека, как таковая, — или нормальная жизнь вашей общины.
— Без первого второе немыслимо — мы просчитали все варианты…
— …Тейчан осталась одинокой, и…
— …Убить одного человека проще, чем устроить большой переворот, на последнее для жертвоприношения может не хватить нас всех, как нам не сделать этого без магии…
— …Да эта сволочь другого не заслуживает!
Почему-то Линго казалось, что они говорят все сразу, и каждый — о своем. В его восприятии голоса всех собравшихся и мрачное молчание девушки сливались в единый комок. Даже не клубок — они были похожи на рваные нитки. И выделялись слова о Тейчан, выпадали из него, но даже за ними сквозило то, что придавало ниткам-чувствам-мыслям общий цвет, — ненависть.
За ярким пятном легко теряется богатство прочих полутонов.
— Десять заповедей возникли еще во времена Первой цивилизации. — Линго продолжал говорить, хотя сильно подозревал, что сейчас его просто не услышат. — Все нарушающее их только усугубляет общую тьму. Переставляя зло с места на место, мы не можем превратить его в добро.
— Даже если цель убийства — спасти другие жизни?! Много жизней?
Рианальт услышал. Кажется. Неизвестно насколько. Но что это давало сейчас?
— У Мироздания есть цели более высокие, чем цели человека. Мы призваны выполнять поручения людей и в первую очередь по мере сил стараемся достичь именно их. Сохранять равновесие — мало, надо стремиться его упрочить. Но это дано живущим — не нам. Поняв свое настоящее желание, вы могли бы этому помочь.
Почему-то Линго показалось, что он ведет этот спор уже не в первый раз. Может, когда-то давно кто-то в точности так же пытался убеждать его самого? Вспомнить бы — удалось ли это или новые взгляды возникли позже, в Храме…
— Мы знаем, чего хотим, Заложник! — обращение Норкриона (подчеркнуто не по временному имени) прозвучало не просто жестко — жестоко.
— Согласен. Я должен был высказаться проще, — покорно склонил голову Линго. — Тем, что живущие люди обычно именуют своими целями, убеждениями и идеями, можно оправдать вообще все, потому оправдания и недействительны перед высшими силами. Намерения и пути изменчивы, истинная цель — одна. Потому и желания, противоречащие Заповедям, требуют гораздо большей платы…
— Вы говорите о Широком Круге? — почти перебил его осененный страшной догадкой Норкрион.
Линго кивнул, и в наступившей тишине стало слышно треск фитиля свечи.
Одно дело знать теоретически, что Заложник может потребовать у всех обратившихся в Храм разделить его жертву. Другое — услышать приговор от него самого. Слишком редко Широкий Круг объявляли на практике.
Громко звякнуло что-то наверху. Еще громче лязгнуло самодельное ожерелье Тейчан — молодая женщина с отвращением сдернула украшение и ожесточенно швырнула его, не глядя, в угол, словно в нем таилось проклятие, и она развернулась лицом ко всем остальным.
— Широкий Круг… — глухим эхом повторил Тапранон.
Перед его глазами почему-то возник валяющийся на дне лодки мизинец.
— Широкий Круг, — словно прощупывая языком страшные слова, шевельнул губами Норкрион. — …Такова цена?
— При этом поручении — да, — подтвердил Линго.
Если бы он не отучился ругаться, он бы сейчас выругался. Неужели они в самом деле не понимали до конца, на что идут? Их реакция удивила его. Но еще сильней — собственная: Линго их было почти жаль.
— Может, хватит разговоров на сегодня?
Его предложение восприняли как приказ.
«Но ведь я же хотел сказать не это!»
Он в самом деле просто не успел сказать всего, что хотел. Объяснив цену убийства Правителя, Линго собирался остановиться на том, что благо общины, вероятно, потребует гораздо меньшей жертвы. Проблема, единственным средством избавления от которой эти люди считали если не убийство, то переворот, могла иметь и какое-либо третье решение, просто не пришедшее им на ум.
Теперь Линго надеялся, что Широкий Круг напугает их достаточно сильно, чтобы они сами захотели выслушать другие варианты. Но пока новость была слишком ярка, стоило дать им время ее переварить и лишь потом продолжить объяснение.
И так ведь все просто: сознают люди это или нет — все они в некотором смысле заложники Мироздания.
Призванный Заложник— только инструмент, не более…
Ему удалось поспать около часа.
— Вы спите, Линго?…Спите? — тихо позвал его вернувшийся с улицы Норкрион.
Линго узнал старейшину по голосу, не открывая глаз, и, ни слова не говоря, сел в кровати.
— Я слушаю.
— Можно спросить?
— Спрашивайте.
Старичишка огляделся по сторонам, видно, проверяя, не подслушивает ли кто, а потом, довольно живо для его возраста, пересек комнату и пододвинул табурет к кровати.: Глаза его неспокойно зыркали (не так, как у Рианальта), а в целом взгляд казался каким-то виноватым.
— Я это… — потупился он, поняв, что Линго разглядывает его, — Послал людей…
— Вы о чем? — С легкой грустью Заложник осознал, что ему снова вряд ли дадут шанс растолковать свою мысль: Норкри-она сейчас заботило (и крайне сильно) нечто совсем иное.
— Это не недоверие к Храму, Боже упаси! — сбивчиво и быстро-быстро зашептал старейшина. — Я не мог быть уверен на сто процентов, что к нему удастся добраться, вот и решил… Они в столице — мои люди. И не только из нашей общины — всюду одна и та же беда… Тапранон бы расстроился, узнав об этом, а вам необходимо быть в курсе… я так понимаю. Скажите — это ведь почти одно и то же поручение: уничтожить Пермангира или прикрыть тех, кто сделает это своими руками?
— Не очень «почти». — Линго не смог скрыть свое оживление. — Защита — не убийство.
— Но вы… можете? — с надеждой заглянул ему в глаза Нор-крион. — Вы можете сделать так, чтобы они смогли добраться до него незамеченными?
«Да!» — хотел сказать Линго, чувствуя, что с его души снимается неприятный груз, но удержался. Он не мог сейчас утверждать это наверняка и не имел права вводить в заблуждение просителей.
— Возможно, — произнес он вслух.
— У вас в самом деле есть на это право? — нетерпеливо и радостно переспросил Норкрион.
— Да.
— И для этого не нужен Широкий Круг?
— Не нужен. — Линго даже слегка улыбнулся. Жаль, конечно, что его пребывание здесь оказалось таким коротким, но все же этот вариант — лучше. Несравнимо.
— Сделайте это! — жадно схватил его за рукав старейшина. —.. Что для этого надо?
— Погодите…
Линго положил на колени перевязанную руку и уставился на камень в перстне. Жертва «замены» была самой простой. Жизнь за жизнь, плюс поправка на усиление… Минус: предполагаемые обстоятельства возможной гибели тех, от кого надо отвести беду. Если им было суждено не погибнуть на месте, а попасться в лапы патруля, откупиться легкой смертью не удастся. Только разве это имеет значение? В любом случае надо перебрать в уме ограниченное количество вариантов, а когда будет назван правильный, камень даст знак.
Под блестящими гранями не вспыхнуло ни искорки.
— Ну? — нетерпеливо вытянул вперед шею старейшина.
— Он должен засветиться, — указал на камень Линго.
Трех, четырех, пяти вариантов не хватило. И десяти. И больше.
Камень молчал, хотя теоретически должен был уже дать ответ.
После напряженного получасового молчания Линго устало покачал головой.
— Когда они ушли?
— Сразу после Тапранона. Вечером.
— Около четырех дней назад… — задумчиво подытожил Заложник.
— Пяти, — уточнил старейшина. — Так как, вы можете? Похоже, он уже догадывался об ответе, в нотки надежды вкрался привкус отчаяния.
— Боюсь, что нет, — сказал Линго, продолжая глядеть на камень уже просто так. Обрубок мизинца под повязкой почему-то зачесался и заныл. — Подозреваю, что с этим мы опоздали.
— Нет!!! — скривилось лицо старичка. — Простите… Да что же… Он раздосадованно махнул рукой и выбежал из комнаты.
Останавливать его Линго не стал.
— Я буду молиться за них, — только и сказал он закрывшейся двери.
— Да вот, и мне тоже показалось, что он просто не хочет… — увидев появившегося на пороге Линго, Тапранон резко смолк, а Тейчан, слушавшая его, вздрогнула и уронила на землю ведро. Пустое.
Линго вяло улыбнулся. Его лицо снова скрывал капюшон, и возникшего под ним выражения видеть они не могли. Наивные люди… Его желание не играло никакой роди.
— Доброе утро!
Утро еще только начиналось, от большинства хибар и домиков так и веяло дремотой. Возможно, только они трое не спали в такую рань.
Удивительное время суток — утро. Словно вокруг нет ни запустения, ни нищеты: взгляд притягивает роса на примятой траве и не позволяет оторвать взгляд, а отражения в ней слишком мелки. И Тейчан в бесформенном платье-балахоне, и Тапра-нон без плаща, в какой-то дерюге, выглядят частью утреннего пейзажа, будто не жжет их изнутри огненная злость и не о желании убить говорили они только что между собой. Утро…