Карл стиснул руки, и его снова вырвало – на этот раз червей было значительно меньше, всего горстка. Нагнувшись, Нейт помог ему оторвать червей от лица, следя за тем, чтобы не раздавить. Сняв с себя рубашку, он вытер старику лицо и рот, затем помог ему подняться на ноги и быстро повел прочь от копошащегося в траве месива.
– Господи… – застонав, пробормотал Карл. Его голос перешел в стон. – Господи Иисусе…
– Все в порядке. Все в порядке. Идем! Сейчас я помогу тебе… э… промыть рот. И продезинфицировать.
Вернувшись к крыльцу, Нейт взял бутылку джина и протянул ее Карлу.
– Вот. Давай.
Карл жадно схватил бутылку, как малыш хватает поильник с соком. Прильнув губами к горлышку, он сделал глоток. Первой дозой Карл прополоскал рот, выплюнул. Вторую уже просто выпил. Три солидных глотка.
– Ну вот, – сказал Нейт. – Теперь все в порядке.
Но Карл покачал головой.
– Мне плохо.
– Ты не можешь этого знать.
– Я знаю. Знаю прекрасно, как знаю, что следует опасаться здешних бурь. Это… то, что сейчас произошло, это плохо. Они… они во мне. Черви. Я уже видел такое, Нейт. Яйца, личинки, черви – не знаю, сынок, но я уверен, что чувствую их у себя внутри.
Нейт уже готов был снова подбодрить Карла, но тут заметил, как что-то черное выползает у того из глаза. Червяк. Маленький червячок. Размахивая хвостом, словно хлыстом, он прополз по глазному яблоку, из одного конца в другой, и снова скрылся.
– Что это было? – спросил Карл.
– Я…
– Я не поправлюсь.
Нейт покачал головой, чувствуя, как кровь отхлынула от лица.
– Похоже, ты прав, Карл. Я сожалею.
Старик четко изложил свои желания. Сказал, что не хочет умирать здесь, а предпочтет умереть там, где умер Оливер. Он должен встретиться с творцом на каменном алтаре. Поскольку и он сам в каком-то смысле жертва. Нейт говорил, что не хочет, не сможет это сделать, однако Карл решительно заявил:
– Ты должен, Нейт. Вот что такое истинное милосердие. Я не хочу полностью отдать свой рассудок – свой мозг – этим тварям. Ты должен положить конец моим страданиям, пока я еще остаюсь самим собой.
В этих словах Нейт увидел зловещую насмешку судьбы. До сих пор он страстно желал увидеть, как умирает отец. И в самых черных, в самых потаенных глубинах своего сердца Нейт хотел быть тем, кто его убьет. Увидеть, как отец умирает от рака, тоже было неплохо, однако это была серебряная медаль, а не золотая. И хотя этот старик – не его отец, он все-таки его отец. Стал им.
Карл, этот Карл спас его. Помог ему. Многому научил. Как это сделал бы родной отец. И вот теперь Нейт хотел всего чего угодно, но только не видеть, как он умрет.
Хуже того, всего чего угодно, но только не помогать ему умереть.
Одну версию Карла Грейвза Нейт хотел убить, но не смог.
Этого Карла Грейвза он хотел спасти, но тоже не мог.
Вот как обстояло дело.
Нейт взял пистолет, и они вдвоем отправились на поле камней.
После того как все было кончено, после того как Нейт поблагодарил старика за помощь, после того как сказал ему, что был счастлив познакомиться с ним – ну, по крайней мере, с этой, лучшей версией, – после того как они с Карлом поплакали вместе, а затем он навел пистолет и нажал на спусковой крючок, – после Нейт сидел на неровном валуне, отвернувшись от каменного алтаря, на котором лежало прикрытое тело Карла. Он смотрел туда, где когда-то был парк развлечений Рэмбл-Рокс, но теперь оставались одни деревья. Нейт не знал, во что превратился Рэмбл-Рокс. В парк, шахту, каменоломни. Отсюда были видны только деревья. Нейт перевел взгляд на зажатый в руке пистолет. От оружия пахло тухлыми яйцами – сгоревшим порохом, пулей, оборвавшей жизнь человека, который не был его отцом, но в то же время был им. Нейт положил пистолет рядом с собой.
В этот момент вдалеке прогремел раскат грома.
Приближалась гроза.
74. Приятной смерти в снегах!
Мэдди блуждала по безумной грани между усталостью и возбуждением, между приливом беспокойства и приливом энергии. Она смертельно измучилась от того, что не далее как сегодня утром казалось простой поездкой. Потребовалось целых полчаса, чтобы развернуть фуре задницу обратно на шоссе, а снегопад и сплошные заторы растянули десятиминутную дорогу домой до часовой. Но вот Мэдди наконец здесь, и приятное предвкушение прогнало усталость прочь: у нее есть план. Сумасшедший, невозможный, но план.
Войдя в дом, Мэдди потопала ногами, счищая с них снег, и бросила на пол проволочную сетку. По дороге домой она решила насчет кое-чего еще, и это должно было стать частью плана: выложить своему сыну всю правду. Нужно рассказать Оливеру, кто она такая и что у нее иногда получается. Она была не права, скрыв от сына правду, не объяснив ему все стороны случившегося. У каждого из них своя роль в этом спектакле, и если она собирается выполнить задуманное, Оливер должен находиться рядом. И все видеть.
– Олли! – окликнула Мэдди.
Однако она уже почувствовала его отсутствие. Пустота в охотничьем домике обладала собственной массой. Телевизор работал. На экране мельтешили помехи.
– Парень! Сынок!
Ничего.
Так.
Развернувшись, Мэдди вышла обратно на улицу. Теперь снегопад ревел, падая словно рябь статического электричества на том телевизоре. Она громко окликнула сына:
– Оливер! Оливер!
Осмотрела землю в поисках следов.
Ничего свежего…
Но Мэдди обнаружила едва различимые неглубокие ямки. Маленькие кратеры в снегу в тех местах, где ставил ногу ее сын. Один за другим. Он вышел из дома и направился по дорожке – или, наоборот, вернулся?
Паралич прихватил Мэдди так же крепко, как гвоздь – доску. Она никак не могла решить, что делать. Пойти следом за Оливером или еще раз осмотреть дом? Что, если он просто… спит?
Всмотревшись в сосны, чернеющие за волнами белизны, Мэдди не увидела там никого и ничего. Поспешно вернувшись обратно, продолжая окликать Оливера, она даже не потрудилась стряхнуть с обуви снег – повсюду, где она его искала, остались мокрые следы. И ведь не то чтобы домик большой, не то чтобы в нем есть где спрятаться. Может, в подвале? На чердаке? У Мэдди мелькнуло какое-то безумное воспоминание, ударившее в мозговой ствол, воспоминание о каком-то странном доме и подвале…
Вот. На подушке в ее комнате записка.
«Нет, Олли, нет…»
Мэдди схватила записку. Та оказалась краткой:
Мам, извини. Я не знаю, что делать. Джейк схватил Калеба. Он убьет его и Хину, а потом и тебя.
Поэтому я собираюсь убить его первым. Я взял твой телефон и пистолет.
Пожалуйста, не иди за мной, я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
Я тебя очень люблю. Еще раз прости.
Еще не осознав полностью смысл записки, Мэдди уже переключилась в режим повышенной готовности. «Оливер должен на чем-то доехать». Потому что он ведь не пошел пешком, так? Сколько времени прошло? Час, может, полтора. В такую непогоду… Мэдди выбежала из дома, на ходу доставая ключи.
Машина. Ключ. Зажигание. Колеса прокрутились в глубоком снегу, и Мэдди мысленно отчитала себя: «Твою мать, Мэдди, успокойся! Нужно держать себя в руках. Нажимай педаль плавно», – что она и сделала. Пришлось приложить все силы, чтобы обращаться с педалью нежно; но вот плавное нажатие – и «Субару» выехал из сугроба и покатился по дорожке.
Перед лобовым стеклом машины снегопад снова усиливался. Оливеру казалось, будто они путешествуют в гиперпространстве из фантастических фильмов – падающий снег образовывал прочерки белого звездного цвета. Проехав по автостраде, машина свернула на юг, огибая Карбондейл. Шоссе было заметено снежными наносами, но «Лексус» Джеда пока справлялся. Джед объяснил, что надел на колеса цепи, и заверил Оливера, что все будет в порядке.
– Хорошо, что у твоей матери есть мой телефон, – сказал он.
– Да, – согласился Оливер.
Чувство вины галопом носилось по его рассудку. Мама… он ее бросил. Забрал ее пистолет. Телефон. Он действует в одиночку. Это означает, что и маме придется действовать в одиночку. А он находится в машине вместе с человеком, который лишил его отца. Вытолкнул того из этой вселенной в другую.
Должно быть, Джед заметил мелькнувшую у Оливера на лице тень сомнения.
– Ты мне доверяешь?
– Не знаю. Вряд ли.
– Я тебя не виню. – Джед кивнул. – Я бы тоже не доверился себе. Просто хочу, чтобы ты знал: я попал под его влияние. Под влияние Джейка. Не буду называть его Оливером, потому что, хоть он и из другого мира, у него с тобой нет ничего общего, ведь так?
«Надеюсь», – подумал Оливер.
– Я потерял жену и дочь, потому что совершил ошибку, – продолжал Джед, – и, вместо того чтобы смириться с этим и обрести спокойствие, я послушался Джейка, предложившего мне способ исправить сделанное. – Его голос дрогнул, и Оливер, посмотрев на него, увидел бездну боли, которую Джед нес в себе: черный океан с бушующим по краям жестоким прибоем. И по мере того как Джед продолжал говорить, волны поднимались все выше и выше. – Но это ведь неправильно, да? Нельзя просто заклеить трещину. Нельзя просто отмотать все назад. Нужно жить со своими ошибками, нести свою ношу. Как в одной книге, «Что они несли с собой»[124]. Наверное, ты ее не читал, но… в общем, скажем так: она про солдат на войне, которые несут больше, чем у них в руках и за спиной. Про то, что у них в голове и в сердце, плохое и хорошее.
Черные волны в Джеде вздымались и падали. Оглушительно ревел прибой. У Оливера снова мелькнула мысль: «А если я выну это из него?» Этот человек похож на лодку, набравшую слишком много воды. Что, если Оливер придет ему на помощь?
– Ты сомневаешься, правильно ли поступаешь, – сказал Джед. – Могу отвезти тебя обратно.