Что же, спасибо на этом. Наблюдаю, буду наблюдать, я умнее, чем думают все они обо мне — и Гус, и Аттикус.
— Однако дурак, что вернул ему тело, — хмуро дополнила я и в очередной раз подумала, хотел Вольфгант этого или нет.
— Верно, — улыбнулся Аттикус.
— А где сам Раскаль? — спросила я, задумчиво наматывая волосы на палец. Аттикус смотрел на меня так открыто, что ему хотелось верить, а не фильтровать каждую произнесенную фразу.
— Не могу сказать. Но думаю, что восставшие и его рук дело, а не только Книги. А теперь позволь с тобой распрощаться, Дайан. И попросить запомнить все то, что я сказал.
IV. Я иду на зов. Глава девятнадцатая
Впоследствии мне так и не удалось вспомнить подробности той ушедшей в вечность ночи. Я разлепила глаза на следующий день и застонала от кошмарной головной боли.
Перед глазами мерно качалась какая-то тряпка и издавала мелодичные звуки, отдававшиеся в мозгу, как звон колоколов в Храмах Единого. Я лежала, не шевелясь, справедливо полагая, что организм сам знает, как ему реагировать на неизвестные предметы, самостоятельно летающие в воздухе. Мозг пока на такой глубокий анализ способен не был, и я продолжала пытаться разглядеть эту непонятную штуковину через мутную пелену перед глазами. Потом, спустя невероятно долгую секунду, я вдруг вспомнила, что если моргнуть — то зрение вернется. И я моргнула.
По ощущениям в теле и в сознании, в следующий раз я открыла глаза часа через четыре. Тряпка все еще висела передо мной в воздухе, раскачиваясь и звеня какой-то погремушкой, привязанной к ней — это все я рассмотрела, когда ко мне вернулась способность соображать.
Я осторожно, насколько это было возможно в моем состоянии, поднялась с постели, не задевая таинственную вещь, и осмотрела себя. Удивительно, но на мне была надета моя собственная рубашка, и вообще — находилась я дома. Обратившись к своей памяти, я обнаружила лишь кошмар и решила больше об этом не думать.
Я покачала головой и медленно надела привычную дневную одежду, которую кто-то аккуратно сложил прямо на мои книги. Потом я обратила пристальное внимание на таинственную звенящую тряпку. Но ничего странного в ней, кроме места зависания, не было.
— И что, собственно, это было, мне интересно? — прохрипела я в пустоту комнаты.
Надо спросить Самуэля, наверное, это не просто так. Неужели он создал мне успокоитель, как малому ребенку, у которого режутся зубки?
На кухню я вышла, не ожидая увидеть Самуэля. Но как повелось — я снова ошиблась, старик сидел и что-то шептал.
Я подошла поближе, вглядываясь в длинное, испещренное глубокими морщинами лицо, но оно было бесстрастным. Потом я заметила, что тело старика напряжено, словно струна, натянутая до предела, руки с силой сжимают худые колени и спина прямая. Самуэль колдовал.
Как можно осторожнее я присела у его ног и положила руки на неподвижные кисти. Он дернулся, но тут же успокоился и не стал прерываться.
Когда-то я прочитала в книгах, что человек равнодушный, лишенный сильных эмоций никогда не сможет стать магом, потому что магия подпитывается за счет отражений человеческих чувств. На месте, где произошло убийство, очень легко навредить, а в доме, полном любви, сотворить темное проклятие невозможно. Я теоретически знала, что можно увидеть эти отражения, и они похожи на причудливые разводы краски в воде: красное — любовь, черное — ненависть и смерть, голубое — дружба, мягкий сиреневый — материнские чувства. Очень психоделическая картина мира, если окидывать все одним взглядом. Дух захватывало. И чтобы подпитывать этими отражениями свои слова и превращать их в заклинания, нужно было быть... сентиментальным, пожалуй, очень легко поддаваться чувствам. Так говорили книги о магах врожденных, а что там с Тенями, магами обученными, никому, кроме самих Теней, ведомо не было, но, может, в этом и крылась разгадка того, о чем говорил мне Гус: маг врожденный не сможет стать обученным магом, стать Тенью.
Сейчас мое сердце наполнялось нежностью к старику. Моя была эта нежность или его, неважно, очень скоро она становилась одной на двоих. Самые надежные защитные заклинания были построены на доверии, преданности и любви.
Я никогда не забывала, что несколько лет назад была во Фристаде ничем и никем и сейчас всем обязана Самуэлю. Чем отплатить человеку, которому почему-то нравится видеть у себя дома мою физиономию, я не знала. Я много раз порывалась съехать на съемную квартиру, благо в деньгах не было особого недостатка, но Самуэль возражал, и мне приходилось оставаться.
Рука под моей ладонью расслабилась и немного пошевелилась — я встрепенулась.
— Привет, уставшая барышня, — слабо улыбнулся старик, — успокоитель должен был тебе помочь.
— Не… — начала было я, и Самуэль только сжал мою руку, а потом, улыбнувшись, погладил меня по голове.
Я легонько поцеловала старика в теплую щеку, получив в ответ благодарный взгляд, и направилась к шкафу, где хранилось мясо с овощами. Есть хотелось, словно в желудке ничего не было вот уже месяц. А еще я думала, что весь мой распорядок дня, который и раньше не отличался стабильностью, стал совершенно оборотническим — тем, диким, какой был у моих давних предков в те времена, когда не существовало ни Фристады, ни Теней… или Тени были всегда?
С Гусом мы встретились, как и было условлено, в «Прогнившей руке», точнее, возле нее, потому что после нападения восставших все увеселительные заведения были закрыты, и я сразу сказала Гусу, что времени терять не стоит. Мы не теряли. Пока я отиралась возле «Прогнившей руки», собирая городские сплетни, которых, к слову сказать, было много и все крайне противоречивые, Гус смотался к себе и вернулся, обвешанный всякой ерундой.
— Куда мы идем? — весело спросил он. — С тобой, ко… тьфу, хоть на край света!
Я вздохнула и пропустила его кривляние мимо ушей.
— Книга где-то рядом с Вольфгантом, если верить Теням. И неизвестно где, если верить тварям. Какого Серого они делали на кладбище, если Вольфгант был этим так недоволен? Помнишь, о чем они говорили?
— Минуталь сказал: «Мы попытался пройти в кладбище, там защитники, у нас не вышло». Или нет. «Мы не получилось». Вообще это важно?
Я растерянно посмотрела на Гуса, но его лицо было непроницаемым. На секунду мне почудилось, что Гус больше Тень, чем пытается показать. Я махнула ему рукой в неопределенном пока направлении, и он послушно поплелся, бряцая своим барахлом.
— Вольфгант спросил: «Кто?», а минуталь ответил: «Гребень не уметь звать, их было не один», — продолжал Гус. — Твои версии, ко… торые пришли тебе в голову? — тут же вывернулся он, покосившись на кинжал, болтавшийся у меня на поясе.
— Звать, — сказала я, сделав вид, что не заметила его оговорки. — Звать. Он понял, о чем именно спрашивал Вольфгант?
— Они разумны, они проявляют разум только с тем, кто их ведет… с тем, кто связан с Книгой. Ну почему бы и нет, — пожал плечами Гус и пропустил меня вперед в узком переулке. — Вопрос, где эта Книга. За пазухой у этого клоуна?
— Этот клоун вчера был у нас. Явился в общину и искал Самуэля. Того не было дома.
Гус остановился, я тоже. Спиной я ощущала исходящее от него напряжение и понимала его. Да, это действительно странно и пока необъяснимо.
— Ты что-то почувствовала, когда он к вам пришел? — озадаченно спросил он. — Заметь, я не лезу в ваши дела...
— Нет, — и я помотала головой на случай, если Гус меня не расслышал. А потом обернулась. — И я все равно без понятия, зачем он к нам приходил. Напуганный. — Гус хмыкнул. — Я боролась с желанием прикончить его, скрутить и отдать Аскетам и не делать ничего. Я не сделала ничего.
— И теперь ты об этом жалеешь?
Ну, наверное, Гус был прав. Пора было и мне открываться, если я собиралась исполнить то, что мне поручили. Я не была уверена, что я права, но не сомневалась, что если в чем-то ошиблась, Гус не замедлит поставить меня в известность, попутно не единожды обсмеяв.
— Перед тем, как пойти в пещеры, я кое-что прочитала. Это легенда, и я не стала ей верить, но сейчас понимаю, что что-то в ней есть… Минутали когда-то властвовали над землей, но рассердили Раскаля, и тот отправил их в подземелья, лишив разума и всего остального.
Гус почесался, издав мелодичный звон. Я так не поняла, согласен он с этой версией или ему нужно время, чтобы ее обдумать. Если есть, разумеется, чем, потому что Рем был на этот счет настроен весьма скептически.
— Так куда мы теперь идем? — полюбопытствовал Гус. — Не то чтобы мне есть хоть какая-то разница, но хочется уже побыстрее найти эту дрянь и вогнать ее Вольфганту в… хоть какое-то место.
Я усмехнулась и пошла вперед. Мне не терпелось взять реванш за то, что до этого дня Гус был более информирован, теперь же в нашей маленькой команде лидировала я, и это грело мне душу. Мы свернули в маленький тупичок в Грейстоуне. Я волокла Гуса за собой, и мне нравилась его нарочитая покорность. При каждом шаге у него что-то бренчало, и я изредка подхихикивала, не объясняя причину, и еще мне очень нравилось украдкой смотреть на Гуса и на то, как он тихо бесится, но ничего при этом не говорит.
Шли мы молча, хотя я затылком чувствовала, что Гус порывается сказать какую-нибудь колкость. Но он отважно молчал и продолжал весело позвякивать.
Переулок закончился. Под редкими лоорами сидели и провожали нас взглядами крысы. Мы отвечали им тем же, а потом Гус бросал на меня долгие и красноречивые взоры. Впрочем, никакого красноречия мне не хватало, чтобы все это правильно истолковать.
Перед нами появился тупик с лестницей вверх. Гус жестом остановил меня и стал медленно подниматься.
Во Фристаде был потрясающе красивый мост, раскинувшийся через небольшую речушку, в которую горожане постоянно скидывали мусор. И оттого она жутко воняла, несмотря ни на какие меры. Полгода назад сюда поставили стражу в надежде остановить безобразие, но результата, разумеется, не было. Ситуацию изменил Вольфгант со своей Книгой: речушку успели почистить, она перестала вонять и чуть переменила цвет. Я смотрела на нее, и мне было радостно.