1. Введение
Три выступившие на историческую арену социально-экономические группы, — крупная буржуазия, средняя буржуазия и интеллигенция (лица либеральных профессий) — составляли в русском еврействе меньшинство — несколько меньше 25%.
Широкие народные массы, вытесненные из своих позиций в период распада феодальной системы и вследствие выселения из деревень и городов, где им запрещено было жить, вынуждены были искать источника новых заработков. Наследственным еврейским занятием была торговля, не требовавшая ни подготовки, ни тренировки, — но черта оседлости перенаселена была лавками и лавчонками. Предприятий мелкой торговли не счесть было в черте. В то время, как средний годовой оборот торгового предприятия составлял в 1910 в губерниях вне черты 20582 рубля, в черте он был вдвое меньше — 9442 рубля.
К концу 19-го века питейная торговля, и без того переживавшая плачевный упадок, прекратила существование вследствие введения государственной монополии. В начале 20-го Века возникла новая опасность для еврейских торговцев — в крестьянской среде вырос тип «полуинтеллигента», обнаружившего склонность к занятию торговлей. В Польше конкуренция этого рода появилась еще в последней четверти 19-го века, а в 20-ом веке новый конкурент уже повел ожесточенную борьбу — подчас путем физического воздействия — с более подготовленным и опытным еврейским торговцем. На Украине, в Литве и в Белоруссии эта конкуренция дала себя почувствовать только в начале 20-го века. Все эти только бегло намеченные причины и факторы буквально вынуждали евреев искать новых занятий, которые вели их в лоно «лаборизации» и пролетаризации.
Приобщение еврейского населения к продуктивному труду шло в двух направлениях: к сельскому хозяйству, ремеслу и промышленности. Первый путь — к земледелию — был узок, второй — к ремеслу и индустрии — широк. Земледельческий труд не имел корней в еврейской жизни и в прошлом диаспоры; аграризация требовала очень глубокого и тяжелого, физически и психически, — разрыва со всем прошлым экономическим укладом еврейства. Еще большее значение имело то обстоятельство, что в 19-ом веке, а в особенности, во второй его половине, процесс аграризации шел в разрез с общим экономическим развитием страны, которое гнало миллионы крестьян в города от земледелия к городским занятиям.
2. Аграризация
Как ни скромны были размеры аграризации евреев в России, она представляет собой своеобразное и интересное явление. Эта проблема не исчерпывается ссылкой на поощрение русского правительства и на привилегии, предоставляемые евреям-земледельцам. В сущности, все явления в области аграризации в странах еврейской иммиграции, — которая происходила в больших масштабах в Палестине и Аргентине и в значительно меньшем размере в Соединенных Штатах и некоторых странах Латинской Америки, — были продолжением процесса, начавшегося в России. Русские евреи повсюду играли главную роль не только как идеологи и пропагандисты, но большей частью и как практические деятели. В самой России еврейское земледелие существовало и в тех районах, на которые не распространялись ни привилегии, ни влияние русского правительства, как, например, в Польше, — где, однако в 1859 г. насчитывалось 27971 евреев, занимавшихся сельским хозяйством. Согласно данным И. Оршанского, в 1862 г. число еврейских колонистов в Бессарабской губернии составляло 10589, в Ковенской губернии — 1089, в Виленской губернии — 2966 евреев. В 1859 г. еврейских колонистов на Украине (губернии Киевская, Волынская и Подольская) числилось 25270 душ. В то же время в Херсонской и Екатеринославской губерниях находились 37 колоний, пользовавшихся поддержкой правительства, где проживало 2598 семейств, — около 12000 душ.
В общей сложности к началу эпохи либеральных реформ земледелием занималось 80000 евреев. Начиная с этого времени, отменяются пособия и привилегии, которые еврейские земледельцы получали от правительства. Упразднены были также жесточайшие правила о кантонистах, явившиеся в свое время причиной, побудившей евреев переселяться в сельскохозяйственные колонии. Но все же перепись 1897-го года установила, что сельское хозяйство было источником существования для 179400 евреев, превышая вдвое число евреев-земледельцев в 60-х годах.
Стихийный процесс аграризации небольшой струей вливался в «лаборизацию», охватывавшую русское еврейство.
Однако, несмотря на относительные успехи в области сельского хозяйства, земледельцы-евреи составляли в 1897 г. не более 3,55% экономически активного элемента в русском еврействе. И тем не менее не следует недооценивать значение этого небольшого ручейка аграризации, явившейся характерным штрихом в картине глубокой экономической революции, которую переживало русское еврейство в 19 столетии.
3. Индустриализация и пролетаризация
В процессе индустриализации и пролетаризации еврейских народных масс наметились три основных течения: 1. рост числа людей, занятых ремесленным трудом, как хозяев, так и рабочих; 2. возникновение еврейского фабричного пролетариата; 3. значительное увеличение числа евреев-чернорабочих.
Ремесленный труд издавна глубоко врос корнями в еврейскую жизнь. Всюду, где жили еврейские массы, ремесло было их главным занятием. Начиная с 16-го века, в Польше, этом крупнейшем еврейском центре того времени, наблюдался непрерывный рост числа еврейских ремесленников.
На основании ряда разнообразных источников мы имеем возможность установить, что уже около 1820 г. в России имелось от 75000 до 80000 еврейских ремесленников. Они составляли 21 или 22% экономически активного еврейского населения. Чисто-пролетарский элемент, — подмастерья — составляли 10000 или 11000, то есть 12-13% всех занятых ремесленным трудом.
Относительно последних лет 19-го века мы располагаем точными статистическими данными. Перепись, произведенная ЕКО, зарегистрировала в 1898 г. 500986 самостоятельных ремесленников, подмастерьев и учеников. Это означает, что число ремесленников за 80 лет возросло в 6 раз в то время, как все еврейское население увеличилось только вчетверо.
Необходимо тут принять во внимание также характер еврейской эмиграции. По данным американской статистики «квалифицированные рабочие», т. е. ремесленники (хозяева и рабочие) составляли свыше 60% всех евреев иммигрантов, в то время как торговцы составляли около 10 процентов. Это значит, что до 1898 г. Россию покинули десятки тысяч еврейских ремесленников, а за период от 1898 г. до 1914 г. — сотни тысяч. Широкий поток эмигрантов направлялся в большие и средней величины города, — откуда, проработав год-два, они шли дальше.
Мы располагаем солидными данными, иллюстрирующими рост еврейского ремесла в России к концу 19-го века. В 15-ти губерниях черты оседлости в 1887 г., то есть на 11 лет ранее исследования ЕКО, ОРТ произвел перепись еврейских ремесленников. Вот сравнительный результат этих двух обследований: в 15 губерниях Украины, Белоруссии и Литвы число еврейских ремесленников составляло в 1887 — 293509, а в 1898 — 381615. За 11 лет число ремесленников поднялось на 88 тысяч в губерниях, не отличавшихся быстрым ростом еврейского ремесла. Более интенсивен был рост ремесла в 10 польских губерниях.
В конце 19-го века Варшава становится центром еврейского ремесла и мелкой промышленности. Переселение в Варшаву носило массовый характер: поток переселенцев шел не только из провинциальных городов Польши, но также из Белоруссии и Литвы, отчасти даже из Украины. В 1882 г. еврейское население Варшавы составляло 127917 душ, а в 1910 г. 310000. Оно увеличилось на 182000 в то время, как естественный прирост не превышал 70000; ясно, что в Варшаву прибыло около 112000 новых пришельцев. Притом в эти же годы Варшаву покинуло несколько десятков тысяч еврейских эмигрантов.
Перепись ЕКО охватила свыше шестидесяти цехов — значительно больше, чем в начале 19-го века. Профессии плотников, кузнецов, столяров принимают массовый характер в еврейской среде только во второй половине 19-го века. По подсчету ЕКО, число ремесленников в этих цехах было выше 38000. Разумеется, наибольшее число ремесленников находилось в профессиях, связанных с одеждой и обувью (портные, портнихи, белошвейки, сапожники): их было около 200000, то есть 40% всего числа еврейских ремесленников.
Мы уже упоминали, что в 1820 г. подмастерья составляли в еврейском ремесле 10-11%. Данные ЕКО (1898 г.) дают следующую картину распределения ремесленников по социальному признаку:
1. Хозяева | 259396 | 51,9% |
2. Подмастерья | 140528 | 28,1% |
3. Ученики | 101062 | 20,0% |
Всего | 500986 | 100% |
Социальная дифференциация, как мы видим, выступает более явственно, чем в 1820 году, но вся картина остается довольно убогой: на каждого хозяина приходится по одному наемному рабочему, включая и учеников; между тем, ученики сплошь и рядом не только не получали платы, а должны были вносить хозяину небольшую сумму за обучение.
Мы должны, однако, отметить, что суммарные цифры несколько затушевывают истинное положение. И в среде хозяев-ремесленников существовала глубокая социальная дифференциация. Десятки тысяч хозяев-ремесленников были одиночки, не прибегавшие к наемной рабочей силе. Другие десятки тысяч хозяев — держали одного или двух наемных рабочих. И были только сотни мастерских, в которых было занято несколько рабочих и еще меньше мастерских — с 10 и более рабочими. Подробный отчет о положении в Витебске, относящийся к 1893 году, дает следующие цифровые данные о типах ремесленных мастерских:
Мастерские | Число мастерских | %% |
1. Без наемного труда | 1486 | 70,4 |
2. С одним рабочим | 400 | 19,0 |
3. С 2-5 рабочими | 203 | 9,8 |
4. С 6 рабочими | 13 | 0,6 |
5. С 10 рабочими и больше | 6 | 0,2 |
Как мы видим, свыше 70% мастерских обходились без наемной рабочей силы; только в 19 мастерских было занято больше 6 рабочих, — что составляло меньше 1 % общего числа.
Если допустить, что положение ремесла в Витебске в 1893 г. типично для всех 25 губерний «черты», мы должны будем прийти к заключению, что по всей России в 1898 г. существовало около 518 еврейских мастерских, где работало 10 рабочих и выше, и свыше 2000 мастерских с 6-ю рабочими, а большая часть ремесленных мастерских обходилась без наемной рабочей силы.
Эти выводы являются, однако, только предположением. Витебск к тому же не вполне типичен, так как это не промышленный город. Тем не менее, приведенные цифры проливают некоторый свет на факт весьма слабой социальной дифференцированности еврейского ремесла.
С конца 19-го века до первой мировой войны шел процесс роста не только числа еврейских ремесленников, но и процесс классовой дифференциации ремесленников, особенно в городах, где еврейское ремесло перерастало в мелкую и среднюю промышленность. Для освещения этого вопроса интересны данные о положении в Варшаве, этом самом крупном центре еврейского ремесла и мелкой промышленности.
Мастерские | %% |
1. Без рабочих или одним рабочим | 25,3 |
2. От 2 до 5 рабочих | 41,8 |
3. От 6 до 10 рабочих | 19,0 |
4. Более 10 рабочих | 13,9 |
Тут перед нами другая картина: мастерские с числом рабочих больше 10 составляют почти 14%. Если прибавим к их числу мастерские с числом рабочих более 5, то окажется, что ремесленные мастерские, в которых занято больше 5 рабочих, составляют около трети.
Приведем данные о распределении еврейских рабочих по величине мастерских и фабрик: в 1914 г. 34% общего числа еврейских рабочих в Варшаве занято в предприятиях, пользующихся трудом более 20 рабочих; 55% в предприятиях с числом более 10 рабочих; лишь 11% всех еврейских рабочих работает в маленьких убогих мастерских, где хозяин держит только одного рабочего.
Приведем несколько более подробные сведения о процентуальном распределении евреев-рабочих в Варшаве по предприятиям различного типа.
Предприятия | % еврейских рабочих |
1. До 10 рабочих | 98.5 |
2. От 11 до 20 | 94,2 |
3. От 21 до 50 | 87,0 |
4. Более 50 рабочих | 66,1 |
Во всех еврейских предприятиях — 94,5%.
Все приведенные нами данные относятся к легкой индустрии, а не к тяжелой индустрии, где число еврейских рабочих гораздо меньше. Эти цифры дают возможность сделать ряд интересных выводов. Прежде всего мы видим, что в годы, предшествовавшие первой мировой войне, еврейский рабочий класс в Варшаве был совершенно изолирован от польского: в еврейских предприятиях, сосредоточенных в населенных евреями районах, евреи составляли 94% всего числа рабочих, а в небольших мастерских, в которых было занято меньше 10 рабочих, — 98%. Эта географическая и экономическая изоляция объясняет факт полной самостоятельности еврейского рабочего движения, а также национальные настроения в еврейской рабочей среде. Языковая и культурная ассимиляция здесь сводилась к минимуму, несмотря на весьма высокий уровень развития классовой солидарности и на активное сотрудничество на почве профессионального и политического рабочего движения.
В общем еврейский пролетариат Варшавы, благодаря своей концентрации, был хорошо организован, хотя и в меньшей степени, чем рабочие в тяжелой индустрии. Варшава не была исключением — такую же концентрацию еврейского пролетариата в больших мастерских и маленьких фабриках мы находим в текстильной промышленности в Лодзи, в Белостоке, в виленской чулочной индустрии, в кожевенной промышленности Сморгони и Шавель. С переходом в этих отраслях к машинному производству, с ростом технического оборудования больших предприятий начинается борьба за место у рабочего станка. Тут мы вступаем в область фабричного труда у евреев.
Еврейский капиталист не был ничем стеснен при найме рабочих — он пользовался всяческими привилегиями за пределами черты оседлости, и, разумеется, он не был обязан набирать только рабочих-евреев. Иначе обстояло дело с еврейскими рабочими, которые были прикреплены к месту жительства — черте оседлости, (притом даже в ее пределах евреям не разрешалось селиться в деревнях) и могли рассчитывать на работу только у еврейских предпринимателей.
По обследованию ЕКО, в 1898 г. в Польше было 12380 еврейских фабричных рабочих; только 436 евреев, т. е. 3,5% общего числа, работали у предпринимателей христиан.
Был ряд причин, объективного и субъективного характера, вследствие которых принадлежавшие еврейским предпринимателям крупные механизированные фабрики не принимали евреев рабочих. После освобождения крестьян начался приток из деревень в города дешевой рабочей силы, с которой евреи не в состоянии были конкурировать. На ранней стадии развития промышленности фабричный труд был в очень слабой степени механизирован, и большую роль в нем играла физическая сила; в этом отношении евреи уступали рабочим-христианам. А к тому времени, когда промышленность стала механизированной, на фабриках уже имелся постоянный, контингент христианских рабочих, довольствовавшихся малым заработком. В Польше действовали и другие факторы, мешавшие проникновению еврейских рабочих в механизированные текстильные предприятия. Уже в начале 19-го века начался приток опытных ткачей из Германии, игравших крупную роль в развитии текстильной промышленности не только в Лодзи и Лодзинском районе, но и в Белостоке и в его районе. Немцы-мастера занимали прочные позиции в лодзинской текстильной индустрии еще в начале 20-го века и усердно покровительствовали немецким, а не еврейским рабочим.
Эти объективные факторы привели к тому, что в начале 20-го века, в пору перехода к интенсивному механизированному труду, еврейские рабочие оказались в тяжелом положении даже на тех фабриках, где они занимались ручным трудом: так в Лодзи и в Белостоке ко времени механизации текстильной промышленности как бы укрепилась традиция, согласно которой на механизированную работу евреев не принимали.
Действовали и субъективные факторы, приводившие к тому, что евреи оставались вне фабричных стен крупных предприятий. Когда усилился спрос на рабочие руки, как в ремесле, так и в фабричной индустрии, евреи отдавали предпочтение ремесленному труду, где было больше шансов на возвышение и достижение самостоятельности, чем на крупной фабрике. Стремление к самостоятельности и шансы возвышения представлялись культурному и индивидуалистически настроенному еврейскому рабочему решающим моментом. Так было в России, так и во всем мире.
Нужно отметить еще один важный фактор, вызывавший отказ еврейских фабрикантов принимать евреев-рабочих даже тогда, когда их квалификации были такими же, как у рабочих христиан. Евреи-рабочие, пришедшие из хедера и ешибота, из более или менее культурной среды, были боевым и классово-сознательным элементом, и владельцам фабрик это было не по вкусу.
Перейдем теперь к фактам. Уже в первой половине 19-го века мы встречаем в разных местностях России евреев — фабричных рабочих. В 30-х годах в пяти губерниях черты оседлости (Волынской, Гродненской, Могилевской, Витебской и Минской и в Белостокском районе) число еврейских фабричных рабочих доходило до 2185. Польский экономист А. Войчицкий, описывая возникновение польской промышленности в 30-х и 40-х годах прошлого столетия, часто упоминает о евреях, работавших на фабриках наряду с немцами и поляками. В «Варшауэр Идише Цайтунг» (1867) мы находим информацию о принадлежащем еврею сталелитейном заводе в Варшаве, где работало 200 еврейских рабочих, и о табачной фабрике братьев Шапиро с 120-ю еврейскими рабочими. По данным, сообщенным Германом Франком, в сороковых годах прошлого столетия на еврейских текстильных фабриках Гродненской губернии работало около шестисот евреев. О более поздней эпохе имеются в высшей степени интересные сведения в «Виленском Вестнике» (1868, №75).
В 1860 г. в Белостоке из 46 фабрик шерстяной мануфактуры евреям принадлежали 19, т. е. 41,3%, а в 1868 — из 89 фабрик — 44, т. е. 49,4%. В мае 1868 г. на суконных фабриках работало около 2500 еврейских рабочих. По данным Субботина, в 1887 г. в Белостоке было 79 текстильных фабрик, принадлежавших евреям, с 2077 раб., из них евреев было 1268, т. е. 61,0%.
Приблизительно в то же время в Лодзи произведена была перепись на заводах с числом более 25 рабочих, и там не оказалось ни одного еврея. Это объясняется тем, что в Белостоке было много мелких фабрик, с числом 26 рабочих в среднем, в то время как в Лодзи на каждую фабрику в среднем приходился 241 рабочий.
Механизация текстильной индустрии в двух крупнейших текстильных центрах началась — в Лодзи еще в 80-х годах 19-го столетия, а в Белостоке — только в начале 20-го столетия. Если в первое время еврейские рабочие пассивно отнеслись к тому, что их не пускают на механизированную фабрику, то в начале 20 века они вступили в борьбу, сопровождавшуюся порой и кровопролитиями. Христианские рабочие, занятые в механизированных еврейских предприятиях, сопротивлялись допущению в них евреев даже тогда, когда последние претендовали на работу, выполнявшуюся еврейскими рабочими в течение десятков лет. В Белостоке борьба принимала столь ожесточенную форму, что в нее счел нужным вмешаться губернатор, добившийся примирения на следующих условиях: там, где вводится механизация производства, еврейские рабочие должны оставаться на своих местах; там, где фабрикант расширяет предприятие, работа распределяется поровну на таких началах, что евреи работают на одном этаже, а христиане — на другом. Пишущий эти строки, неоднократно бывавший впоследствии в Белостоке, лично убедился в том, что в предприятиях, принадлежавших евреям, фабричное здание состояло из двух этажей, — «еврейского» и «христианского» этажа.
Ареной ожесточенной борьбы стала также Варшава в 1910—1912 гг. Мы узнаем об этом из воззвания, выпущенного еврейскими рабочими. Приводимые ниже цитаты из этого воззвания проливают свет на трагическое положение, в котором оказались еврейские рабочие в результате механизации, которая сама по себе была прогрессивным явлением. В воззвании, обращенном к сознательным польским рабочим в обувной индустрии, говорится:
«Еврейские предприниматели, у которых мы раньше работали, увольняют нас и не хотят больше принимать евреев рабочих на фабрики. Такие факты имели место среди других на фабрике Бренера, Боймфлаха, Цукермана, Цейтлина и других. Нам, двум тысячам еврейских механических сапожников, грозит перспектива потери работы, голода и нужды».
Ссылаясь на то, что фабриканты пытаются использовать «религиозные и национальные предубеждения», авторы воззвания заявляют: «некоторые рабочие-христиане не отдают себе отчета в действительном смысле поведения фабрикантов и занимают места уволенных еврейских рабочих, под предлогом, что евреи не должны работать при машинах».
Ответом на это воззвание явилась статья Барского в органе польской социал-демократической партии, и будет интересно привести несколько цитат из этой статьи.
«Верно, — пишет Барский — что еврейский капиталист охотнее принимает на работу поляков, покорно дающих себя эксплуатировать, чем строптивых и классово-сознательных еврейских рабочих. Каждый фабрикант предпочитает темного рабочего — сознательному. Но мы знаем, что поскольку речь идет об обувном производстве, это — не единственная причина, почему еврейские фабриканты предпочитают не принимать евреев на работу. Главной помехой, влияющей почти во всех отраслях производства, а в особенности в крупной индустрии в этом направлении, служат бытовые особенности и религиозный консерватизм массы несознательных еврейских рабочий. Речь идет главным образом о праздновании субботы. Именно вследствие этого лодзинские фабриканты, сами по большей части евреи, вообще не принимают евреев на работу».
В этом духе выдержана обширная статья Барского, впоследствии лидера польских коммунистов. Он призывает сознательных еврейских рабочих отказаться от «фанатизма», от идиша, от соблюдения субботы и праздников и аналогичных «темных фанатических вещей».
Это происходило в 1911 г. В 1912 г. в «Новом Восходе» (№ 9, стр. 26) появилась корреспонденция, что сообщение о примирении между еврейскими и польскими рабочими неверно. Факты говорят обратное: не мир, а новые конфликты. По словам корреспондента, еврейские рабочие добиваются, чтобы к машинам прежде всего были допущены те, кто раньше работал вручную. Польские рабочие обещали «обдумать этот вопрос и все еще продолжают размышлять». Корреспондент сообщает далее ряд чрезвычайно интересных фактов. «Крупный еврейский фабрикант обуви Б-р, — пишет он — у которого работают 150 христиан в механическом отделе и 12 евреев — при ручной работе, — поставил две новых машины и двух рабочих-евреев к ним. Едва они принялись за работу, как явилась группа вооруженных польских рабочих и с револьверами в руках прогнала евреев и поставила на их место двух поляков».
Подробно описывая происходящую «борьбу за кусок хлеба», корреспондент добавляет: «настроение в еврейской рабочей среде крайне подавленное, горючего материала в отношениях между польскими и еврейскими рабочими накопилось немало; дай Бог, чтоб не дошло до эксцессов». Еврейские фабриканты не унимаются и продолжают свое «благое дело»; владелец большой фабрики, например, вводя механическую работу, собирается уволить всех евреев и заменить их поляками. В связи с этим корреспондент имел беседу с известным польским социал-демократическим деятелем. На вопрос, какие меры принимаются, чтобы избежать конфликтов и помешать вытеснению голодающих еврейских рабочих, польский социал-демократ ответил, что нужно вооружиться терпением, нельзя раздражать польских рабочих, иначе они «уйдут в лагерь народовой демократии» (польская антисемитская партия). На указание, что евреи доведены до отчаяния, последовал ответ: «Придется им пострадать. Другого выхода нет».
Бундовский орган «Фрагн фун Лебн» сообщает, что на механизированных ткацких фабриках в Белостоке, принадлежавших евреям, — в 1904 г. было зарегистрировано 54 еврейских рабочих, а в 1912 — 445, т. е. в восемь раз больше, что составляло 60% общего числа ткачей на механизированных еврейских фабриках и 40% всего числа ткачей в Белостоке. При указанных выше условиях и это было уже большим достижением...
Попытаемся подвести итоги данным о еврейских фабричных рабочих. Согласно данным ЕКО, в 1898 г. в 25 губерниях черты оседлости имелось свыше 46000 еврейских фабричных рабочих. Ввиду того, что обследование ЕКО не охватывало всех фабрик, мы имеем основание утверждать, что к концу 19-го века в России имелось около 60000 еврейских фабричных рабочих.
В первые 14 лет 20-го века наблюдался бурный рост промышленности во всей России, включая и черту оседлости. Не подлежит сомнению, что накануне первой мировой войны число еврейских фабричных рабочих доходило до 75000, т. е. их было в 14 или 15 раз больше, чем в середине 19-го века. Это была первая стадия индустриализации и особенно пролетаризации еврейского населения, все большего проникновения евреев в крупные и механизированные предприятия. Война прервала этот процесс.
В конце 18-го столетия, в момент развала польского государства, деклассированные составляли в еврейской среде большой процент населения. Среди них было много бедняков, живших милостыней, на иждивении общинной благотворительности. Среди трудовых людей было немало домашней прислуги обоего пола в состоятельных еврейских домах, извозчиков (балагулы), нанимавшихся на полевые работы в усадьбы во время жатвы. Во второй половине 19-го века в больших городах появилась новая категория еврейских рабочих — носильщики и грузчики на железнодорожных станциях и в портах. В Одесском порту в конце 19-го века много тысяч евреев занимались погрузкой зерна на подводы. В Варшаве и в Лодзи было много евреев-носильщиков, доставлявших товары покупателям. Пишущий эти строки помнит, как летом, в разгар полевой страды, помещики посылали телеги за еврейскими парнями и девушками.
По данным ЕКО, число евреев-чернорабочих доходило до 97900: в эту категорию входили 32528 носильщиков, грузчиков на станциях и пристанях и поденщиков, 18819 владельцев фургонов для перевозки тяжестей и 12901 сельскохозяйственных рабочих. Учесть число таких рабочих очень трудно, — в действительности их было значительно больше. Накануне войны число их было не меньше 110 тысяч.
1. Рабочие и ученики в ремесленных мастерских | 300000 |
2. Фабричные рабочие | 75000 |
3. Торгово-промышленные служащие и служащие в общественных учреждениях | 100000 |
4. Домашняя прислуга | 12000 |
5. Сельскохозяйственные рабочие | 16000 |
6. Чернорабочие | 110000 |
Всего | 613000 |
Мы можем принять, что к 1914 году число еврейских пролетариев в России доходило до 600000, составляя таким образом 30% всех экономически активных элементов еврейского населения. Слабой стороной еврейского пролетариата была не столько его малочисленность, сколько его внутренняя социальная структура. В еврейском пролетариате явно преобладают ремесленники и торгово-промышленные служащие. Характерной чертой их является отсутствие стабильности: они по большей части чувствуют себя временными пролетариями. Временный характер социального статуса, хотя и усиливает его боевую готовность к борьбе, за свои классовые позиции, но не обеспечивает выдержанности в этой борьбе. Во время забастовки часто обнаруживалось, что хозяин скорее идет на закрытие предприятия, чем на удовлетворение требований рабочих.
Другой слабостью еврейского пролетариата было преобладание в его рядах молодых людей, — потенциальных хозяев мастерских. Молодость — несомненное достоинство в борьбе, но — препятствие к стабилизации в рамках рабочей организации. Молодой еврейский рабочий часто носился с мыслью, если не начать самостоятельно работать после женитьбы, то перебраться к родственникам в Америку. В профессиональном союзе он видел не прочную постоянную рабочую организацию, а временный орган борьбы.