– Пожалуйста!.. – взмолился Оливер, чувствуя, как у него сдавило горло.
– Ты думаешь о людях. О мелких людишках. О каждом отдельном человеке. Но тебе нет дела до человечества… – Последнее слово Джейк произнес театральным голосом, громко и отчетливо, целая опера из пяти слогов. – Ты думаешь о людях. И я подумал – черт, да у меня же тут есть один, который тебе точно небезразличен. Итак, я предлагаю простую сделку: сегодня в полночь ты будешь здесь, у алтарного камня, или я начну отрезать куски от твоего друга. Счищу мягкие ткани до самой кости. И в конце концов он умрет, Оливер, потому что, не сомневаюсь, тебе известно, что человеческий организм не выдерживает таких издевательств. Но есть и хорошая новость: ты можешь это остановить.
Оливер сглотнул подступивший к горлу комок ярости и страха. И все-таки логика взяла свое, и он с вызовом вскинул подбородок.
– Ты ведь утверждаешь, что все и так кончится. Я приду туда, умру на камне, и что потом? Калеб все равно погибнет.
– Но если ты не придешь, то будешь знать, что я стану его истязать. Не просто убью, поскольку смерть стала бы милосердием. Боль, которую я причиню твоему приятелю, будет исходить от него и достигнет тебя в маленьком охотничьем домике, где ты спрятался. – Почувствовав в молчании Оливера шок, Джейк выразительно цыкнул. – Разумеется, мне известно, где ты. Могу ли я сам прийти за тобой? Конечно. Но так мне меньше работы.
– Не смей делать Калебу больно!
– Ты его любишь? – усмехнулся Джейк. – В том смысле, что запал на него? Похоже, тебе нравятся и мальчики, и девочки. Маленький Калеб, маленькая Хина… Пожалуй, после Калеба я найду и ее. И тоже заставлю страдать. Очень страдать.
– Сраный ушлепок!..
– Ну а после того как я с ними расправлюсь, превратив их тела в кровавое месиво, если ты по-прежнему не явишься к нам, мы придем за тобой. Затравим твою мать, словно зайца. Ее я буду мучить в отместку за то, Оливер, что она сделала со мной. Отрежу ей пальцы на руках и ногах, отрежу сиськи, положу голодных червей во все ее проходы, отверстия и потайные места. Я заставлю ее здорово помучиться, Оливер, прежде чем она наконец испустит дух. Что же касается тебя, мы оглушим тебя шокером или накормим таблетками и заставим смотреть. Смотреть на все. И где-то там, во мраке твоих закрытых глаз, все встанет на свои места. Ты увидишь, что все плохо, все сломано, и речь уже будет идти не о том, чтобы тебе бежать от своей собственной боли. Ты захочешь спасти всех, избавить от боли, и ты захочешь взять с собой весь свет. Ради своей матери и погибших друзей, ради покинувшего этот мир отца – ты захочешь помочь всем мирам, всем временны́м линиям обрести покой.
Оливер сглотнул комок в горле.
– То же самое произошло с тобой? Ты просто хотел бежать от боли? Больше не мог ее терпеть?
– Не сомневайся, я могу вытерпеть гораздо больше, чем ты.
– Я тебя ненавижу!
– Взаимно, малыш.
И телевизор погас.
Вот уже час. Целый час она просидела в «Субару». Мэдди дала двигателю поработать на холостых оборотах, чтобы хоть немного согреть салон, и заглушила, экономя бензин. Время от времени, когда буран ненадолго стихал, она видела на шоссе суетящихся людей. Снежные порывы налетали и проходили – иногда в воздухе лишь кружились отдельные снежинки, белые точки на сером фоне, иногда вставала белая стена, полностью поглощавшая окружающий мир.
Наконец Мэдди вышла из машины, увидев бродящих людей. Она подошла к круглолицему мужчине с двойным подбородком, стоящему у «Шевроле» конца прошлого века с наклейкой «ЕДУ КАК МОГУ» на заднем бампере.
– Эй, простите! – обратилась к нему Мэдди.
– Привет! – ответил мужчина. – Прямо ад какой-то!
– Да. Жутковато тут.
– Тут, там и повсюду.
– Вы не знаете, что там впереди?
– Фура потеряла управление – дорога стала скользкой, и ее развернуло поперек. Затем в нее въехали две легковушки, груз рассыпался – к сожалению, ничего интересного, стройматериалы. Кажется, арматура. Однажды у меня на глазах на восьмидесятом опрокинулась фура, и знаете, что из нее вывалилось? Апельсины! Целая фура апельсинов, раскатились во все стороны… И знаете, очень вкусные, с радостью доложу вам.
– Это… забавно. Можно попросить вас об одном одолжении?
– Да попросить-то можно, – пожав плечами, усмехнулся мужчина, – но если вам нужно куда-нибудь отлить, пустые бутылки у меня закончились.
Тут Мэдди не выдержала и рассмеялась.
– Вряд ли у меня получится удачно отлить в бутылку, если только к ней не прилагается нехилая воронка… Нет, я хотела бы одолжить у вас сотовый – мой не работает, а мне нужно позвонить сыну и предупредить его о том, что я задержусь.
Мужчина смерил ее взглядом.
– Конечно. К тому же куда вы с ним отсюда сбежите?
Он достал из заднего кармана джинсов «раскладушку» – по-видимому, такие по-прежнему продолжали выпускать – и протянул ее Мэдди.
Поблагодарив его, та отошла на несколько шагов – не слишком далеко, чтобы не тревожить хозяина, – и позвонила Оливеру. Гудки, гудки, гудки.
«Парень, отвечай! Ты где?»
Наконец Оливер ответил.
– Да, мам. – Голос дрожащий.
– Олли, слушай, тут валит снег. Похоже, погода, которую мы ждали только к вечеру, уже здесь. Я застряла намертво – фура перегородила шоссе, и я даже не могу сказать, когда вернусь.
– Хорошо. – Мэдди услышала в голосе сына тревогу.
– Все будет в порядке. Тебе нечего волноваться. У тебя есть мой телефон, у тебя есть оружие, дрова для печки, еда в холодильнике, хотя от холодильника воняет, как будто там пердят привидения… – Тут она ожидала услышать смех, но его не последовало. – Все будет в полном порядке.
– Знаю.
– Я тебя люблю.
– Я тоже тебя люблю. Прости, мам.
– За что ты просишь прощения? Ты не виноват, что я тут торчу.
– Знаю. Просто… прости.
– Скоро увидимся, эй.
Мэдди вернула телефон мужчине с двойным подбородком.
– Спасибо, – сказала она.
– Как дела у вашего сына?
– У него… все в порядке. Ему пришлось нелегко. – «И это, – мысленно добавила она, – еще очень мягко сказано».
– Я так понял, подросток?
– Точно.
– У меня дочери девятнадцать. С детьми жопа полная, конечно. Мы отдали им все, что имели, и в результате нечего дать на взрослую жизнь. Но с вашим сыном все будет в порядке – чувствуется, что вы его любите. И готовы сделать ради него все, что потребуется. Это и есть родительская забота – в хорошем смысле. И еще нужно доверять детям. Вы доверяете сыну, раз оставили его одного, но в то же время сделаете все возможное, чтобы поскорее к нему вернуться. Правильно?
– Ну, в общем, правильно, – подтвердила Мэдди.
– Это все, что нужно. Доверие и тяжелый труд.
Они пожали друг другу руки, и Мэдди еще раз его поблагодарила.
– Фред, – представился мужчина.
– Мэдди, – ответила она.
И тут – словно магия: буран опять утих до кружащихся хлопьев, и Мэдди увидела впереди красно-синие мигалки полицейской машины. Воздух огласился визгом гидравлических домкратов, и фура, перегородившая шоссе, пришла в движение.
Это потребовало времени.
Пришлось долго думать, расхаживая взад и вперед.
Оливер уверял себя в том, что не собирается делать того, чего не собирается делать. Говорил себе, что не может согласиться на то, чего хочет от него Джейк. Но также задавался вопросом: какой у него выбор? Джейк выполнит свою угрозу. Он полон решимости добиться своего любой ценой. Джейк будет истязать Калеба, долго и зверски, после чего убьет. Затем примется за Хину. Может, и за маму… осуществит все, что обещал. Так что в конечном счете какой выбор был у Оливера?
Взяв мамин телефон, он пролистал список контактов и позвонил по одному. Оливер не знал, как долго еще не будет матери, но ему было необходимо сделать это до ее возвращения – и до того, как погода станет еще хуже.
Он быстро черкнул записку.
Взял телефон.
Взял «пушку».
И вышел за дверь, мимо разбросанных на земле тринадцати сов (успевших покрыться маленькими холмиками снега). Увязая в сугробах, побрел по дорожке к шоссе, навстречу концу.
73. И помните, молния не бьет дважды в одно место[123]
На следующий день Нейт поделился своими мыслями с Карлом, и тот решил, что он окончательно спятил, о чем прямо и сказал. Но также обещал помочь. Поэтому они принялись за работу: сооружать громоотвод. Карл знал, как он устроен: по его словам, громоотвод был на заводе пластмасс. Просто длинная металлическая мачта, в идеале медная, установленная на крыше здания, с проводом, ведущим к земле, – чтобы молния ударила в мачту и ушла в землю, оставив здание невредимым.
Однако в данном случае провод необязательно должен вести к земле…
Он может вести к Нейту.
– Что, разумеется, обязательно тебя убьет, – заметил Карл.
– Да, в любой другой вселенной убило бы. Однако ты…
– То, что произошло со мной, Нейт, какое-то безумие. Бури непредсказуемы. И поэтому, готов поспорить, их последствия также непредсказуемы. На мой взгляд, воспроизвести случившееся невозможно, но что я смыслю в таких вещах?
– У меня никаких других мыслей нет. – Нейт пожал плечами. – А у тебя?
– У меня тоже.
– В таком случае за работу!
В стенах здания были проложены медные трубы. Водоснабжение зависело от насоса в колодце, – которому, в свою очередь, требовалось электричество, – так что от труб теперь не было никакого толка. Вдвоем они вырвали несколько труб и смастерили из них мачту. Достали из погреба моток проволоки и прикрутили ее к мачте, затем с помощью лестницы залезли на крышу. Нейт сказал, что полезет он, на что Карл ответил, что и сам справится, мать его, и приказал Нейту оставаться на земле с ружьем. На всякий случай.
Когда старик забрался на крышу, кое-где шифер треснул и обломился – куски упали вниз и разбились вдребезги о землю. Нейт едва успел увернуться.