Оливер размышлял над этим всю дорогу сюда. Пистолет. Насилие. Яд, отравляющий людей. Сейчас, как и тогда, он снова вспомнил слова своего отца об агрессорах. И о силе. У кого она есть, у кого ее нет. Кто использует ее на благо, кто – чтобы причинить боль. О том, что в некоторых людях есть дыры. Пистолет олицетворяет силу, но плохую. Оружие причиняет боль. Оно оставляет дыры – пулевые отверстия, но также и эмоциональные дыры.
А агрессоры порождают агрессоров…
– Ладно, – усмехнулся Джед. – Ты не перестаешь меня удивлять. В чем, полагаю, нет ничего удивительного. Ты – сын своего отца.
– Надеюсь. Вы на меня не злитесь?
– Я тебе верю, вот и все.
Оливер молча кивнул.
И снова Джейк, из середины поля валунов:
– Олли, у тебя отмерзнут ноги! Иди же скорее! Время не ждет, малыш.
– Но у тебя есть план? – спросил Джед.
– Пожалуй. В некотором смысле. – И это не было ложью. Отчасти.
Еще одна усмешка.
– Наверное, это лучше, чем «нет». Ну что, сынок, идем?
– Да. Хорошо.
И они вместе двинулись через каменное поле.
Оказавшись в круге света фонариков, Оливер увидел, кто ждет у алтаря. Рядом с плоским камнем стоял Джейк, выпятив грудь, с лисьей усмешкой на вытянутом лице. Его странный глаз, казалось, излучал собственное сияние, которое проникало сквозь туман словно луч света сквозь воду в пруду, рассекающий насыщенную водорослями и тиной мутную толщу. Слева от Джейка стоял Алекс Амати. Мертвенно-бледный, словно сраженный тяжелым недугом, похожий на призрака. У него вздувались накачанные бицепсы. В дрожащей руке был зажат пистолет. Свет падал на него снизу, искажая черты лица, превращая усмешку в маску жуткого упыря. А может, это злоба выворачивала его наизнанку? Оливер был потрясен, увидев Алекса, но в то же время он этого ожидал. Вероятно, Джейк нашел к нему подход – пообещал, что он сможет отомстить Оливеру и заодно вернуть Грэма.
(Интересно, любил ли Алекс Грэма? Сдерживая и подавляя это чувство?)
Стоящего справа Оливер не узнал: мужчина в полицейской форме, покрытой…
«Кровью», – дошло до него.
Еще один человек лежал на земле, приваленный к валуну.
– Фига… – пробормотал Оливер, быстро шагая к нему. Однако полицейский – у него в руке был длинный охотничий нож – схватил Фигу за шиворот и рывком поднял к лезвию.
– Угу, – сказал он. – Ни с места, малыш! Иначе я воткну вот это ему в горло.
– Пожалуйста, – взмолился Оливер, – не надо!
– Олли, не волнуйся! – Джейк поднял руки вверх. – С Фигой все будет в порядке. Он – это страховка. Как и твой друг.
С этими словами Джейк отступил в сторону.
У него за спиной сидел Калеб. Низко опустив голову, уронив подбородок на грудь. Луч фонаря выхватил струйку крови, стекающую из уголка рта. Джейк похлопал его по щеке, и Калеб захрипел, приходя в себя.
– Скажи ему, что с тобой все в порядке, – сказал Джейк. – Ну же, Калеб.
– Олли, дружище, – широко раскрыв глаза, выдавил Калеб, – беги! Беги отсюда, уноси ноги на хрен…
Но Джейк уже отмотал кусок скотча и неловко залепил им Калебу рот.
– Помолчи, малыш. Ты уже высказался. – Повернувшись к Оливеру, он широко раскинул руки. – Если ты сделаешь, что нужно, все закончится сегодня.
Оливер сглотнул комок в горле.
– А если все закончится сегодня, какой смысл в твоем представлении?
– Ты пришел бы, если б никого из этих людей здесь не было?
– Нет.
– Вот видишь, Олли. Молоток и гвоздь.
Настал черед Джеда подать голос:
– Вижу, у тебя новые друзья…
– Алекс просто хочет вернуть своего друга, разве это не здорово? Ты мог бы спросить у него, Олли. Ну а офицер Контрино – прошу прощения, заместитель шефа Контрино, – я уже давно подцепил его на крючок на тот случай, если он мне понадобится. Не так ли?
Полицейский пожал плечами:
– Я увидел свет. Что я могу сказать?
– На самом деле он увидел меняющийся мир, и ему это не понравилось. Я предоставил ему возможность вернуть все как было. – Джейк повернулся к Джеду. – Тебе я также предоставил возможность, Джон Эдвард, старый пропойца! Но ты меня предал, ага? К счастью, уже после того, как отослал Нейта. Малыш, тебя это не смущает? Ты связался с человеком, который сделал твоему папаше такую подлянку…
– Он стал другим, – сказал Оливер.
– И больше не пью! – с гордостью добавил Джед.
– О, как это мило! Очень мило. Уверен, твои жена и дочь сожалеют о том, что ты не изменился еще при их жизни, и тогда они не погибли бы в той долбаной аварии, старый козел, – но задним умом все мы крепки, а? Ладно, в любом случае спасибо, что привел мальчишку.
– Я его не приводил. Это он меня привел.
– Какая разница, кто кого привел? Одна хрень. Олли, мы сделаем то, что наметили?
Оливер кивнул.
– При одном условии.
– Давайте-ка послушаем.
– Фига, Джед и Калеб уходят отсюда живыми. И ты оставляешь в покое моих друзей и мою мать. Все становятся свободны.
Джейк расхохотался:
– Олли, мальчик мой, по-моему, у тебя засраны уши! Или, хуже того, ты мне не веришь. Потому что, если ты умрешь на этом алтаре, все мы станем свободны. – Ухмыляясь, он широко развел руками.
– Предположим, ты ошибаешься. Тогда они все равно должны быть свободны.
Усмешка у Джейка на лице не погасла, но напряглась – превратившись в гримасу, а не искреннее выражение радости.
– Я не ошибаюсь, – сквозь зубы процедил он. Его руки сжались в маленькие кулаки. – Но замечательно. Замечательно! Замечательно! Если по какой-то причине ничего не получится, магия не сработает, машина продолжит тарахтеть… они свободны. Даю слово.
Оливер снова сглотнул комок в горле.
– Договорились.
«Ну, вот и все».
Он направился к камню-алтарю. Ухмыляющийся Джейк стоял, опираясь на алтарь. Оливер увидел веревки, обмотанные вокруг двух соседних камней. При его приближении Джейк подобрал один конец и положил его на край алтаря.
– Веревки, – объяснил он. – На тот случай, если тебе вздумается вырываться. Это чтобы удержать твои руки и ноги, так сказать, внутри машины.
– Я не шелохнусь. Можешь не привязывать.
– Ха! Но я хочу. К тому же это ведь придаст привкус настоящего жертвоприношения, верно? Когда древние пытались ублажить богов. Заключить с ними сатанинскую сделку.
«Не делай этого!» В груди у Оливера вскипел страх. Нет, не просто страх. Паника. Всепоглощающая. Подобная тому мгновению на скоростных горках – перед тем как состав нырнет вниз с первого крутого спуска, – но только тысячекратно усиленному. В миллион крат. В миллион плюс бесконечность. Все до одной молекулы у Оливера в теле хотели бежать. Однако он продолжал идти вперед. Дыша ровно и размеренно. Вспоминая своих родителей.
«Я скучаю по тебе, папа. Извини, мама».
Оливер забрался на алтарь.
Джейк туго затянул вторую веревку на запястье Оливера – на левой руке, изувеченной.
– Не слишком туго?
– Больно, – подтвердил Оливер. И это была правда. Ему показалось, веревка содрала кожу. Холодный воздух обжигал запястья, а он лежал на спине на каменном алтаре. Так, что сердце находилось прямо над щелью в камне, куда Джейк в свое время вонзил кирку.
– Извини.
Оливер рассмеялся – горько, невесело.
– Однако…
– Что «однако»?
– Это было искренне.
– Что было искренне?
– Ты извинился. Думаю, искренне.
Джейк задумался:
– Ну, полагаю, да.
– С какой стати? Ты меня ненавидишь. Ты хочешь сделать мне больно. Ты не должен ни за что извиняться.
– Не слушай его, Джейк! – рявкнул стоящий поодаль Алекс Амати. – Он просто издевается над тобой. Убей его. Убей его!
Однако Джейк сердито зашипел, призывая его замолчать. Затем снова повернулся к Оливеру.
– Я не питаю к тебе ненависти. Я так говорил, но нет, не питаю. Это… говорила какая-то моя часть. Я не питаю к тебе ненависти, Оливер. Мы с тобой – одно и то же, несмотря на то, что разные. Я… ну, что-то вроде… более продвинутой версии тебя. Более взрослый. Более мудрый. Возможно, какая-то часть меня злится на тебя за то, какой ты, потому что я сам когда-то был таким же. Понимаешь? Я не знал, сколь высоки ставки. И еще, возможно, я немного ненавижу тебя, потому что жизнь твоя была гораздо лучше, чем моя.
– Ты переполнен болью, правильно?
Джейк замялся. В свете фонарика – теперь поставленного у Оливера между коленями – было отчетливо видно, как он борется. У него заработали челюсти, словно он пытался выковырять застрявшее между зубами семечко.
– Да, это так, – наконец дрогнувшим голосом признался Джейк.
– И ты хочешь положить ей конец. Вот в чем дело. Ты убиваешь всех и вся, чтобы убить боль внутри себя.
– И что с того? – Джейк издал нервный смешок. – Да что ты вообще знаешь о боли, Олли? Как я уже говорил, твоя жизнь не идет ни в какое сравнение с тем, что довелось вытерпеть мне. Однако я понял, как с этим быть, когда блуждал в темноте в старой угольной шахте. Мне показали дорогу вперед. Предложили путь. И моя боль дала мне ясность.
– У меня тоже есть боль. Которую дал мне ты.
– И она не дала тебе ясности?
– Пожалуй, дала. – Оливер сглотнул комок в горле.
– Вот и отлично. В таком случае давай вместе положим конец нашей боли.
И с этими словами Джейк щелкнул пальцами и крутанул запястьем…
Познакомившись ближе со своим повзрослевшим двойником, Оливер пришел к заключению, что не может видеть боль Джейка, потому что Джейк и его боль – одно целое. Оливер не представлял себе, как выглядят его собственные гнев и страх, так почему же он должен был знать, как выглядят чувства Джейка? С другой стороны, когда Джейк доставал что-то из предыдущей реальности, из своего Промежутка, Оливер видел что-то.
Лишь мельком. Мимолетное видение текучего мрака.
Искра страха, блеск чего-то еще более жуткого.