Когда он закончил готовить последний, его нос уловил запах.
Табачного дыма.
Внутри все перевернулось. Ветчина и сыр встали поперек горла. Нейт предпринял усилие воли, прогоняя запах, сосредоточился на том, чтобы его рассеять, – и у него получилось, но только запах табачного дыма сменился жуткой смесью других запахов – надо сказать, знакомых запахов.
Зловонием пота.
Тошнотворным запахом оружейной смазки.
Кислым смрадом умирающего старика – вонью гниющей кожи и едкого рассола слизи, полным спектром мочи, дерьма и блевотины, несущих в каждой своей изуродованной молекуле свидетельства рака.
Нейт закрыл глаза, чувствуя, как сердце скачет в груди галопом обезумевшей лошади. Водопад крови разлился по вискам, запястьям и шее.
И тут странные запахи, запахи его отца, живого и умирающего, исчезли.
Вместе с этим пришла мысль: «Нужно выпить». А пить в одиночку Нейту не хотелось.
Остановившись в дверях своего дома, Джед оглядел Нейта с ног до головы и объявил, криво усмехнувшись:
– Если ничего не имеешь против жестокой прямоты, Нейт, вид у тебя такой, словно ты прошел через пищеварительную систему разъяренного слона. – Он понизил голос до театрального шепота: – И у этого слона острое воспаление кишечника.
– Ну да, что-то вроде того. – Нейт махнул рукой, спрашивая жестом, можно ли ему войти. – Ничего не имеешь против, если я?..
– Ах да, конечно, конечно… Заходи, дружище!
И снова Нейт оказался в слишком прибранном доме Джеда. И снова у него в руке оказался стакан чего-то, пахнущего как виски. Все произошло так быстро, что он не успел заметить, как Джед наполнил стакан.
– Шотландский? – спросил Нейт.
– Односолодовый, но американский. Из Колорадо. «Снежинка» от «Странахан» – купить можно лишь один день в году, в декабре, перед началом долгой темной зимы[49]. У меня был приятель с Запада, из Гранд-Джанкшн, он раздобыл мне бутылку.
Нейт отпил глоток. Виски едва не свалил его с ног – не своей крепостью, хотя он был крепким. А своеобразным привкусом.
Должно быть, от Джеда не укрылось, как у него загорелось лицо.
– По-моему, это что-то, согласен? – Его брови по-стариковски сладострастно взметнулись вверх.
– Точно.
– Но, я так понимаю, ты пожаловал не за тем, чтобы насладиться виски, хотя я всегда рад тебя угостить. Что стряслось, сосед?
– В этом-то вся проблема. Понятия не имею, что стряслось.
– Гм, – пробормотал Джед, словно понял его. Он пододвинул табурет ближе к Нейту. – Выкладывай.
– Мне кажется, Джед, будто я схожу с ума.
– Должен тебе сказать, Нейт, что рассудок далеко не так хрупок, как мы думаем. По-моему, чаще страх потерять его гораздо опаснее собственно потери, улавливаешь логику? Очень часто страх хуже самого предмета страха, будь то террористы, иммигранты и так далее.
– Нет, тут все по-настоящему, – Нейт покачал головой. – Я…
– У тебя видения.
– Откуда ты узнал?
Джед ухмыльнулся словно кошка, сцапавшая канарейку.
– Потому что я вижу выражение твоего лица, дорогой Нейт, и мне оно знакомо. Я словно смотрюсь в зеркало, но только в зеркало из своего прошлого. Тут как нельзя лучше подойдет Шекспир: «И в небе, и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио»[50].
– Я не верю в призраков, Джед.
– Ну и что, они-то в тебя верят.
– Я вижу своего отца, Джед. Который умер.
Нейт залпом допил виски.
– Так, отлично, – сказал Джед, также опустошая свой стакан. Налив еще по порции, он сказал: – А вот теперь можно начинать разговор по-настоящему.
Через несколько часов Нейт был пьянее щегла, объевшегося забродивших ягод.
Нагнувшись к нему, пожалуй, даже слишком близко, Джед сказал:
– Все дело в том, Нейт, что мы живем по соседству с…
– С Рэмбл-Рокс, – подхватил Нейт заплетающимся языком, и у него получилось «Рэмба-Рох-хс». Во рту у него было липко. Вкус ириски и костра.
– Это место тонкое. Так считали индейцы-делавары. И давние квакеры. «Тонкое» в том смысле, что барьер между мирами здесь не такой, как в других местах. На протяжении многих лет тут наблюдали разные странные вещи. По рассказам старых квакеров, они видели в лесу «незнакомцев». Другие видели самих себя – что-то вроде двойников. Среди камней частенько наблюдали призраков. Вот почему такой серийный убийца, как Эдмунд Риз, убивал девочек именно здесь. Он говорил, что это особое место.
– Ты пьян, – заметил Нейт.
– Это ты пьян! – возразил Джед. – J’accuse![51]
Похоже, оба они здорово набрались.
– Так что ты хочешь мне сказать, Джед? Весь этот бред, и в том числе отец, которого я видел собственными глазами, это все из-за Рэмбл-Рокс? Я, конечно, слышал разные предания, но… ничего этого на самом деле нет, твою мать. Я просто схожу с ума.
– А я так не думаю, сынок.
– Тогда что происходит? Что мне делать? Пригласить экзорциста? Гребаного шамана?
– Нет, – на полном серьезе возразил Джед. – Просто следи за собой. Обращай внимание на то, что видишь. Будь осторожен с тем, кому можно доверять. Быть может, здесь кто-то или что-то ведет с тобой игру.
– Может, это ты ведешь со мной игру, – подмигнул Нейт.
Облизнув губы, Джед откинулся назад.
– Нейт, я думаю, тебе следует вернуться домой. И немного отдохнуть.
– Точно. – Нейт рыгнул, прогоняя привкус горелого угля в глотке. – Пожалуй, ты прав, Джед. Спасибо за выпивку и безумные истории.
– Возможно, истории безумные, Нейт, но ты-то в здравом рассудке. Помни это.
– Ага.
С этими словами Нейт побрел по лесу. Отыскивая дорогу домой среди деревьев, стараясь не споткнуться о кусты и корни – было бы очень стыдно разбить себе задницу. Джед оказывал на него дурное влияние. Вернувшись домой, Нейт обнаружил, что Оливера еще нет, – поэтому он прилег на кушетку, сказав себе, что просто даст своим глазам немного отдохнуть. Однако когда Нейт их открыл, занавески жег яркий солнечный свет.
28. Чем дальше в лес…[52]
– Все в порядке, приятель? – спросил Джейк, передавая Олли бутылку. Это был виски – такой, о котором Оливер никогда не слышал. «Джек Кенни», односолодовый. – Ты какой-то беспокойный.
Они сидели на упавшем дереве. Гуляя, прошли мимо недоделанного маминого сарая, и там Джейк объявил, что хочет курить. Октябрьский вечер был не по сезону теплым. В воздухе жужжали мухи, радуясь тому, что тепло подарило им привилегию – подольше не умирать.
– Все в порядке, – ответил Олли, отпивая глоток прямо из горлышка. Виски карамельным факелом обжег ему рот и горло. – Отец меня прибьет на хрен, если узнает, что я здесь пью.
– Твой отец в эту самую минуту отрубился, пьяный в стельку. Он будет конченым лицемером, твою мать, если устроит тебе за это взбучку.
– Знаешь, он служил в полиции.
– Детективом?
– Нет… кажется, сержантом[53].
– В таком случае можешь не беспокоиться. Он не Шерлок Холмс. – Выхватив у Олли бутылку, Джейк прижал ее ко рту и отхлебнул солидный глоток. – А ты, значит, очень хрупкий, так?
Внезапно Оливеру стало стыдно, и он отвернулся, уставившись на погружающийся в сумерки лес. Джейк поднял обе руки вверх – в одной бутылка, виски выплеснулся – и добавил:
– Не хотел тебя обидеть. Просто хотел сказать – дерьмово тебе приходится.
– Ага. – На самом деле Оливеру не хотелось говорить об этом, но в то же время хотелось. – Ничего страшного. Я прохожу психотерапию.
– В задницу терапевтов, дружище!
– Что?
– Я ходил к такому. Они не говорят правду.
– Но мне моя нравится.
– Я не говорил, должен или не должен ты любить своего психотерапевта. – Джейк презрительно фыркнул. – Просто говорю, что все они лгут. И сами того не понимают. Просто так устроены. Это в них заложено – лгать.
– И в чем заключается их ложь?
– Они говорят, что ты сломлен и сам должен это исправить.
– Я тебя не понимаю.
Подавшись вперед, Джейк протянул Оливеру бутылку.
– Вот что я имею в виду: тебе хреново? Это нормально. Потому что ты настроен на что-то такое, чего другие не чувствуют. Ты как антенна, всегда ловишь свою частоту. А остальные люди – просто сгустки пустоты, дружище. Они ни хрена не ловят. Но ты? Ты всегда принимаешь сигнал.
– Какой еще сигнал? – спросил Оливер, беря бутылку, но не решаясь к ней приложиться. – Похоже на какие-то шпионские бредни.
– Нет, ты меня не так понял – я не имею в виду буквально, Оливер. Ты просто видишь то, что другие не видят. А именно то, что мир сломан.
– Нет, я ничего такого не знаю…
– Неужели? Давно оглядывался по сторонам?
– Не очень. Да, тут многое не так. Но… – Слова замерли у него во рту.
– Но что? – точно озвучил его следующую мысль Джейк.
– Не знаю.
– Нет, знаешь! Но ничего, вот что. Только посмотри на стрельбу в школах.
При этих словах Оливер напрягся. Учащенно забилось сердце. Задрожали руки. Во рту пересохло, а ладони, наоборот, вспотели.
Сложив из пальцев пистолет, Джейк приставил его к виску и дернул головой.
– Бах! Дети умирают. Маленькие дети. Дети постарше. И кому до этого хоть какое-нибудь дело? Кто делает хоть что-нибудь? Никто. Только мысли и молитвы, правильно? – На мгновение его глаз засиял лунным серебром – Оливер не понял, было ли это плодом воображения, потому что, когда он посмотрел снова, сияние уже прекратилось. – Никто ничего не делает. И стрельба продолжается. В торговых центрах, кинотеатрах, церквях, синагогах – везде, твою мать. Если детектор не реагирует на группу расстрелянных первоклашек, его стрелка вообще не сдвинется с места. Он сломан. И его нельзя починить, потому что он чересчур большой, чересчур сложный, чересчур… не знаю. Просто