Первое воспоминание Халли о деде: морщинистое лицо близоруко щурится на него, старик гадает, почему глупый пятилетний мальчишка решил в одиночку накормить свиней. В тот день он перепачкался не меньше, чем сегодня. Тоже шел дождь, летняя морось, и голодная старая свиноматка сбила его с ног. Отец спас Халли и отвесил ему могучую оплеуху, так, что зазвенело в ушах, – от испуга, что чуть не потерял сына.
Дед спросил, почему он это сделал. Дед всегда так поступал. «Почему?» и «Почему не?» были его любимыми вопросами. Халли представил деда судьей, облаченным в золото, всегда, прежде чем вынести решение, задающим людям этот вопрос.
Солнце уползало под землю, дождь сменился туманом. Опасный час, время бояться призраков. Но не дедова. Если какая-то нежить поднимется со своей каменной постели, дед встанет и защитит внука. Халли в этом не сомневался.
– Ха!
Его сердце пропустило удар. Обернувшись, он увидел в тумане силуэты – но не призраков. Молодых людей. Четверых. Тех самых, которых хотел бы никогда не видеть на этом месте.
– Так-так-так, что у нас тут? Попрошайка? Червь, роющийся в грязи?
Халли замер, потом медленно, нарочито провел грязной рукой по лицу и еще медленней поднялся навстречу хозяину голоса.
Не ему одному, нет. Эйлейфр никогда не ходил в одиночку. Эгиль. Хьяллр. Двоюродный брат Эйлейфра Биргир. Они всегда были вместе. Халли подумал о лопате, но ее забрал отец. У него не было ни камня, ни палки. Он стоял безоружный по щиколотку в жидкой грязи.
– Оставь его в покое, – сказал Биргир, который тоже не был Халли другом. – Он хоронит старого нитсинга[17]. Через семь дней его отец сможет хлебнуть сьюунда и присвоить титул себе.
Нет даже ремня с пряжкой. Он мог бы бросить вызов им всем. Но один Биргир весил больше него и был на голову выше. И, конечно, они с оружием.
– Что ты положил со стариком? – спросил Эйлейфр. – Золотые кольца? Великий меч?
Его приспешники расхохотались. Эйлейфр был наследником Райнбьёрда, самого богатого человека в Лайре. Сейчас Эйлейфр казался серым призраком в тумане, но, без сомнений, у него был меч, и отличный. Следующим летом Эйлейфр сможет снарядить корабль и, как надеялся Халли, взять своих дружков на борт, чтобы все они утонули в открытом море.
– Где меч, нитсингово отродье? Где твое наследство? Зарежешь ли ты всех свиней, чтобы деревня собралась на погребальный пир?
– Этих костлявых свиней едва хватит на одного Биргира, – заявил Эгиль под общий смех.
Любое слово приведет к драке, а драку он проиграет. Может погибнуть здесь, и его отец, сам уже старик, останется один. Родных у них не было. Они жили на краю деревни. Зимой им предстояло кормить свиней и выживать охотой.
– Где меч? – подхватил тему Эгиль. – Погребен вместе с ним?
– Удача Хеорота уж точно там, – сказал Эйлейфр. – Под этой кучей грязи. Удача Лайре. И с ними удача старого лорда, под грязью. Взгляните на этого нитсинга: луна исхудала до обглоданной корки – ни славы, ни живота, костлявая, голодная луна. Похоронив старого дурака, ты не разделаешься с проклятьем. Тут нужно золото. Проси меня, нитсинг, умоляй взять с нами в рейд следующим летом.
– Ха! – Вот и все, что смог сказать Халли. Внутри кипел гнев, злость боролась с дедовым холодным здравомыслием. Нужно избежать схватки или хотя бы выбраться на более твердую почву. Бежать? Он пойдет шагом. Если они нападут, уложит одного. Может, Эгиля. Он сосредоточится на Эгиле. Эйлейфр носит кольчугу и кольца на пальцах.
Он зашагал. Миновал обидчиков и услышал их гиканье и насмешки, но продолжил идти, а они решили не нападать… по крайней мере, открыто. Они пристроились сзади, в тумане и подступавших сумерках, и, шагая, он думал, что сейчас самое время для камня в спину – так они развлекались в деревне, – вот только все камни лежали в дедовом кургане.
И если они не тронули его, так лишь потому, что драка здесь, на могиле деда, в такой час, могла сослужить им недобрую службу. В деревне закрывали глаза на поступки Эйлейфра, и если страдал слабый, вина была в его слабости, но напасть ночью, пока он хоронил деда… это связало бы их с дедовой историей, стало бы еще одним печальным, бесславным деянием, из которых складывалась проклятая долгая жизнь старика. Халли Эгглафссон погиб безоружный, забитый до смерти у ног деда? Этот поступок не был благородным, а Эйлейфр жаждал славы… подобно еще одному человеку, которого он мог назвать, но мир никогда не назовет.
Гёт Беовульф. Человек, которому Хродгар доверял больше всех в мире, ведь он потратил золото на дядю Беовульфа и заплатил виру, избавив Гёта от его судьбы. Хель не обманешь. Золотом не исцелить ненависть. Хродгар не прислушался к совету деда, упрекнул его через своего друга Эскера и заглушил мудрые речи. Однако скальды наделили Беовульфа верностью.
Почему? Потому что Беовульф стал королем Гёталанда. И привез золото, которое получил от Хродгара. С учетом всего этого из Беовульфа вышла прекрасная легенда.
Как и из Хродгара… на время.
Но Беовульф забрал не только золото. Он взял Хрунтинг, меч, который нельзя одолеть в битве… и назвал его ложью, подделкой и обманом.
И теперь данами правит пес. Мелкий одноглазый пес, дворняга, поставленная над ними королем шведов, который заявил: если кто-то явится к нему и скажет, что дворняга мертва, этого человека тоже ждет смерть.
Что означало: берегите королишку, драчливые даны, раз уж ваши лорды перебили друг друга. Берегите этого короля. Берегите шавку. И учитесь сдержанности.
Можно ли пасть ниже?
И все потому, что они лишились меча. Лишились своей удачи.
Туман окутал деревню, скрыл домишко, скрыл все вокруг. Халли потянул за веревку на щеколде, толкнул дверь – и почувствовал сильный запах эля, немалая часть которого пролилась на пол. Отец, так и не снявший грязной одежды и сапог, сидел у огня и пил. Халли зачерпнул себе кружку и тоже сел.
Скамья лишилась одного человека. Но она лишилась его давно, когда дед заболел.
Они выпили, и отец спросил:
– Ты доволен?
Халли задавал себе этот вопрос. Он задумался, сделал два долгих глотка, которые не пригасили бушевавший внутри гнев. Наконец ответил:
– Эйлейфр с его бандой уже нашли могилу.
– Ты с ними дрался?
– Я похож на мертвеца? Нет. Не дрался. – Третий глоток, вкусом схожий с горьким стыдом. – Отец, ты когда-нибудь видел меч?
– Не помню такого, – ответил отец.
– Я знаю, почему дед одолжил его.
– Хродгар приказал. Потому что он оскорбил гостя Хеорота.
– Дед усомнился в репутации гостя. Тот вполне мог отшутиться веселым рассказом, если ему было что сказать. Но Беовульф лишь отчасти опроверг слова деда. Нет. Я знаю, что лорд был недоволен дедом в то утро. Но дед говорил, что на Хрунтинге лежит одно простое заклятие. Он никогда не подводит в битве героя. А Беовульфа подвел. Значит, дед не зря в нем усомнился.
– В его правоте мало толку. Беовульф лишился меча. Но вернулся живым.
– И Хродгар отдал ему золото. Столько, сколько он мог унести. И Беовульф уплыл прочь, не оглядываясь. Хродгар думал, отданное им золото приведет воинов, а те принесут новое золото. Но удача погибла вместе с Хрунтингом. И все воины ушли вслед за золотом. Гёты Беовульфа сбежали в Швецию и бросили нас сражаться с франками и Белым Богом, с шелудивой шавкой в качестве короля. Наша удача лежит на дне того озера, с костями Гренделя, и правда лежит там вместе с ней.
– С этим мы ничего не можем поделать. – Отец поднялся, зачерпнул еще кружку эля. – Старика больше нет. И меча больше нет. Через семь дней нас ждет сьюунд, и мы можем лишиться дома и земли, если не зарежем хотя бы половину свиней и не устроим пир для деревни. Завтра мы отправимся на охоту. Посмотрим, не удастся ли добыть шкур на продажу, чтобы спасти наших свиней.
Таков был закон. Таков был сьюунд, эль для мертвеца, который подтверждал право на наследство, а отцу предстояло унаследовать лишь крошечный домишко да загон для свиней – и, возможно, никаких свиней, потому что они должны были угостить деревню и разделить с ней эль, чтобы все признали их наследство.
Эйлейфр и его приспешники придут и будут похваляться своим кораблем, своими великими планами и везением.
Отец и мать Эйлейфра непременно придут и будут презрительно смотреть на их домишко и убогие пожитки.
Прадед Эгглаф сам владел Хрунтингом, добывал золото в битве, помог Хродгару возвыситься. Великий человек. Настоящий герой, ни разу не проигравший в битве, не дававший франкам ступить на датскую землю.
И Эйлейфр будет насмехаться над ними, пока отец пытается придумать, как спасти свиней.
– Нет, – сказал он. – Ступай на охоту, отец, и пусть Один направит твои стрелы, а я пойду к озеру Гренделя.
– Нет! Нет. Ни в коем случае.
Халли поднялся. На улице он продрог до костей. В доме он не снял ни куртки, ни сапог, и теперь эль разгорячил его. Он направился к колышкам, на которых висело охотничье снаряжение, взял свои вещи и разделочный нож.
– Сын. – Отец вскочил на ноги. – Сын, в тебе говорит эль. Очнись.
– Я очнулся, отец. Я пришел в себя. Я отправляюсь к Грендельсъяру, чтобы увидеть то, что смогу увидеть. Грендель мертв, ведь так? И его мать тоже. Чего мне бояться?
– Это гиблое болото. Проклятое место.
– Проклятье – это сдаться. Меч не утрачен, пока мы не сдадимся. А я не собираюсь сдаваться. Дед будет спать спокойней, когда получит его. И, может, нам больше не придется терпеть пса в качестве короля. – Он продел кожаный шнурок в отверстие на ноже, завязал и повесил нож на плечо. – Охоться на оленя, отец. Я буду охотиться на меч. И я вернусь до сьюунда.
– Ты спятил. – Отец подошел к столу в углу, взял грязными пальцами вчерашнюю землистую буханку хлеба и отдал сыну. – Хотя бы возьми с собой это. Посмотри. И возвращайся поскорее. Я добуду оленя, и мне понадобится этот нож.
– Надеюсь, моя добыча будет лучше, – ответил он, обнял отца и хлопнул по спине. – Добудь хотя бы одного оленя, отец.