трения. Женщины в большинстве семей были на более высоком уровне, чем их мужья. Они вступали в брак с польскими беженцами, часто для того лишь, чтобы получить возможность выехать заграницу. Манил Запад, — но не было специфической «сионистской» установки. На вопрос, поставленный советской женщине-врачу, — «что заставило ее принять предложение человека, настолько ниже ее стоящего по развитию и образованию?» — последовал ответ: «он курил трубку, носил заграничную кожаную куртку» ... Иными словами, привлек не советский тип человека... В Израиле эти люди разошлись, но женщина надолго сохранила свою «советскую» гордость. «Мы русские» и «в нашей стране» — так говорят новые пришельцы из России еще долго, пока наступает перелом в сторону ощущения себя израильскими гражданами в своей, израильской, стране. В некоторых, правда исключительных, случаях люди в этом первом периоде интеграции, не выдержав трудностей, возвращались и становились орудием антиизраильской пропаганды в советской печати. Эти сотни «возвращенцев», однако, составляют ничтожный процент общей массы.
Другой особенностью этой «алии» был первоначальный страх. Боялись, что «Сталин дойдет до Израиля», помалкивали, подозрительно относились к окружению, жили отчужденно, замыкаясь в своей «советскости» и опасаясь, что она может настроить против них местное население. Молодежь, которая из оккупированной Гитлером Польши бежала в Сов. Союз в 1939-40 гг. и провела там годы от 16 до 27-летнего возраста, представляла особый тип, «польско-русско-еврейский», без всякой душевной подготовки к израильской действительности, без понимания ее исторических корней и значения. Здесь существенным элементом «переключения» было наличие родственников, теплое, сердечное отношение с их стороны... Но те, кто не имел друзей и знакомых, и целиком был зависим от «учреждений» и бюрократической опеки, не чувствовали себя уютно в Израиле, попав на окраину большого города или в поселок на краю пустыни.
Однако, все трудности выравнивало время. Нет сомнения, что по мере того, как растет количественно эта покоенная (и послесталинская) русская иммиграция, прибывающие новые «олим» осваиваются легче и проще.
Отдельно надо упомянуть иммиграцию с Дальнего Востока, из Харбина, Шанхая, Тянь-Тзина. Победа коммунизма в Китае положила конец существованию цветущих русско-еврейских общин в этих городах. Значительная часть сибирских евреев переселилась в Израиль, где возник «Союз выходцев из Китая» («Иргун Йоцей Син»), насчитывающий до 4.000 членов. В противоположность массе беженцев с Запада, прибывших в плачевном состоянии, переселенцы из Дальнего Востока, в большинстве сионисты, прибыли с некоторыми средствами, со знанием английского и иврита и с традицией социальной организованности. Они сравнительно легко освоились в Израиле, в городах и деревнях, обладают собственным культурным центром в предместье Тель-Авива с рядом филиалов в стране. Органом их является ежемесячный «Бюллетень» на русском языке, выходящий с 1955 года в Тель-Авиве (в настоящее время редактируемый М. С. Клявером). «Бюллетень» — единственное периодическое издание на русском языке, выходящее в Израиле, кроме «Вестника Израиля» (позже переименованного в двухмесячник «Шалом»), имеющего полуофициальный характер.
Послевоенная алия вообще существенно отличается по своему характеру от первой, второй и третьей «русских» алий. Десятки тысяч пионеров первых десятилетий состояли из энтузиастов, шедших на жертвы, прокладывавших дорогу к национальному и социальному возрождению своего народа. Покидая Россию царскую, а со времени «третьей» алии — советскую, они порывали с прошлым, «гебреизируясь» принципиально. Они тем легче могли это сделать, что были и в массе, и в руководящем интеллигентском слое глубоко традиционными по воспитанию: — детьми религиозных родителей, учениками хедеров, насквозь еврейскими по духу, даже если молодое поколение и восставало против местечковой рутины своих отцов.
Но в послевоенные годы хлынула в Израиль масса истерзанных и бездомных жертв мирового катаклизма, не прошедших еврейской школы, не знающих еврейской истории, политически дезориентированных, гораздо более русифицированных. Многие из них были совершенно не подготовлены психически к трудным условиям жизни в строящейся стране. Это были уже не активисты, а — подопечные сионизма. В довоенные 30-е годы появление иноязычных газет, театров, клубов было немыслимо в еврейской Палестине, — оно было бы воспринято, как саботаж национального дела. Но в современном Израиле, который на две трети состоит из недавних иммигрантов, создалось положение, напоминающее национальный «плюрализм» Соед. Штатов: множество региональных, по странам происхождения, секторов, слияние которых в одно «гомогенное» целое совершается медленно и постепенно, и ни в этом, ни, вероятно, в будущем поколении не будет до конца реализовано.
Это касается и тысяч русских евреев, прибывших в страну по окончании второй мировой войны. Они в большей степени «русские», чем иммигранты второй и третьей алии; им труднее дается процесс «израилизации»; предыдущие поколения ковали израильскую действительность своими руками, — эти находят ее готовой и, на первых порах, трудной.
С другой стороны, присутствие этих евреев косвенно повлияло на те десятки тысяч израильских старожилов времен турецких и британских («ватиким»), которые принесли с собой в Палестину воспоминания своей российской юности. Возможно, что при ином развитии событий на Среднем Востоке возник бы могучий и своеобразный славяно-еврейский центр. Но в силу исторических причин в образовании современного Израиля верх взяли англо-саксонские и западноевропейские культурные влияния, а масса населения в половине состоит из выходцев арабского Востока. Однако, три первые алии и послевоенный доплыв из России врезали свой след в черты лица еврейского государства. Под поверхностью израильской жизни пролегает слой русской подпочвы; (в кибуцах и поселках, в городах и школах, в фабриках и учреждениях можно услышать русскую речь. Для старожила характерно удовольствие, с каким он использует оказию поговорить при случае по-русски; он, разумеется, читал Толстого в оригинале, хотя дети его «Войну и мир» знают только в переводе на иврит; русские книги и газеты читаются всюду — советские, благодаря их исключительной дешевизне и хорошей организации продажи, а зарубежные, — несмотря на отсутствие этих двух условий. Существует в Израиле потенциальная аудитория для выступлений на русском языке, и русский театр из-заграницы пользовался бы не меньшим успехом, чем изредка гастролирующий польский... В случае поворота в политике «холодной войны» и советской враждебности к Израилю, русское еврейство снова станет важнейшим фактором в развитии страны.
Роль, которую играли русские евреи в истории Израиля, менялась из десятилетия в десятилетие. В 20-е годы, в эпоху третьей алии, молодежь, прибывшая из России, взяла на себя пионерское задание — трудовое освоение страны. Основным фактом этой эпохи было основание Иосифом Трумпельдором халуцианского движения. Первой «квуцой», осевшей на земле, была (в 1920 г.) группа халуцов из Прилук и Каменец-Подольска, прошедшая трудовую «гахшару» (подготовку) на земледельческой ферме под Одессой. На земле Нац. Фонда и под руководством агронома Э. Эттингера, они основали в горах под Иерусалимом кибуц Кириат-Анавим, — ныне один из самых цветущих и благоустроенных в Израиле.
В 1923 году был основан «Гдуд Авода» — Легион Труда им. Иосифа Трумпельдора. Это был род трудовой армии сионизма при Федерации еврейских рабочих («Гистадрут»), основанной в Хайфе в 1920 году. При основании «Гдуд» насчитывал 88 человек, — и до 2.000 прошло через его формации в течение 20-х гг. «Гдуд Авода» принял на себя выполнение ряда общественных работ мандатного правительства, построил дороги из Тверии в Цемах и Табху, из Хайфы в Афуле и Назарет. В лагере Гдуда в Галилее жило около 300 рабочих. Такой же лагерь был создан в окрестностях Петах-Тиквы, где строили жел. дорогу в Рош-эль-Аин. Люди Гдуда работали в Кфар-Гилади, создавали вспомогательные сельские хозяйства, мастерские и пр. По своей структуре Гдуд был трудовым коллективом; заработки его членов поступали в общую кассу, обязывала трудовая дисциплина, а идеальной целью было «создание коммуны еврейских рабочих в стране Израиля».
«Нет сомнения», — говорит летописец той поры Арие Ценципер-Рафаэли, — «что Гдуд, это создание русских сионистов, выполнил в истории строительства страны миссию первостепенной важности. В его 42 «плугот» (отрядах) воспитались кадры труда и обороны... Пионеры из России наложили свою печать на Гдуд и заразили своей жертвенностью, сионистским воодушевлением тех, кто к ним присоединился из других стран» (сборник «Бамаавак Легеула», «В борьбе за освобождение», Тель-Авив, 1956, стр. 226).
Русская сионистская молодежь, объединенная в группах «Маавар», «Га-Даром», «Га-Галил», «Га-Шомрон», работала на землях Нац. Фонда в окрестностях Петах-Тиквы; в районе Реховот, Ришон-Лецион, Hec-Циона и Гед еры; в Явниэле, что в Галилее; в Хадере, Беньямине и Зихрон-Якове. Деятельность этих групп прекратилась в трудном 1927 году, и только группе «Маавар» совместно с членами кибуца Эйн-Харод удалось закрепиться, — это основатели кибуца Гиват га-Шлоша («Высота Трех»).
Из других кибуцов, основанных русскими сионистами, надо отметить Афиким в Иорданской долине (1932), Мишмарот, основанный выходцами из Крыма. В общем русским сионистам принадлежит первое — по количеству и качеству — место в трудовом подвиге третьей алии.
Не следует забывать о роли, которую сыграли русские евреи в развитии израильской промышленности, начиная с первых робких опытов на рубеже столетия. Это была область частной инициативы, не всегда имевшей успех.
Первые 10 ткацких станков поставил в стране Иехиель-Михал Пинес, и он же первый приступил к производству черепицы. Пионером мыловаренной промышленности был химик Иосиф Файнберг (ум. в 1903 г.). Его инициативе обязано возникшее в 1905 году общество «Атид», из которого после многих метаморфоз выросло одно из крупнейших предприятий страны — «Шемен».