Человек-одиночка, «отшельник в миру», как назвал его Винавер, он гордо шел по пути, не избранному, а на который толкнуло его еврейское бесправие. «Силен тот, кто остается один», провозгласил ибсеновский Штокман. Несомненно, в гордом одиночестве Пассовера была большая сила. Но дала ли она ему удовлетворение? Вряд ли.
Пассовер принес на службу праву свои исключительные способности и огромный запас накопленных и постоянно обновляемых знаний. Но что жизнь дала ему взамен? Еврейское бесправие лишило его возможности отдаться делу, к которому его влекло, несчастная любовь его юности лишила его семейного счастья. Осталось лишь гордое одиночество. Никто не был ему действительно близок, и никто его не любил, хотя все перед ним преклонялись. И он не захотел оставить этим чужим ему, нелюбимым людям ничего из своего умственного достояния. Он ушел из этого мира, унесши с собой, в противоположность скупому рыцарю, все свои несметные богатства — свой ум и знание. Но славы своей он забрать с собой не мог. Она осталась жива в сердцах его современников, и образ его, как одного из величайших русских адвокатов, запечатлен его коллегами по профессии.
Пассовер выделялся среди самых талантливых юристов своего времени. «Гулливер среди карликов», писал о нем Гольдштейн. И русское еврейство может по праву гордиться, что оно дало русской адвокатуре А. Я. Пассовера.
М. М. ВИНАВЕР
Однажды В. А. Маклаков, будучи еще молодым помощником, был приглашен известным адвокатом А. Ф. Дерюжинским для разработки одного гражданского дела, два раза выигранного Дерюжинским в судебной палате и во второй раз кассированного Сенатом. Несмотря на то, что дело в палате было дважды выиграно и вопреки советам своих сотрудников, Дерюжинский настаивал на том, что нужно мириться. «Все равно, — говорил он Маклакову, — в Сенате мы этого дела не выиграем. Там выступал оба раза какой-то Винавер, еще молодой адвокат, даже только помощник. Ну, батенька, — это штучка. Ничего подобного я не слыхивал. Сенаторы глядят ему в рот. Что хочет, то с ними делает. Никому, кроме него, теперь дел поручать не стану».
Максим Моисеевич Винавер родился в Варшаве в 1862 г. и там же окончил университет в 1886 г. Переехав в С.-Петербург, он записался в помощники присяжного поверенного. Как уже упоминалось, в помощниках он пробыл 15 лет, до 1904 года.
Из вышеприведенных слов Дерюжинского следует, что Винавер с первых же шагов в адвокатуре сумел завоевать себе первенствующее положение среди русских цивилистов. К нему стекались самые сложные дела, главным образом для консультации или выступления в Сенате. На сенатскую практику он оказал большое влияние не только своими выступлениями, но и статьями. В редактируемом им «Вестнике гражданского права» он вел отдел хроники, где блестяще комментировал решения Гражданского кассационного департамента Сената по самым разнообразным делам. Хронику эту он превратил в кафедру, с высоты которой обсуждал практику Сената. И Сенат не только прислушивался к мнению Винавера, но и часто следовал за ним.
Влияние Винавера на сенатские решения было особенно важно потому, что Сенат был призван не только комментировать, но отчасти и творить право. В России, правда, судебные решения никогда не приобрели значения полновесного источника права наряду с законом, как это имеет место в англосаксонских странах. Решение Сената было обязательно только по тому делу, по которому оно было вынесено. Сам Сенат на протяжении своей практики нередко отступал от предыдущих толкований, менял свою точку зрения по аналогичным вопросам. И все же роль Сената в создании права была значительна, особенно в конце XIX и начале XX века, когда расцвет промышленности создал сложные гражданско-правовые отношения, которые в узкие рамки X тома и Устава торгового никак не укладывались, и Сенату приходилось восполнять пробелы устаревшего законодательства. Это естественно придавало сенатским решениям и, следовательно, и влиянию на них, особенно большое значение.
Но была еще одна область адвокатской деятельности, где Винавер был незаменим: это были консультации. По самым сложным гражданским делам его консультировали другие адвокаты. При этом Винавер, по свидетельству Б. Л. Гершуна, не считался с тем, какая сторона его консультирует, и выступал в консультации строгим, беспощадным судьей дела.
Назначение адвоката, как было сказано выше, Винавер видел в защите прав личности и в этой защите он не ставил адвокату узких рамок. Он считал «ложным и жалким правилом, ведущим к произволу и отчаянию», принцип, согласно которому адвокат должен принимать лишь те дела, в справедливости которых он уверен; суд, а не адвокат призван раскрыть и утвердить правду; предоставленные самим себе, самые талантливые судьи не в состоянии выполнить это дело. Винавер полагал, что адвокат обязан честно и правдиво изложить суду все, что идет в пользу его клиента. Дело суда разобраться, на чьей стороне право. Адвокат, «идя своим собственным путем, строит, вместе с другими силами, будущее правовое государство», писал Винавер.
Особенно близка его сердцу была защита прав евреев. Он, как и другие его христианские и еврейские коллеги, принимал деятельное участие в организации представительства еврейских интересов в погромных процессах. Особенно значительно было его выступление в Сенате по делу о бездействии власти, возбужденному против кишиневского губернатора после погрома в Кишиневе.
В 1906 г. стало известно о погромной деятельности департамента полиции министерства внутренних дел. Статский советник Макаров представил 15 февраля 1906 г. доклад министру внутренних дел Дурново о том, что в департаменте полиции пишутся и печатаются, под руководством чиновника особых поручений Комиссарова, погромные прокламации, распространяемые департаментом полиции в тысячах экземпляров.
По этому поводу Госуд. Дума предъявила правительству запрос, при обсуждении которого Винавер, в качестве члена Думы, произнес блестящую, горячую речь, в которой он сказал:
«...Были пущены в ход средства, которых никогда и нигде в мире не применяла власть, именующая себя государственной. Во всей истории культурного человечества вы не найдете страны, в которой власть дерзнула бы сказать: я, призванная охранять жизнь, спокойствие и порядок, — я, виновная даже если только бездействую, не охраняю жизни граждан, когда на нее посягают другие, — я сама сделаю эту жизнь граждан орудием, я принесу ее в жертву для торжества моих политических замыслов, — и сделаю не открыто, а тайно, крадучись, — вложу нож в руки одних граждан и сделаю их убийцами других, моих же граждан! Да разве вы не видите, что вы или ваши предшественники сделали взаимное уничтожение граждан нормальным средством политической борьбы?»
Винавер привел цитаты из донесения по начальству государственного чиновника ротмистра Будаговского, распространявшего среди населения воззвания, призывавшие образовывать дружины, вооружаться вилами и косами и подняться против евреев и революционеров:
«...B деле борьбы с революционным движением», писал Будаговский по начальству, «эти распространяемые мною в значительном количестве воззвания окажут существенную пользу. ...Я убежден, что эти воззвания благотворно повлияют на крестьян и удержат их от насилий над помещиками». «И этот государственный чиновник, — воскликнул Винавер, — не только распространяет, но и доводит до сведения начальства, вероятно, зная, что осуществляет нечто желательное наверху. Приведенные цитаты не частная дружеская переписка, не политическая исповедь, это — бумага за номером, писанная по начальству и попавшая в надлежащие руки».
А люди, это донесение получившие и стоящие во главе управления, «знали, что подведомственные им чины разбрасывают прокламации, возбуждают одну часть населения против другой, заражают воздух ядом убийства, и, зная все это, молчали». «Власть может и должна», — продолжал Винавер, — «охранять жизнь и спокойствие граждан. Но для этого она прежде всего не должна колебать свои собственные нравственные устои. А вы вырвали с корнем эти устои, потворствуя преступлению, как орудию власти; это орудие развратило тех, кто еще не был в конец развращен. ...Далее, вы разрушили устои твердой власти потому, что вам нужно было создать почву бесправия. Там, где приходится управлять путем восстановления граждан против граждан, нужно ослабить одних, чтобы легче выставлять их под нож других. И вы это сделали мастерски. Вы разводили в течение 20 лет и продолжаете разводить теперь эти бациллы бесправия, ими кишит уже воздух всей России. В этой гнилой атмосфере рождаются те ужасы, смысл которых так страшен для нас и так чужд вам... Тот порядок управления, который вы поддерживаете, не есть проявление власти твердой и сильной: имя ему — анархия».
Кроме адвокатской и политической работы на пользу еврейского народа Винавер принимал участие в «Обществе для распространения просвещения между евреями в России», возглавлял Еврейское историко-этнографическое общество, собиравшее материалы по истории русских евреев, участвовал в русско-еврейском журнале «Восход», председательствовал на съезде еврейских общественных деятелей в Вильне в марте 1905 г., на котором был учрежден внепартийный «Союз полноправия еврейского народа в России», в деятельности которого он принимал живейшее участие.
Наряду с адвокатским дарованием у Винавера был также недюжинный литературный талант, способность увлекательно излагать сухие, узкопрофессиональные вопросы. Он обладал даром обобщения и от обсуждения индивидуальных положений неизменно восходил к общим выводам. В его уме синтетически сливались формальная логика со здравым смыслом.
В противоположность Пассоверу, Винавер много писал. Его перу принадлежит ряд научных и литературных монографий и статей, один перечень которых занимает 8 печатных страниц большого формата.