Я сообщил Натансону, что записка, подписание которой я имею в виду предложить, конечно, написана по-русски, и спросил, не нужно ли дать перевести ее на польский язык. Он ответил, что этого не требуется, так как то, что она написана по-русски — естественно, и что все, приглашенные на собрание, понимают по-русски, хотя и неохотно на этом языке говорят. Я попросил его, когда он откроет собрание, сообщить о моем предложении и его ответе. Он так и поступил.
Собрание было импозантным. В нем участвовали видные представители Варшавского еврейства. Но предложения подписать записку никто из присутствующих не поддержал. Приведенные к тому мотивы меня, недостаточно знакомого с настроениями этих кругов еврейства, изумили. Говорилось о том, что они считают Конгрессовую Польшу лишь формально входящей в состав Российской Империи. Уже по одному этому они считают нежелательным какие-либо совместные с русским еврейством шаги перед правительством. Да и положение польских евреев совершенно отличное от положения евреев русских. Польские евреи в пределах Польши вправе жить и в селах и там приобретать недвижимое имущество. Правда, они испытывают затруднения, когда едут в Петербург или Москву. Но они смотрят на эти города, как находящиеся за границей и, в сущности говоря, не могут против этого протестовать — нельзя отрицать за любым государством права отказывать иностранцам в визах по своему усмотрению. Их детей принимают в русские учебные заведения лишь в пределах процентной нормы. Но они этому рады, так как предпочитают посылать своих детей в заграничные учебные заведения.
Отказ подписать записку вызвал уже после моего отъезда протесты со стороны менее ассимиляторски настроенных кругов в Варшаве и, в особенности, в Лодзи. В результате от имени «евреев, жителей Царства Польского», была опубликована резолюция с требованием равноправия. Насколько мне известно, инициатива опубликования этой резолюции исходила не от Варшавских, а от Лодзинских еврейских общественных деятелей.
После моего возвращения в Петербург мне пришлось принять участие в организации Виленского Съезда, состоявшегося 25 — 27 марта 1905 года.
Хотя инициатива этого съезда исходила от Бюро Защиты, приглашения были разосланы за подписью барона Г. О. Гинцбурга. Тогда еще это было естественно и даже необходимо. Был составлен список приглашенных, причем из каждого города приглашалось несколько лиц разных направлений. Я принес барону Гинцбургу пакет приглашений на подпись. Он все приглашения подписал без всяких возражений, на некоторых из них приписывал приветы, надежду встретиться с адресатом в Вильне и т. д. Но одно приглашение он наотрез отказался подписать. Его отрицательное отношение к этому лицу было вполне обосновано и разделялось и членами Бюро Защиты. Но это был видный сионист, имевший в своем городе большое влияние и неприглашение его могло бы вызвать отказ других сионистов участвовать в съезде. В конце концов барон Гинцбург подписал и это приглашение.
Однако за время, прошедшее между высылкой приглашений и съездом, политическая атмосфера и, в частности, настроение в еврейских кругах резко изменились, и как для Бюро Защиты, так и для самого барона Гинцбурга стало ясным, что присутствие его на съезде было бы неуместно. Хотя с моей точки зрения съезд был слишком умеренным, — Демократическая Группа, в качестве представителя которой я совместно с Л. М. Брамсоном участвовал на съезде, отказались войти в организованный съездом Комитет, — состав съезда был слишком радикальным для барона Гинцбурга. На съезде было, например, принято решение о том, чтобы все евреи гласные Городских Дум подали заявления губернаторам, что они отказываются от этого звания. Дело было в том, что в то время, как по Городовому Положению 1870 г. евреи избирались в гласные на общих основаниях — правда, их должно было быть не больше одной трети общего числа, — по Городовому Положению 1892 г. евреи были лишены, пассивного и активного, избирательного права в Городские Думы, и губернским властям предоставлялось право назначать евреев в гласные по своему усмотрению (с тем, чтобы число их не превышало 10 процентов общего числа гласных). Предложенная коллективная отставка евреев-гласных мыслилась, как протест против принципа назначения евреев гласными вместо их избрания, наравне с гласными других исповеданий.
Предложение это, внесенное гласным Гродненской Думы, доктором Замковским, кажется, было принято съездом единогласно, и гласные евреи, по-видимому, все (хотя многие лишь уступая давлению и лишь через некоторое время) от звания гласного отказались.
Для барона Г. О. Гинцбурга какое-либо участие в съезде, обсуждавшем и принимавшем такое предложение, было, конечно, совершенно неприемлемо.
Надо отметить, что через несколько лет, после роспуска 2-й Государственной Думы, во многих городах черты оседлости еврейское население пришло к заключению, что хотя бы уродливое представительство евреев в городском самоуправлении все же в интересах евреев. Поэтому евреи довели до сведения губернаторов, что они хотели бы, чтобы гласные евреи были вновь назначены, что в ряде городов и имело место.
Председателем Виленского Съезда был М. М. Винавер. Он же возглавил образованный Съездом Союз для достижения полноправия евреев. Виленский Съезд принял постановление, что евреям должно быть дано не только равноправие, но и полноправие, что понималось как равноправие плюс права национального меньшинства. Президиум Съезда внес резолюцию об образовании «Союза для достижения полноправия евреев». Я внес поправку — заменить слово «достижение» словом «борьба». Поправка была отвергнута и я тут же громко заявил: «Вы войдете в историю не как борцы, а как достиженцы». Это предсказание в известной степени осуществилось — ив прессе, и в частных разговорах членов Союза сокращенно называли, (как, кажется, говорили и они сами), — достиженцами, а на идиш их называли «дергрейхер».
С образованием Союза Полноправия Бюро Защиты фактически свою деятельность прекратило. Еврейская Демократическая Группа по выслушании доклада Л. М. Брамсона и моего постановила в Союзе участия не принимать.
Союз просуществовал всего два года и прекратил свое существование главным образом под влиянием принятой сионистами, так называемой, Гельсингфорсской программы, в силу которой сионисты решили проводить деятельность за предоставление евреям полноправия не в рамках Союза, а от своего имени.
В связи с этим была образована Еврейская Народная Группа, организационный съезд которой состоялся в феврале 1907 г. Она приняла платформу Союза Освобождения. В ноябре 1909 г. по инициативе главным образом Народной Группы был созван в Ковне съезд, образовавший так называемый Ковенский Комитет.
Когда убитого Плеве заменил кн. Святополк-Мирский, в России началась «политическая весна». В Петербурге и по всей провинции происходили банкеты и митинги с речами о необходимости перехода к конституционному образу правления и провозглашения свободы личности. Выносились и соответствующие резолюции. В большинстве их требовалось и равноправие всех граждан.
А. И. Браудо привлек меня к устройству в одном из, самых больших зал Петербурга, в Калашниковской бирже, митинга, посвященного положению евреев в России. Зал был переполнен. Председательствовал М. М. Ковалевский, из речей помню замечательную речь профессора Л. О. Петражицкого и речи Милюкова, Мякотина, Лутугина. Собрание приняло резолюцию о равноправии евреев.
Вынесло политическую резолюцию и старейшее еврейское общество — Общество для распространения просвещения среди евреев — в собрании, состоявшемся 27 февраля 1905 г. В ней указывалось на необходимость равноправия евреев и созыва для управления страной народного представительства, избираемого на началах всеобщей, прямой, равной и тайной подачи голоса всеми без различия гражданами.
В Обществе распространения просвещения между евреями в России я особенно активного участия не принимал. Лишь однажды мне пришлось это сделать в связи с предложением членов группы; в которую я входил, поручить Правлению ОПЕ не ограничиваться в своей издательской деятельности изданиями на русском языке, а издавать, параллельно, и на идиш. Мы доказывали, что даже если только ставить себе целью убедить массы изучать русский язык, это следует делать не на непонятном им языке, а на идиш.
Это предложение встретило оппозицию не столько со стороны приверженцев русского языка и культуры, сколько со стороны сионистов, видевших в «жаргоне» конкуренцию для древнееврейского языка. Я хорошо помню собрание, на котором обсуждалось предложение нашей группы о необходимости приступить к изданиям на идиш. Оппозиция сионистов приняла столь бурные формы, что председательствующий И. М. Гордон вынужден был закрыть собрание без того, чтобы по возбуждавшему страсти вопросу было принято решение. И прошло около 10 лет, пока ОПЕ и его отделения стали на путь, который был рекомендован нашей группой.
18 февраля 1905 г. был издан рескрипт о народном представительстве с совещательными функциями. Для осуществления его была образована комиссия под председательством заменившего кн. Святополка-Мирского, министра внутренних дел Булыгина, выработавшая проект закона о законосовещательной Думе, в котором предполагалось не давать евреям избирательных прав. Это вызвало горячие протесты, как евреев, так и русской общественности. (Проф. С. Трубецкой, возглавивший депутацию городов и земств, явившуюся к государю в июне 1905 г., сказал, что никого не следует исключать из народного представительства — «нужно, — сказал он, — чтобы не было бесправных и обездоленных»).
Барон Гинцбург и Слиозберг обратились к Коковцеву с просьбой отстоять равенство евреев в избирательном праве. Совет министров исключил пункт о лишении евреев избирательных прав, государь с этим согласился, и в законе о созыве законосовещательной Думы, изданном 6 августа 1905 года, никаких ограничений евреев в избирательных правах не было.