Стоящий на коленях ребенок одной рукой обнимает за шею ягненка, а другой держит палитру с красками, чтобы показать, что он хочет изучать живопись с терпением. По другую сторону вышеописанной фигуры лежит мальчик с бычьим рогом в одной руке и с книгой нот в другой, чтобы показать, что он хочет быть музыкантом; подле него лежат всевозможные музыкальные инструменты. В воздухе с одной стороны видны два амурчика, представляющие Ум и Желание, которые направляют пылающее сердце к Прилежанию, выражаемому хлыстом и шпорами в руке мужчины; с другой же стороны виден вдали Купидон с луком, только что пронзивший стрелою сердце. На заднем плане представлены руины, долженствующие указывать, что Рим есть место для обучения молодых живописцев. Эта картина находится в Амстердаме у известного любителя искусств секретаря Гана. Для ее пояснения Кетель написал следующее стихотворение:
Надежда, о юность, тебя не покинет,
Поэтому работай терпеливо и не беспокойся о времени.
Если ум и влечение сердца будут всегда тебя побуждать,
То всего, чего бы ты ни домогался, достигнешь.
Существует еще большая, превосходно написанная его картина, представляющая Истину в образе прекрасной нагой женщины, уснувшей на великолепном античном ложе, в изголовье которого в ярком сиянии стоит серафим, олицетворяющий Добродетель. Обман под маской истины, представленный в виде сатира, верхняя часть тела которого человеческая, а нижняя — козлиная, старается овладеть ложем Истины; но маска с него срывается силой Справедливости, представленной в виде могучего мужчины с орлиными крыльями, подобного Времени, который налег на плечи Обмана так сильно, что, кажется, раздавил его чресла. Эта картина также находится в Амстердаме. Для объяснения ее написаны следующие стихи:
Истина может спать здесь без покрывала;
Около нее стоит на страже Добродетель.
И если Обман задумает лукаво напасть на нее врасплох,
Он тотчас же встретит препятствие, ибо сила Справедливости
Сорвет с него личину и так придавит, что раздробит его чресла.
На Калверстрат, в Амстердаме, на Голландском дворе у господина Класа находится превосходно написанная красками маленькая аллегория, имеющая следующий смысл:
Обезоруженный Вином, Венерой и Деньгами,
Вследствие злоупотребления этими старинными отравами,
Разум одевается в дурацкую одежду.
Здесь представлен Разум, когда он вследствие злоупотребления вином, женщинами и страстью к деньгам лишился своего вооружения: шлема, щита и копья, похищенных представленной тут женщиной. Сидящая Венера держит Разум за ногу, крепко опутав ее своими сетями; сзади нее стоит Купидон, или Желание, натягивает тетиву своего лука тройной невоздержанности и целится в Разум. Бахус, с золоченой кружкой в одной руке и с хрустальным бокалом, наполненным красным вином, в другой, как бы возбуждает способность к питью в Разуме, на челе которого играет отблеск красного вина. Немного далее видна Скупость, достающая кошелек из богато наполненного сундука, на крышке которого изображен Мидас, превращающий в золото все, к чему он ни прикасается. В тени находится Злоупотребление, изображенное в виде старого сатира, надевающее на Разум дурацкий колпак.
У упомянутого секретаря Гана есть превосходная картина Кетеля, представляющая семь добродетелей. Сверх того, он написал для него аллегорическое изображение поговорки «Сильная похоть не знает покоя». Она выражена так: человеку, шагающему к бездонному колодцу, страсть ослепляет глаза. Позади него растет целебная трава — табак, символизирующий жизнь души, под корнем которого лежит новорожденное дитя. Впереди него — ядовитая трава лютик едкий, с мертвой головой под корнем, обозначающей смерть души. Это есть временное благо, к которому человек стремится и ради которого он пренебрегает будущим спасением. Улыбающееся счастье, неся на своих крыльях бога изобилия, сеет на своем пути все, что чувственный человек может желать; но ненасытная Страсть, стоящая одной ногой на ночной бабочке, никогда не бывает удовлетворена. Для пояснения Кетель написал следующие стихи:
Суетный тленный человек настолько ослепляется своей плотью,
Что совсем забывает о Боге и находит наслаждение в зле.
Его желания ненасытны, и он желает без конца.
Если даже счастье посылает ему все, его желания не утихают.
В подтверждение этого он показывает в отдалении казни преисподней, какие известны в древней мифологии, а именно: Тантала, Сизифа, Иксиона, Тития и Данаид. Там же находится еще другая нравственная аллегория Кетеля, о которой стихи гласят следующее:
Всходи на гору Сион с разумной осторожностью;
Пусть старая опытность будет твоей советницей,
Не допускай обманывать себя детскими безделками,
Иначе пустая мечта, а не действительность будет твоим уделом.
Кто мужественно стремится вперед, тот достигает Божьей милости,
Если даже в юности он, к своей погибели и своему позору, заблуждался и падал.
Так как я сообщаю о многих аллегорических произведениях Кетеля, то не могу умолчать о «Зеркале добродетели», которое награвировал Ян Санредам. Эта остроумная аллегория бичует неблагодарность дурного человека, который, получив Солнце, расплачивается за эту милость оскорблениями, между тем как Признательность, получив Луну, постоянно держит это в памяти и выказывает благодарность. Композиция заключает в себе много еще весьма значительных добавлений, как это можно видеть по гравюре. Для объяснения приложены следующие стихи:
Представленная здесь добродетель — открытое, признательное сердце —
Никогда не забывает дара, как бы он мал ни был.
Но неблагодарный человек тотчас же превращает белое в черное.
Кто дружески целует такого человека, бывает взамен жестоко укушен.
Окажи добро неблагодарному, он все-таки признателен не будет.
Кетель, возбуждаемый разнообразными склонностями, казалось, совсем не давал отдыха своему изобретательному и плодотворному уму, постоянно упражняясь, ради удовлетворения внутреннего влечения, в различных отраслях живописи и вне ее. Сначала, в 1595 году, у него явилось желание лепить из глины, и он сделал из куска глины маленькую группу, состоявшую из четырех мужских нагих фигур, из которых одна была представлена связанной по рукам и ногам. Здесь, кажется, подразумевается гость, пришедший на пир не в брачной одежде и брошенный во тьму кромешную, ибо видно, что остальные хотели бросить его подальше от себя. Эти четыре фигуры, лишенные всякой резкости и замечательные по движениям, можно видеть в его мастерской, где они приводят всех знатоков и даже самых лучших скульпторов в большое восхищение. С тех пор он, по примеру итальянцев, стал заниматься лепкой фигур из воска как пособием для рисования и писания картин. В следующем году он принялся писать портреты, которые очень ему удавались, о чем можно судить по вышеупомянутым произведениям, а также и по тем, которые он пишет теперь.
В 1599 году он выдумал писать прямо руками, без кисти, что было принято многими за смешную и нелепую причуду, похожую на прихоть некоторых беременных женщин, кушающих грубые и неудобоваримые вещи. Однако следует сказать, что все у него выходило очень хорошо и ничего уродливого в этом не было. Первое, что он написал этим способом, был его собственный портрет в нескольких видах, столь же схожий или даже более, чем другие, написанные кистью. Особенно же хорошее впечатление они производили издали. После этого опыта он написал для известного любителя в Амстердаме Хендрика ван Оса Демокрита и Гераклита[386], причем по просьбе этого любителя в образе Демокрита он изобразил самого себя. Эта картина издали производит очень сильное впечатление.
Когда он после многих еще других сделанных этим способом портретов принялся писать вышеупомянутый портрет господина Морозини и слегка водил по полотну пальцами, к нему вошел мастер, делавший кисти, и пожелал ему получить на всех пальцах мозоли, так как он был единственным человеком, который своим нововведением сокращал его работу.
Один человек из Москвы[387] также пожелал иметь свой портрет, написанный пальцами, чтобы показать его великому князю, которому он приходился близким человеком.
Еще Кетель написал чрезвычайно схожий портрет адмирала флота Молуккских островов господина Вольфарта Германса, а также превосходный портрет знаменитого скульптора Хендрика де Кейзера, которого он перед тем изобразил кистью в виде апостола.
Пальцами же он написал три головы: Богоматери, св. Иоанна и Спасителя в терновом венце, которые были так чисто и тонко исполнены, в особенности кровь и текущие из глаз слезы, что, казалось, невозможно было все это написать без кисти.
Но еще удивительнее было то, что в 1600 году ему пришла мысль писать без помощи рук, одними ногами, чтобы показать, что и этим способом он может что-нибудь сделать. Это возбудило еще больше несправедливых насмешек, нежели когда он стал писать пальцами, так как ноги еще менее пригодны для того и никто таким образом не работал. Но в общем от этого никто, кроме мастера кистей, как было сказано, не терпел убытка. И не должно, чтобы кто-нибудь осуждал такое проявление его склонности или дурно истолковывал его предприятие, ибо он доказал, что дело, по-видимому невозможное, может осуществиться и что, если понимающему искусство живописцу случится потерять руки, у него остается еще другое средство передавать свои мысли. Ведь существуют же люди, которые, чтобы показать свою ловкость, предпринимают и исполняют самые необыкновенные вещи. Некоторые, например, стреляют, положив ружье на спину или повернувшись спиной, и все-таки попадают в цель; а другие ходят по канату там, где для этого лучше може