Он тряхнул головой, а я так и застыла с вытянутой рукой в нелепой позе. А за окном расходился яростный ветер. Я ведь собиралась куда-то идти, не правда ли?
Но вместо этого неуклюже потянулась и позволила себя поцеловать.
Аттикус неторопливо и обаятельно втирался в мое доверие, практически не прилагая к этому усилий. Хотя кто его знает, может, и прилагая. Самое страшное — ему даже не было необходимости врать. Наверное... Стоило только увидеть хоть краешек его настоящего, как все сомнения — не уходили, нет, а становились неважными. Я наконец увидела то, что увидеть давно хотела — что Аттикус человек, не голем, идущий к своей цели, а человек. Пусть и глубоко внутри. Но что это мне в итоге дало?
Аттикус бережно привлек меня к себе и провел рукой по волосам.
— Я боюсь, что не уловила сути вашего с Гусом конфликта, — пробормотала я ему в рубашку.
Аттикус фыркнул мне в макушку.
— Я слишком давил, выжимал из него все, что видел. И вот тебе известный результат… Но ты мне не ответила.
— Зачем тебе я, все это нелепое обучение? Я ведь не способна к магии. Ты… — я чувствовала себя жутко несчастной и одновременно счастливой, ощущая, как его руки меня обнимают. — Ты был откровенен, но опять не о том. О чем ты думаешь, а?
— О тебе. И о нас. Я всего лишь нашел повод видеть тебя, когда причины следить за тобой закончатся. И все остальное тоже правда.
Я не смогла не улыбнуться и подняла голову, встретившись с ним взглядом.
— Это гораздо приятнее, чем думать о проблемах.
— Но разве тебе нужен повод видеть меня?
— Он нужен тебе, глупая. Я же вижу, — Аттикус погладил холодной рукой меня по лицу.
Захотелось прижаться к его ладони, но я не пошевелилась. Было страшно и непривычно, никогда еще взаимоотношения с мужчинами не заходили так далеко.
— Ты меня немного пугаешь… — призналась я. — И я себя тоже пугаю.
Все стало слишком зыбко. Только что мы говорили о Гусе и вдруг вступили куда-то совсем не туда. Рассудок не затыкался, подбрасывая слова Самуэля, Гуса, Рема, да, даже Рема. «Меня вам не жалко? А Гуса?» Конечно же, нет. А Гус? «Мне не хотелось бы прибегать к силе». Но это опять не то.
Я зачем-то кивнула, не зная, что еще сказать, прижалась к Аттикусу сильнее и закрыла глаза. Голова шла кругом от такой близости, от поцелуя, от поднимающегося внутри влечения. Тишь знает, что это такое, но этого мне нельзя, пока на мне брачный браслет.
Аттикус взял мое лицо в ладони и поцеловал. Никто и никогда так со мной не поступал. Это было тягуче, как слегка горьковатая смола, до мурашек по оголенным ногам, и даже пульсирующая боль в руке стыдливо скрылась. Что я делала? Но как хорошо.
Ветер выл за окном, набрав полную силу, швырял что-то в стекла и всхлипывал над несчастной Фристадой, утопленной этим летом в крови. Где-то там иссеченная стрелами Виктория…
Стрелами? Очень странно.
Мертвый Вольфгант, но никто больше не имел значения. Лесные Чада пусть питают кровью Поющий лес, а я еще позволю себе эту слабость. Совсем немного, еще чуть, и…
Аттикус так осторожно положил меня на подушки, что я едва это заметила, увлеченная новыми ощущениями, и только резкая боль в руке подбросила меня на месте. Я зашипела, и Аттикус отстранился.
— Рука, — растерянно прошептала я.
— Чуть позже я еще раз промою и залечу ее, — серьезно кивнул он, не спеша освобождать меня из объятий.
— Не рана, — сказала я и закрыла глаза. Браслет, и непривычно чувствовать себя так неуверенно, словно стоять на тонком льду. Я очень боялась соглашаться, но отказываться от законных поводов часто его видеть не хотелось еще больше. Итак, что Аттикус требует от меня сейчас, какая связь между моим и его желаниями?
Мир постепенно сужался до одного-единственного человека. Это, конечно, скоро пройдет — мне ли себя не знать.
Глава сорок пятая
— А если я откажусь? — тихо спросила я, имея в виду все сразу. И обучение, и браслет.
Мне нужно было время подумать, а Аттикус улыбнулся так весело и искренне, что не ответить улыбкой оказалось невозможно.
— Тогда мне придется найти другой повод видеться с тобой, милая, наивная девочка Дайан. Ты мне нравишься, и я знаю, что нравлюсь тебе. Уж прости, но выражение твоего лица сложно интерпретировать как-то иначе. Я не издеваюсь, я просто пытался до тебя кое-что донести. На самом деле мне не так важно, хочешь ли ты получить мои знания, мне важно, чтобы ты была под рукой.
— Ничего себе «под рукой»! — невпопад прошептала я и погладила его по плечу.
— Ох, замолчи, пожалуйста, — рассмеялся Аттикус и поцеловал — коротко и нежно.
Сердце, которое и до этого от волнения билось слишком часто, застучало как сумасшедшее. Я отпрянула, испугавшись, потом передумала и подвинулась обратно. Чего мне бояться, ведь все уже произошло… Почти, дальше меня не пустил брачный браслет.
Как он действует?
Браслет дает мужу возможность направлять меня, как и куда ему заблагорассудится. Если бы брак был консуммирован, я не могла бы сопротивляться. Сейчас у меня еще есть своя воля, я в состоянии быть собой, и только такие вот случаи, как этот, останавливают меня и…
Или?..
— Аттикус, как ты считаешь, — легко произнесла я, — если бы Рем заранее знал о моем брачном браслете, он отправил бы меня искать Книгу?
И мы оказались на равных. В глазах Аттикуса что-то блеснуло холодно и немного зло, и я не дала ему перебить себя.
— Честность, Аттикус. Помнишь? Мы договаривались. Рем не ошибался, когда говорил, что меня должна вести магия Книги. Я ведь действительно… А надо мной оказались властны Каирны, но ненадолго. Почему ты был так уверен, что я сброшу их наваждение? Потому что их разум молод? Не верю.
Я очень хотела, чтобы он сказал правду, но из его взгляда только пропал убивающий лед.
Там, в кабинете Рема, мне было скверно настолько, что я не знала, что хуже, Каирны или Аттикус, ускользающий от меня. Разгадка была прямо перед глазами, и я ее прятала — от себя в том числе.
— Что за книгу ты держал в руках?
Меня к нему все равно тянуло, тянуло так сильно, но в то же время так слабо, я легко способна была сломать свое желание и скомкать его как ненужный мусор. Как и Аттикуса.
В кабинете Рема я ни слова не понимала из того, что он говорил. Тогда — тем штормовым утром, когда никто из нас троих не обращал внимания на разбросанный по комнате мусор, на ветер и грозу, Аттикус смотрел на Рема, а я могла видеть только Аттикуса и едва сдерживала себя, чтобы не подойти, не оказаться в том месте, где он стоял.
К нему ли меня тянуло? Конечно же нет, и только браслет помог не сойти с ума окончательно.
— Дайан? Ты в порядке?
Не было больше ощущения его рук, ни красоты лица, ни обаяния голоса.
— Ты тогда уже начал подозревать, что что-то нечисто, что где-то ошибка. Я ходила вокруг Цитадели кругами, не зная, что вот он, ответ. Какая ирония, меня спасало мое же проклятье. Ты согласился привести меня к Рему, только чтобы проверить свои догадки, но дальше них не пошел, потому что об этом не знал. — И я показала браслет — Аттикус улыбнулся. Я права? Или нет? — И сейчас предложил мне снять браслет, понимая, что он и есть та причина, по которой со мной вы запутались.
Аттикус тогда держал в руках Книгу, настоящую Книгу, и Рем потому наблюдал за ним так пристально, будь я чуть адекватнее, то заметила бы? Не потому ли Рем не предпринимал абсолютно ничего, хоть город и тонул в крови невинных? Потому что Книга уже была у него. Изначально.
— Я не знаю, какой в этом смысл, Аттикус. И я не хочу знать. Самуэль будет волноваться, — закончила я тише, чувствуя себя опустошенной и преданной. Разум дарит печаль, это правда. — Мне нужно идти.
Злобно завывал ветер, сорванные листья и мусор взвивались под порывами и оседали на плечи и голову. Ветер проникал всюду, выметал все тепло, оставляя за собой крупную дрожь. Я шла в одной рубашке, меня знобило, и никто, никто не видел меня.
Тени гнилые, все, все до единой. Верить Теням нельзя, мне ли теперь об этом не знать. Словно в ответ на мои мысли ветер взвыл еще яростнее, и мне пришлось закрыть лицо руками. Потянулись долгие кварталы и улицы. Ветер убаюкивал Фристаду, укрывал горгульи, башни и крыши, пел заунывную колыбельную песнь стоявшим вплотную домам.
Ветер хотел спать — понял, что переусердствовал, потратил все силы. Сказку превратил в плен. Впрочем, ему нравилось, только муравьишки все продолжали исходить недовольством. Я растерянно усмехнулась — такие мысли всегда приходили без предупреждения, без причины, извне. Не расстраивайся, я рада тебе.
Ветер вновь взвыл, окружая колючим коконом. Это было и неприятно, и успокаивало одновременно. Как много, оказывается, противоречий. И главного я не знала — зачем нужно было заставлять меня искать Книгу, которая была в кабинете у Рема. Я не спросила, не имело значения, Аттикус все равно бы не дал мне настоящий ответ.
Фристада готовилась ко сну: уже давно закончили работать магазины, кузницы, мастерские, остались открытыми лишь круглосуточные таверны с вечно недовольными от недосыпа барменами.
Я вышла к форту Флинт. Появился стражник, он шел домой, бедняга — немолодой усатый мужчина спал на ходу, изредка распахивая глаза и мотая головой. Меч на его поясе обреченно болтался в такт неровным, расслабленным шагам. Провожая его взглядом, я вдруг забеспокоилась — а дойдет ли он или свалится где-нибудь за углом?
А потом я почувствовала, как небо снова рушится на мою многострадальную голову. Это было ожидаемо, реально, нечему, казалось, было удивляться. Я увидела того самого бродягу, которому помогла выбраться из Каирнов, и остановилась, смотря на него в немом изумлении.
От шел, а я следовала за ним и не объясняла себе почему, мимо маленькой, украшенный крылатыми статуями часовни Аскетов, которую охраняли два изрядно продрогших брата. Я не могла открываться в таком виде, я привлекла бы внимание, просто шла, терзаемая любопытством. В квартале Эрмет людей было много, и я едва не потеряла своего спасенного. Я даже не успела рассмотреть его лицо. Потом он все-таки скрылся в толпе, и я заозиралась. На меня налетел какой-то человек, но не заметил, а затем я услышала душераздирающий крик.