Однако тогда я этого не понимала. Я приняла его замечание об уродливом ребенке близко к сердцу и делала все, чтобы ему соответствовать.
Даже плохое зрение (хотя многие будут утверждать, что это врожденный дефект) было исключительно моим творением. Никто из моей семьи (нас было пятеро) никогда не носил очков — у всех было стопроцентное зрение. И никто из моей семьи не носил зубных скобок — у всех были прекрасные зубы.
АНЕКДОТИЧНОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО
Отныне я больше не хнычу, ничего не оставляю на завтра и ни в чем не знаю нужды, Болезни, попреки, придирки и книги оставлены дома49.
Уолт Уитмен, американский поэт
Болеть вовсе не обязательно. Вероятно, с головой у меня не все в порядке, потому что я включила в книгу этот раздел. Вы увидите, что я спрятала его в середине длинной главы, ближе к концу книги.
Наверное, с подобными идеями вы уже встречались — дескать, такой-то и такой-то рак был вызван бессильным гневом или таким стрессом, от которого за ночь седеют волосы. Но пока я хочу сказать только вот что: раздутая и прожорливая система здравоохранения уверяет нас, что болезни неминуемы. Я не нападаю на врачей, медсестер и других медицинских работников — 99,9 % из них заботливы, преданы долгу и исполнены благих намерений. Нет, они попросту одурачены, как и большинство населения.
Я хочу сказать, что наши ошибочные убеждения привели к большим «компьютерным глюкам». Вместо того чтобы рассматривать болезнь как проблему, как нечто такое, что подлежит коррекции, мы принимаем ее как факт жизни. Мы дружно согласились с произвольным набором правил, согласно которому болезнь неизбежна, недуг естественен. Большинство людей даже не могут представить себе, что такое идеальное здоровье.
Это ошибочное восприятие завладело нашими умами давным-давно. Когда разум думает, что не может справиться с каким-то заданием (например, удалить тромб из артерии), он сообщает головному мозгу, что не может этого сделать. Мозг, в свою очередь, информирует об этом мышцы. Такой «вирус» в нашем сознании ограничивает нашу способность использовать великую мудрость нашего тела.
Однако ваша вера в деградацию тела кажется реальной только потому, что мы так долго верили в такую реальность. Доктор Алексис Каррель, французский врач и лауреат Нобелевской премии, смог продемонстрировать, что клетки могут оставаться живыми неопределенно долгое время. Его исследования доказали: не существует причин, по которым клетки должны деградировать.
«Всех нас учили, что мы бессильны, что мы ничего не знаем, — объясняет Меир Шнейдер, человек, который излечил себя от слепоты, — но это не так. В каждом из нас есть все, что нам следует знать».
Шнейдер, родившийся в 1954 году во Львове, в Украине, от рождения страдал косоглазием, глаукомой, астигматизмом, нистагмом и другими глазными болезнями, названия которых выговорить трудно. У него были такие катаракты, что ему пришлось сделать пять серьезных хирургических операций еще до того, как ему исполнилось семь лет. Во время последней операции линза разбилась и впилась в глазное яблоко, и во втором классе Шнейдера официально признали слепым. Вот вам и современная медицина.
Когда Меиру было 17, он повстречал подростка по имени Исаак, который думал иначе, чем врачи и хирурги. Исаак был на год моложе и имел дерзость сказать Шнейдеру: «Если ты захочешь, то сможешь научиться видеть».
До этого никто не обладал такой верой. Всю жизнь Шнейдер слышал лишь одно: «Бедный ты, бедный слепец».
Семья Меира Шнейдера, как и любая хорошая, любящая семья, остерегала его от излишних надежд. «Конечно, попробуй делать упражнения, — сказали ему, — только не забывай, что ты слепой». Через год, как и предсказывал Исаак, Меир начал видеть — сначала немного, но достаточно, чтобы поверить: этот 16-летний подросток знал больше врачей, которые поставили на нем крест как на слепом и неоперабельном.
Со временем зрение Шнейдера настолько улучшилось, что он смог читать, гулять, бегать и даже водить машину. Сегодня он является гордым владельцем калифорнийских водительских прав и управляющим центра самоизлечения.
«Слепые люди, — говорит он, — становятся еще более слепыми, потому что не ожидают зрения. Они как бы попали в определенную категорию».
Он не понимает, почему оптимистический взгляд на вещи кажется большинству таким странным.
Когда Барбра Стрейзанд50 была еще бруклинским подростком, она полюбила кино. Она хотела стать не меньше как гламурной кинозвездой. К несчастью, ее овдовевшая мать влачила нищенское существование, а Барбра мало напоминала Грейс Келли51. Любой разумный консультант по вопросам карьеры посоветовал бы ей избрать иную цель. «В конце концов, милая, у тебя необычный нос и... ну, как бы это сказать повежливей... Из тебя такая же актриса, как из Карима Абдул-Джаббара52 жокей».
Однако желание Барбры было таким сильным, что, как я понимаю, она пошла по единственному доступному ей пути, выработав настолько сильный голос, что сначала стала звездой в бродвейских мюзиклах, а потом и кинозвездой.
Можете закатить глаза и назвать меня обманщицей, но вот вам факт: никто в семье Барбры не умел петь. Ни у кого не было ни малейших музыкальных способностей.
49
Перевод К. Чуковского.
50
1 Барбра Стрейзанд — певица и актриса, достигшая также успеха как композитор, режиссер, продюсер и политический активист; дважды обладательница премии «Оскар», премий «Эмми», «Грэмми» и «Золотой глобус».
51
2 Грейс Келли (1929—1982) — американская актриса, лауреат премии «Оскар», пользовавшаяся славой самой кассовой актрисы своего времени.
52
3 Карим Абдул-Джаббар — выдающийся американский баскетболист.
НЕ МАТЕРИЯ ПРАВИТ ВАМИ — ВЫ ПРАВИТЕ МАТЕРИЕЙ
Мы скорее лопнем, чем изменимся. Мы скорее сами умрем ужасной смертью, чем позволим умереть нашим иллюзиям.
У. X. Оден, англо-американский поэт
Когда Терри Макбрайду было 22 года, на стройке он повредил позвоночный диск. После года визитов к мануальному терапевту, остеопату и занятий мышечной релаксацией он решил воспользоваться советом хирурга-ортопеда, который считал, что необходимо сделать операцию.
«Мне было сказано, что пару недель я пробуду в больнице, пару недель дома, шесть месяцев в корсете, а потом буду как новенький», — рассказывал Макбрайд в разговоре, свидетелем которого я была.
Через два дня после операции Макбрайд слег с очень высокой температурой. Его срочно перевезли назад в больницу, где доктора обнаружили, что во время операции он каким-то образом заразился бактериями Е. coli.
В течение следующего года он перенес восемь операций, чтобы справиться с прогрессирующей инфекцией. Ко времени пятой операции его перевезли в клинику при Вашингтонском университете. «Я был знаменитостью. У меня был самый тяжелый случай остеомиелита, который они когда-либо видели», — рассказывает Макбрайд.
Вечером накануне очередной операции в палату зашли его лечащие врачи. Они наконец получили точные рентгеновские снимки, показавшие, что теперь инфицирован не только позвоночник. Заражение распространилось на таз, брюшную полость и обе ноги. Чтобы избавиться от инфекции, сказали врачи, они собираются разрезать его снизу доверху. Дескать, такая операция станет гарантией того, что он избавится от инфекции. Однако вдобавок они могли гарантировать, что он не сможет пользоваться правой ногой.
«Тогда я был под сильным влиянием одного из величайших метафизиков, Джона Уэйна, и когда кто-то в кинофильме сказал Дюку, что ему должны ампутировать ногу, он ответил: „О'кей, режьте"», — рассказывает Макбрайд.
Но потом врач добавил, что если инфекция так опасна, как все они думают, то он утратит левую ступню и контроль над кишечником и мочевым пузырем. Кроме того, есть шансы, что он станет импотентом.
«По правде говоря, — продолжал Макбрайд, — вот тут они сделали ошибку. Не знаю, как вы, но я пришел на эту планету счастливым маленьким мальчиком, который любил себя. Не потребовалось много времени, чтобы узнать, что люди, облеченные властью, знают обо мне больше, чем я сам. Я узнал, что мне надо стараться и что учителя будут мне говорить, хорошо или плохо я занимаюсь в школе. Тренеры будут решать, есть ли у меня способности к спорту, а учитель музыки — могу ли я петь. Я рано понял, что рассказывать мне, кто я такой, будут окружающие.
Что ж, наверное, я бы отдал им свою ногу. Однако когда эти врачи принялись настаивать, что целым из операции выйти невозможно, я сразу решил, что теперь никто не будет рассказывать мне, кто я такой. Тем вечером я решил, что больше никто из людей, носящих изящную нагрудную планку со своей фамилией, не будет определять мою судьбу».
Это был вечер, изменивший его жизнь. Макбрайд, изучавший духовные законы, заявил всем присутствовавшим в палате (пяти врачам, своей жене и двухлетней дочери), что во Вселенной существует некая сила и что он собирается ею воспользоваться, чтобы выйти из больницы в целости и сохранности.
Когда он впервые стал высказывать такие мысли, все восклицали: «Точно! Держись за свою мечту!» Однако после десяти операций его стали уговаривать «спуститься с облаков» и отказаться от своих мелких эгоцентричных приоритетов.
«Мне говорили о таких мелких эгоцентричных личных приоритетах, как иметь здоровое тело, достаточно сильную спину, чтобы поднимать мою дочь, о таких мелких эгоцентричных приоритетах, как походы в туалет без пластикового мешка, — вспоминает он. — Нашлись люди, которые стали говорить, что идеальное здоровье, быть может, и не было частью Божественного плана... Даже будучи фундаменталистом, я не мог
согласиться, что заслужил восемнадцать хирургических операций. Возможно, я нагрешил достаточно, чтобы заслуживать четыре или пять, но не восемнадцать».
Его отправили на беседу с больничным психологом, который усадил Макбрайда и сказал: «Сынок, пришло время снять розовые очки. Вы думаете — чтобы быть мужчиной, вы должны иметь возможность стоять на двух ногах, сражаться на войне, как сражался ваш отец. Однако пришло время поработать со мной и научиться принимать вещи такими, какими они есть. Вы проведете остаток жизни в инвалидном кресле».