В тесном помещении стало тихо. Крейн снова взглянул на Гилкриста, но тот смотрел на урну так же напряженно, как Мирин.
– И как сдохла крыса? – спросил Крейн.
Лицо взломщицы потемнело.
– Скверно, – сказала она. – Так вот моя цена. Райкер тоже должен сдохнуть так. Скверно.
– Желание мести – естественное желание, – сказал Крейн. – Время от времени я сам ему поддаюсь. Но нас всего трое, и из нас троих только ты знакома с этим Райкером и с обстановкой. Мы с Гилкристом здесь чужаки.
– Так лучше, – сказала Мирин. – В наши дни и у стен бывают уши. Не знаешь, кому доверять. Поэтому ни одна душа в Колгриде не знает, что я задумала.
– Откровенно говоря, мадам Мирин, – Крейн снял с колен нитку, посмотрел на нее и отбросил, – вам лучше открыть сейф и на щедрое вознаграждение нанять убийцу. Мы даже можем связать вас с подходящим человеком.
Мирин вызывающе посмотрела на него.
– Если вы вошли в поместье и вышли оттуда живыми и невредимыми, вы и с этой работой справитесь. Цена остается прежней.
Крейн открыл рот, собираясь ответить.
– Мы это сделаем, – сказал Гилкрист. Его черные глаза блестели. – У тебя есть план?
Мирин протяжно выдохнула. Она внимательнее посмотрела на Гилкриста и кивнула.
– Да. Я много об этом думала после смерти Пьетро. – Она повернулась к Крейну: – Ты говоришь, он делает. Верно?
– Такие вещи всегда сложнее, чем кажутся, – спокойно ответил Крейн. – Но если другая плата тебя не устраивает, мистер Гилкрист говорил от нас обоих. Мы поможем тебе в твоей мести.
– Хорошо.
Мирин несколько мгновений мешкала, потом подошла к урне и всунула в нее пальцы. Пепел показался холодным Крейну, а потом Гилкристу, когда они пожимали руку Мирин.
Очередь рабочих тянулась от ворот фабрики и заворачивала за угол. Бедно одетые мужчины и женщины топали ногами и терли руки, пытаясь согреться. Некоторые приспускали маски с фильтрами, чтобы сделать затяжку из глиняной трубки, которую передавали из одной грязной руки в другую. Не снимая масок, Крейн и Гилкрист встали в конец очереди.
– Какая жуткая архитектура, – сказал Крейн, откидывая голову и разглядывая фабрику.
Ее высокие кирпичные стены без окон почернели от сажи, чугунные ворота были усажены острыми шипами, а на черепичной крыше несколько огромных дымовых труб уже лили в небо чернила.
– Путей отхода немного, – заметил Гилкрист.
Они вышли из очереди, прошли вперед и там втиснулись обратно; помогло то, что Крейн достал из кармана пальто жестянку с порошком, а Гилкрист ударил локтем одного из рабочих, вздумавшего протестовать. Подойдя ближе, они увидели сами ворота, охраняемые двумя караульными с дубинками. На их нагрудниках красовался красный круг.
Послышался мерный, какой-то механический цокот по булыжной мостовой, и оба караульных вытянулись в струнку. Один пошел вдоль очереди, размахивая дубинкой и рявкая «в цепочку по одному». Рабочие перестроились, Крейн и Гилкрист тоже. Все обернулись и смотрели, как по улице движется, цокая копытами, большая черная лошадь, напоминающая огромное черное насекомое; с образцовой синхронностью перебирая ногами, лошадь везла черную карету.
Карета с задернутыми занавесками проехала мимо очереди; рабочие зашептались. На крыше кареты было установлено заграждение, а в нем лежали три бочонка, прочно привязанные канатами. Лошадь остановилась у ворот, кучер слез с козел и надел грязные перчатки, прежде чем открыть дверцу кареты.
Вышел здоровяк с мощными плечами, широкой грудью и заметным животом, скрытым под отлично сшитым черно-красным жилетом. Из-за грузного тела и торчавших из рукавов рук боксера, узловатых, со шрамами, казалось, что эта модная дорогая одежда – с чужого плеча; широкий плоёный воротник, обнимавший шею, другого бы украсил, но Райкеру он придавал сходство с ящерицей-людоедом из Нового Света. Это впечатление усиливала богато украшенная маска, выполненная в виде звериной морды и снабженная серебряными острыми, как бритва, зубами, оскаленными в улыбке.
Пока грузчик с лицом, как свиное рыло, разгружал бочонки, Райкер поправлял манжеты. Когда он, шатаясь, понес последний бочонок, Райкер нетерпеливо фыркнул, отобрал у него бочонок и поднял на свое широкое плечо так, словно тот ничего не весил.
– Мирин не сказала, что этот человек – колосс в буквальном смысле слова, – сказал Крейн, внимательно наблюдая, как Райкер в сопровождении толпы служителей идет к воротам фабрики.
– Двигается легко, – сказал Гилкрист, глядя на его походку.
Дрожь предвкушения прошла по очереди, мимо которой несли бочонки. Один из мужчин, чьи большие пальцы были выпачканы порошком, улыбнулся беззубым ртом.
– Большая поставка, – сказал он. – Я слышал, она чище предыдущей. Чистая, чистая.
Крейн втянул воздух сквозь зубы.
– Необычайно много наркотика, Гилкрист, – прошептал он. – Три бочонка, уже обработанный. Стоит целое состояние, полагаю.
Гилкрист подсчитал.
– Два с половиной веса в серебре.
– Тот пожар все еще меня преследует, – мрачно сказал Крейн.
– По сравнению с тем, что в сейфе, это сущие гроши, – напомнил Гилкрист.
Один из помощников протянул Райкеру список на листе бумаги, другой что-то зашептал ему на ухо. Райкер повернулся к очереди, и все замерли.
– Сегодня только пятьдесят, – сказал Райкер голосом несколько писклявым из-за маски. – Предпочтение тем, кто уже отмечен. Остальные – вон отсюда.
Половина очереди возбужденно устремилась вперед, едва не сбив с ног Крейна и Гилкриста; все торопливо обнажали запястья и стирали грязь, чтобы показать знак, нанесенный красными чернилами. Остальные разочарованно взвыли; кое-кто старался с помощью слюны перенести на себя часть красной краски с соседа.
Худая женщина с растрепанными седыми волосами прорвалась и бросилась к Райкеру.
– Моя Скади, моя маленькая Скади, где она? – завывала она, схватив его за руку. – Она кашляет, впустите меня. Я буду работать больше всех, клянусь, клянусь…
Райкер полуобернулся и ударом кулака отправил женщину на землю. Ее голова с влажным шлепком соприкоснулась с булыжником мостовой. Он бесстрастно смотрел, как она корчится и воет. Подбежал стражник и оттащил женщину, а Райкер пошел дальше к воротам, глядя в листок.
Крейн и Гилкрист еще немного постояли, потом смешались с гомонящими рабочими и двинулись обратно – той же дорогой, какой пришли. Гилкрист сжимал кулаки.
Они уже свернули за угол и шагали по грязному переулку, где их никто не мог увидеть, когда Крейн заговорил.
– Никакой бухгалтерской книги не существует, Гилкрист.
Гилкрист посмотрел на него:
– И что это значит, Крейн?
Его голос прозвучал резко.
– Ты хорошо справляешься со счетами и балансами, – сказал Крейн. – Но в вопросах морали бухгалтерского учета не бывает. Нельзя смыть с рук кровь одного человека кровью другого.
Широкая спина Гилкриста напряглась. Он остановился.
– Так вот как ты про меня думаешь?
Крейн опустил со рта маску с фильтром.
– Да, ты считаешь, что есть люди гораздо хуже тебя и что ты смягчишь свою вину, если устранишь их, – сказал он. – Это иллюзия. Самообман. Тебе это не к лицу.
– Благодаря этому мы откроем сейф, – сказал Гилкрист.
Крейн усмехнулся.
– Ты был готов заставить ее сделать это, – сказал он. – Под угрозой ножа. Тебя тронула ее трагическая история. Это – и еще то, что наш объект эксплуатирует детей. Или я чего-то не понял?
Гилкрист неуверенно пожал плечами.
– Я видел, что угрозы не подействуют. Ей терять нечего.
– Она хотела, чтобы мы в это поверили, – просипел Крейн. – Но не сумела описать действие цианида. Почему бы это?
Гилкрист пошел дальше.
– Не все разбираются в ядах, Крейн.
– Нам следовало бы отнести сейф куда-нибудь еще. – Синие жилы на шее Крейна вздулись, тон был ледяным. – Мы действуем на вражеской территории, и на нашего союзника, как я считаю, полностью полагаться нельзя. – Он пошел за напарником. – Связываться с тем, за кем мы только что наблюдали, опасно. Райкер не кажется мне человеком, которого можно пытаться убить дважды.
Гилкрист продолжал смотреть вперед.
– К счастью, нам нужно это сделать всего раз.
Длинноногий Крейг догнал его.
– Твое немногословие становится утомительным, – фыркнул он. – Я хочу поговорить о том, что произошло, когда мы уходили из поместья Туле.
– Я помню, что произошло.
– Ты перерезал человеку горло, чтобы он не смог поднять тревогу, – сказал Крейн. – Если бы ты этого не сделал, сейчас мы оба болтались бы на виселице. Ты променял его жизнь на наши, как сделал бы и я в таких обстоятельствах.
Он взял Гилкриста за плечо.
Гилкрист развернулся, схватил его за руку и прижал Крейна к закрученной стене дома, оскалив зубы, как дикарь.
– У этого сторожа были дети, – сказал он. – Я потом видел их обувь. За караулкой. Ты проводил разведку. И ничего не сказал об этом.
Крейн, моргая, смотрел на невиданную прежде картину: рука Гилкриста у него на горле. На мгновение его лицо исказил гнев, но это выражение сразу исчезло.
– Это не имело отношения к делу, – сказал он, подчеркивая каждое слово.
– Для тебя, – закончил Гилкрист. – А еще у него на лбу был пепел. Это означает, что у детей нет матери. Это означает, что они кончат на улице или их продадут на фабрику.
– Бывает и хуже, – с вызовом сказал Крейн. – Ты пережил то же самое и уцелел.
Говорил он спокойно, но его уши пылали.
Гилкрист отступил. Убрал руку.
– Это я и имею в виду, Крейн. – Он хрипло рассмеялся. – Меньше всего я хочу, чтобы появились такие, как я.
Крейн потер горло. И ничего не сказал.
Когда они вернулись в мастерскую, Крейн, не трогая дверного молотка, постучал кулаком – так, как они условились. На этот раз Мирин сразу впустила их. На ее лбу был свежий пепел.
– Видели его? Видели его маску? – спросила она, стаскивая с одного уха резиновую «чашку» с прикрепленной к ней слуховой трубкой. Сейф стоял на верстаке, окруженный множеством разных ключей и остроконечных инструментов, один из которых торчал из паза для запирающего зуба. – Я прослушивала, – объяснила она, закрывая за ними дверь. – Там липко. На него что-то пролили.