и в позднейшие годы, когда на первый план выдвинулись «мусар-ешиботы»[55], в которых господствовало направление Реб Израиля Салантера, имя «Воложин» продолжало произноситься с благоговением и любовью.
В начале 19-го века основаны были также крупные ешиботы в местечках Мир и Эйшишки. Ешибот в Мире своим распорядком напоминал Воложинский; он пользовался, однако, меньшим авторитетом и был беднее. Наиболее неимущие ешиботники вынуждены были подкармливаться у зажиточных обывателей — по крайней мере по субботам. Во второй половине 19-го века, когда во главе ешибота стоял реб Хаим-Лейб Тиктинский, в Мире обучалось около 300 человек. Наибольшего расцвета Мирский ешибот достиг в период между двумя войнами: в эти годы он занял первое место среди ешиботов в Польше (см. дальнейшую главу: «Мусар-ешиботы»).
Своеобразный характер носит история ешибота в Эйшишках — маленьком городке убогой Литвы. Люди мало знали о нем — по вполне понятной причине: ешибот не рассылал посланцев по свету, хотя по своим руководителям не уступал крупным ешиботам, пользовавшимся мировой известностью. Маленький литовский городок собственными силами содержал — и вполне удовлетворительно — более сотни учащихся, среди них людей, готовившихся в раввины.
Ешибот в Эйшишках сумел на свой лад охранять авторитет Торы и достоинство учащихся. Традиция виленского Гаона и его последователей сказывалась здесь не менее, чем в Воложине: в Эйшишках молодые ревнители, Торы не ходили подкармливаться в чужие дома, местные жители сами приносили еду в ешибот. Они заботились и о других нуждах ешибота — об отоплении, освещении, снабжении книгами. Этим занимались особые общества, которым удавалось создавать значительные средства. Заботы о содержании Рош-иешивы тоже несла местная община. Неудивительно, что бедное литовское местечко стало символом ревности к Торе.
СРЕДНИЕ И МАЛЫЕ ЕШИБОТЫ
Количество учащихся, имевших возможность поступать в крупные ешиботы, было сравнительно невелико. Большинство ешиботников обучалось в небольших и средних ешиботах; эти ешиботы пользовались скромной известностью, но они без всякого сомнения сыграли не меньшую роль в деле распространения изучения Торы в странах Восточной Европы, чем крупные ешиботы.
Ешиботы средние и малые не рассылали по свету посланцев для сбора денег; им приходилось поэтому добывать необходимые средства на местах для поддержки очагов Торы. Поэтому здесь оказалось невозможным отойти от старой системы «эсн тэг».
В небольших ешиботах обучались преимущественно дети местных жителей и в отдельных случаях более зажиточные родители платили за нравоучение своих детей. В ешиботах средних было много иногородних учеников; здесь бедность больше бросалась в глаза. Менделе Мой-хер-Сфорим дает нам в своих мемуарах («Шлойме реб Хаиме») следующее описание ешибота в Слуцке, где он учился к концу сороковых годов прошлого века:
«Среди литовских городов, которые Всевышний наградил ешиботом, имеется городок С-к. Единственное, что отличает этот городок от других и что создало ему славу — это ешибот, который приобрел известность далеко за его пределами. Местные профессора — люди простые, бедные меламеды, хоть и носят они титул «рош-иешива»; студенты — молодые люди, не имеющие ни гроша за душой, большей частью приходят сюда пешком и почти налегке, с мешком, хранящим две старые залатанные рубахи и пару изношенных, штопанных носков. И вот жалкий городок, удрученный собственной бедностью, берет на себя заботу о приезжих, снабжая их чем только может. Ради Торы самый большой бедняк готов поделиться с другим последним куском хлеба, если он им располагает».
Небольшие ешиботы существовали в целом ряде городов Литвы, а также в общинах Польши и Украины. Были и ешиботы, содержавшиеся за счет синагог, благотворительных обществ и даже частных лиц. В Вильне, например, к концу прошлого века в синагоге мясников находился ешибот, в котором обучалось до 80 человек. Другая школа того же типа нашла себе приют в синагоге шапочников в Минске. Вот как описывается этот ешибот в мемуарах Израиль-Исера Кацовича:
«Наш ешибот основан и содержится шапочниками, т. е. бедными людьми. Рош-иешива имеет мануфактурную лавку. Дело ведет его жена. Он проводит в лавке только несколько часов, посвящая все свое время либо изучению Торы, либо занятиям с другими. Всю неделю он посвящает занятиям с ешиботниками, а по субботам он преподает Тору шапочникам». («60 лет жизни», стр. 83 — 84).
В МОЛИТВЕННЫХ ДОМАХ
По всей вероятности, большинство юношей в странах Восточной Европы принадлежало к типу так называемых «клойзников», т. е. занимавшихся изучением Торы в помещении синагоги. Вся система занятий построена была на принципе самостоятельного изучения. Даже большие ешиботы не могли бы справиться с расходами, если бы там не применялся метод самостоятельной работы учащихся. Поэтому там учащиеся не делились на группы сообразно возрасту и уровню знаний. Все учащиеся слушали одни и те же лекции, все проходили одни и те же главы, хотя им предоставлялась свобода выбирать для изучения любую главу, и каждый стремился добиться, по мере своих сил, наилучших результатов. Поэтому даже такой крупный ешибот, как воложинский, довольствовался только двумя руководителями (рош-иешива и его заместитель).
Обыкновенно юноши начинали учиться «для себя» уже с тринадцати или четырнадцати лет; дети состоятельных родителей нередко имели меламедов и после. Отличавшиеся исключительными способностями мальчики из бедных семейств начинали самостоятельно заниматься еще до бар-мицва, так как родители не в состоянии были платить за обучение.
Если юноше не удавалось поступить в ешибот, он занимался в синагоге родного или соседнего городка, где имелось достаточное количество книг для учебы, и где он имел бы возможность обсуждать тексты со своими сверстниками или учеными прихожанами. Известный ученый и писатель Шимон Бернфельд рассказывает о своем отце следующее:
«Первым учителем моего отца был его дед со стороны матери, реб Цви-Гирш. Потом с ним стал заниматься меламед, обучавший его, пока ему не исполнилось одиннадцать лет. С тех пор он занимался самостоятельно в синагоге своего родного городка».
Обычай самостоятельного изучения Торы передавался из поколения в поколение. Люди такого формата, как Израиль Баал-Шем-Тов, виленский Гаон и Соломон Маймон фактически никогда не обучались в ешиботах. Они начали изучать Тору «для себя» еще с ранней юности. Это было, по всей вероятности, результатом системы воспитания, приучавшей мальчика к самостоятельной работе уже в годы отрочества.
Разумеется, система изучения текстов «для себя» таила опасность: не каждый тринадцати- или четырнадцатилетний мальчик способен был ориентироваться собственными силами в Талмуде. Многим это не удавалось; далеко не каждому самоучке дано было стать ученым. Но если принять во внимание экономическое положение евреев в Восточной Европе, придется признать, что система самостоятельного изучения Торы являлась в обстановке того времени фактически единственно возможным путем.
Обыкновенно юноша старался найти синагогу, где занимались другие учащиеся — как его ровесники, так и люди постарше. Во многих городах и местечках одна большая синагога или молитвенный дом представляли собой как бы центр изучения Торы. Ученые старшего поколения и «эйдемс оф кест»[56] здесь обсуждали спорные вопросы, а юнцы прислушивались к их речам, и тоже вмешивались в дискуссию, задавая вопросы или высказывая собственные соображения. Часто они занимались вдвоем или втроем; это оживляло занятия и давало возможность обмениваться мыслями.
Изучением в синагогах и молитвенных домах занимались не только местные уроженцы повсюду, а особенно на Литве; издавна установился взгляд, что учиться лучше на чужбине. Среди учащихся было не мало женатых людей, так называемых «порушим». Вот как описывается жизнь молодых талмудистов в местечке Капуля:
«Копыльский клауз был также высшею школою, где местные подростки... сами дополняли свои сведения в Талмуде и раввинской письменности... Кроме местных юношей, в копыльском клаузе обучались и иногородние молодые люди: бахурим (холостые) и порушим (женатые). Копыльцы дружелюбно принимали этих жаждущих знания буршей. При появлении такого бахура в клаузе, обыкновенно с посохом в руке и с котомкой на плечах, все его окружали, приветствовали и приступали к снабжению его днями, т. е. к составлению списка 7-ми обывателей, обязывавшихся кормить его по одному определенному дню в неделю. Этим актом положение юноши на время его пребывания в городе обеспечивалось: кушанье у него есть, книг и свечей — сколько угодно, квартира — клауз, в кровати и подушках он не нуждается — спит на скамье или на земле, подложив под голову свой халат».
Были некоторые синагоги и молитвенные дома, — например, синагога Гаона в Вильне, — издавна славившиеся, как очаги изучения Торы. Учащиеся тут считались принадлежащими к высшему разряду; они питались в частных домах только по субботам. Синагога оказывала учащимся поддержку в самых скромных размерах.
Главное преимущество самостоятельных занятий в синагоге состояло в том, что учащийся пользовался свободой и мог заглядывать в любые книги, — в Каббалу, в философские трактаты и т. д. Он сам вырабатывал для себя, порядок занятий, и если он был способный и прилежный, его познания были больше познаний ешиботников. Впрочем, многие ешиботники тоже некоторое время занимались самостоятельно учебой в молитвенных домах. Бывали случаи, когда юноша останавливал свой выбор на какой-нибудь заброшенной синагоге, где он мог быть предоставлен самому себе, располагая возможностью «учиться для себя» и «думать про себя»; эта самостоятельность и уединенность наложила печать на жизнь и мышление ешиботников и «клойзников». Читая литературные произведения на идиш и иврит, мы неоднократно находим в них отголоски этих лет грусти и одиночества. Вот что пишет об этом периоде своей жизни поэт X. Н. Бялик: