Я закусила губу, боясь выложить все то, что было в моей голове — опасные мысли, опасные откровения, но Гусу бы понравилось. Вот только он бы играл на эмоциях и моем состоянии, а я готова была искренне признаться во всем.
— Мир, — начала я, — окуклился, все линии ведут к Вольфганту, Книге, Раскалю. Все крутится вокруг них, и я хожу по кругу среди множества не заслуживающих доверия людей. Которые играют, не переставая, не смотря по сторонам, и — как вы сказали? Не открывают глаза. Ни единой мысли не промелькнуло у вас, что я существо, с которым можно говорить, что я живая. Вы глядите на меня словно рыба, пустым взглядом, и не видите. Да вы вообще на всех так смотрите, будто люди, вас окружающие — вещи, случайно приобретшие способность связно говорить. Вам тут всем плевать, что этой ночью погибло столько людей. Главное — нескончаемые игры и великая миссия, творимая чужими руками.
Я осеклась, сама не зная, к чему приведут меня мои слова, обхватила себя руками и посмотрела в лицо Тени, выслушавшего меня с нескрываемым удивлением. В конце концов, Аттикус промолчал, печально улыбнувшись, сцепил руки в замок и наконец ответил на мой взгляд. Странно оказалось наблюдать в нем что-то отдаленно похожее на человеческое.
— Признаться, я не думал, что способен заинтересовать тебя в такой непростой ситуации. Обидеть, пусть и без желания, я мог, но… Нам не наплевать на погибших, Дайан. Постой, не отводи глаза, ты можешь не верить мне, но посмотри. Мы все здесь находимся для того, чтобы Фристада и дальше стояла, чтобы люди жили и рождались, и умирали, проходя свой вечный круг….
Он поморщился, взъерошил короткие, тронутые сединой волосы и улыбнулся.
— …Но болезнь невозможно искоренить, устраняя симптомы. Город болен, и чтобы он не задохнулся под натиском тварей, мы должны уничтожить Раскаля. И для этого нам нужна Книга. Впрочем, что я говорю, все ты знаешь. Я слишком давлю на тебя, и мне действительно жаль. А еще жаль, что я разучился разговаривать с молодыми девушками. Позволь мне предложить тебе кофе, я ведь совсем забыл о гостеприимстве.
Я слабо кивнула, неистово желая, чтобы он продолжал, хотя и сама не понимала, чего ждала. Участия? От этой глыбы льда, закостеневшей в своей холодности уже многие десятки лет. Ее не растопит ни пинта кипятка, ни слезы, готовые прорваться во мне, стоило сознанию очнуться от вспышки, произошедшей в кабинете Рема. Только покажу себя слабой, ни на что не способной глупой кошечкой, может, и не зря Гус так называл меня, возможно, видел это внутри меня. Он тоже Тень, кто знает, что видят Тени, весьма вероятно, то, что мы и сами не знаем о нас самих.
Аттикус отстраненно посмотрел на кресло, в котором я развалилась безвольной марионеткой, и достал из небольшого буфета турку, кофе и пару чашек.
— Утро только началось, — виновато улыбнулся он. — Но я совсем запутался уже в сутках, брожу, как сонный кот. Тычусь в углы и мало что понимаю. Полагаю, как и ты. И еще позволь сказать — отвечая на твои слова, — что глядя на тебя, я вижу только то, что ты позволяешь. Вижу тебя, полную недоверия и страха. Не вещь, а человека, который имеет все основания меня бояться. Ты закрыта для меня столь же, сколько и я. И мне не пробить эту стену, пока ты не разрешишь.
Он закончил приготовления, поставил турку на жаровню, подтащил второе кресло и уселся напротив меня, будто бы позволяя себя рассматривать.
— Я… я просто хочу, чтобы во мне видели не только источник информации, понимаете? Вы кинули нас в этот ад и теперь наблюдаете, выплывем мы или нет. Ох, Перевернутые боги…
Я поджала под себя ноги и закрыла лицо руками, силясь собраться с мыслями и прояснить туман в голове. Присутствие Тени одновременно напрягало и радовало — столь же слабо, сколько он готов был говорить не о деле. И я ничего не понимала, ни себя, ни его, ни того, что вообще происходит — зачем мне все эти разговоры. С Гусом, с Аттикусом. Единственный человек, которому можно довериться — Самуэль, был, вероятно, дома. Даже от Рема мне было куда больше прока, но я сидела тут и чего-то ждала.
Сумасшедше запахло кофе, и Аттикус поднялся, чтобы разлить его по чашкам.
— Полагаю, что понимаю, — ответил он. — А еще тебе надо поспать. Думается мне, на тебя что-то повлияло в кабинете у Рема, слишком уж быстро ты размякла.
Он подал мне чашку кофе, мимолетно прикоснувшись к руке, и снова сел в кресло. Вид у Аттикуса был усталый и слегка растрепанный.
— Не понимаю…
— Здесь много что происходит, — туманно ответил он и улыбнулся. — Иногда сам не осознаешь, твое ли настроение или нет. Не зацикливайся, это пройдет, стоит тебе покинуть Цитадель.
— Намекаете, что… эти все разговоры — влияние магии в вашей Цитадели?
Аттикус коротко кивнул и отпил кофе.
— Ну ведь не просто так тебе захотелось моего общества. На крыше ты уверяла, что я использую против тебя любую информацию, а теперь так легко говоришь то, что на душе. Магия многогранна и не проста, не позволяй ей собой завладеть, иначе — кто знает, чьи уши тебя услышат. Но, — он так искренне улыбнулся, — спасибо тебе. А теперь допивай кофе, и отправимся.
— Куда? — неохотно пискнула я. Идти куда-то еще у меня просто не было сил. — Искать Вольфганта?
— Его уже ищут, — заверил Аттикус. — Точно могу сказать, что в такой шторм он никак не покинет Фристаду. Я провожу тебя домой.
Глава двадцать девятая
Умудрившись не столкнуться с Ремом, мы покинули Цитадель Теней, и я с наслаждением вдохнула свежий воздух. Аттикус вызвался меня проводить, я не возражала. Не то чтобы мне было приятно его общество…
Ну да, приятно. И спокойно, тут же утешила я себя явным враньем, потому что спокойствие было все-таки делом десятым… Но важным.
Чушь какая-то лезла мне в голову.
На нас тут же обрушились ледяной ливень и сильный ветер, но мне это было как раз на пользу — вспышка слабости и дурные мысли окончательно прошли, оставив после себя легкое недоумение и недовольство. Разумеется, собой и Тенями, в первую и вторую очередь. Представляю, что подумал обо мне Аттикус, но, наверное, это не должно было меня волновать. В конце концов, они меня выбрали сами. И что бы со мной ни происходило, какой бы я ни была — им придется с этим мириться. Ведь я — это я, и ничего больше.
Прежде чем Аттикус укрыл нас магией, защищая от непогоды, мы успели промокнуть с ног до головы. Но шторм теперь был снаружи, и мне стало так легко дышать, что я не обращала внимания на неудобства.
— Позволь сказать тебе кое-что, — прокричал Аттикус мне в ухо, и ветер едва не унес его слова. — Вольфгант вернется, и я очень хочу, чтобы Самуэль согласился на его условия.
Я кивнула, хоть и сомневалась, что Тень увидел, но это не имело значения. Никакие Тени Самуэлю не указ, он думает только о благе общины. Но если он возьмется защищать Вольфганта, то Книга окажется у нас в кармане быстро и вполне безболезненно. Все мы в общине имели разную специализацию, но выведывать тайны своих клиентов — умение первоочередное даже для таких, как старая повитуха Китти. Иначе наемник долго не проживет, падет от первой попавшейся беды с кинжалом в руке. А значит, и выяснить все схроны Вольфганта станет гораздо проще и легче.
Город тонул в непогоде, словно хлипкий корабль в шторм. Вода лилась с неба практически сплошной косой стеной, и вездесущий туман, который не мог разогнать ни дождь, ни ветер, опустился так низко, что я не могла увидеть даже своей ладони на протянутой вперед руке.
— Я поняла, — прокричала я в ответ. — Но объясните мне все же, что со мной было? Как магия может повлиять на разум и желание?
На миг мне показалось, что Аттикус кинул на меня быстрый жалостливый взгляд, а потом улыбнулся, стирая с лица рукой дождь.
— Не думай о ерунде, — посоветовал он. — Это было и уже, вижу, прошло. И поверь, не оставило на тебе никакого отпечатка. А если ты однажды снова попадешь под такое влияние, то знай, что невозможно никаким внушением заставить человека себе навредить тем или иным способом. Ты чувствовала те желания, которые в тебе изначально были…
Конец фразы утонул в порыве колючего влажного ветра, и я подняла руку, инстинктивно защищая лицо, хоть вокруг нас и стоял невидимый барьер.
— Знаете что, Аттикус? Как же вы меня раздражаете своими туманными ответами!
Возможно, он засмеялся, но звук тут же унес ветер, и Тень склонился к моему лицу, облепленному холодными и мокрыми волосами.
— Прошу прощения! Но если я расскажу тебе, как это происходит, то нам придется обсудить твое образование, а это вряд ли тебе понравится.
Как я и предполагала — подумав мимолетно, а не скрыться ли, осторожность казалась излишней — мы были единственными людьми, решившими прогуляться по такой погоде. Дождь не стал ни на йоту слабее и все бил и бил по каменной дороге, еще часа три такого безумия — и каналы переполнятся водой, топя близстоящие дома. Порой мы двигались наощупь, по стенам — боялись провалиться в канализационный люк, их тут было как пива в трактире — много.
— И тем не менее, вы ужасно раздражаете!
— Позволь считать это комплиментом! Дайан... — Мы остановились у форта Флинт под глухой аркой, после которой начиналось кладбище, и Аттикус устало прислонился к стене. — Возможно, я совершил ошибку, ведя себя… так, как вел. И прошу позволения ее исправить. И хочу начать с того, что мои двери открыты для тебя в любой момент, тебе лишь стоит подойти к Цитадели, и тебя впустят. Какие бы проблемы ни возникли, я готов тебе помочь, даже просто поговорить. Повторяю — любые проблемы. Мы ведь можем договориться?
Он улыбнулся, и я растянула губы в ответ в нервной, неверящей улыбке. Атттикус держался так, как описывал Гус, но не я ли сама просила его быть открытым?
Так что… соглашайся, Дайан. Улыбайся и восторженно хлопай глазками.
— Думаю, вполне, — ответила я. — Если вы перестанете лгать, лить воду и отмахиваться от моих вопросов.
Я скрылась, с удовольствием наблюдая, как выражение добродушной заинтересованности сменяется растерянностью и недоумением на лице Аттикуса, и шагнула прочь из-под арки — к теплу сухого дома, к объятиям Самуэля — единственного человека, которому можно было верить в этом мире, пропитанном ложью и обманом.