тник, Менделе относился отрицательно к патриархальному быту; но дух времени сказывается в этих произведениях не только в совершенно обновленном языке, но и в теплой нотке, прорывающейся у него каждый раз, когда дело касается народных страданий и народного подвижничества.
В 80-е годы древнееврейская литература как бы вся помолодела. До 1886 г. на древнееврейском языке были лишь ежемесячники и еженедельники. В 1886 г. доктор Л. О. Кантор (1848—1915) стал издавать первую ежедневную древнееврейскую газету под названием «Гайом». Вслед за этой газетой вышеупомянутые еженедельники «Гамелиц» и «Гацефира» стали также выходить ежедневно. Народилась журналистика, которая трактовала обо всех вопросах общечеловеческой жизни наравне с европейской прессой. Особенно отличились, как крупные журналисты, Н. Соколов (1859—1936), редактор «Гацефиры», д-р Л. О. Кантор, Д. Фришман, публицисты-ученые д-р С. Бернфельд и д-р Л. И. Каценельсон, фельетонист Э. Л. Левинский, поэт-публицист 3. Эпштейн и другие. Несколько раньше появились солидные ежегодники, несколько позже — литературные альманахи. Предприимчивый издатель, новеллист Бен-Авигдор создал «Грошовую Библиотеку» беллетристических книжек для народа, продававшихся по дешевой цене. Позже, издательства «Ахиасоф» и «Тушия» обогатили древнееврейскую литературу большим числом оригинальных и переводных книг как общечеловеческого, так и еврейского содержания. Появились древнееврейские переводы Пушкина и Лермонтова, Толстого и Тургенева, Короленко и Чехова, а из иностранной литературы — Шекспира и Байрона, Виктора Гюго и Эмиля Золя, Гёте и Гейне, Кнута Гамсуна и Стриндберга, Ницше, Спенсера, Эмерсона и др.
К концу 80-х годов в древнееврейской литературе появляется, как бы на смену Смоленскину и его журналу «Гашахар», крупный писатель, который занял центральное место в литературе 25-летия (1889—1914) и также основал (в 1896 г.) ежемесячник «Гашилоах», выходивший впоследствии под редакцией автора настоящей работы. Это — творец так называемого «духовного сионизма» О. И. Гинцберг, известный под псевдонимом «Ахад-Гаам» («Один из народа») (1856—1927).
Этот крупный публицист-мыслитель выступил на литературное поприще к тому времени, когда еврейский патриархальный строй, описанный Менделе, стал давать трещины. Писатели-просветители сделали свое дело. Просвещение, несмотря на ограничения времен Александра III, проникло во все поры еврейства, — и началось бегство из гетто. С тем большим рвением еврейская ортодоксия, поддержанная реакцией с ее ограничительными законами, ухватилась за старое и отжившее. И создалось положение, при котором с одной стороны стояла ортодоксия, чуждая жизни, окаменевшая и застывшая в обрядности, а с другой — интеллигенция, которая вместе с религией, отвернулась и от родных масс и их национального достояния. Еврейству грозил полный развал.
В это время появляется Ахад-Гаам. Вся его долголетняя литературная и общественная работа, это — искание синтеза между старым и новым еврейством. Он видит «еврейское зло» в том, что, если выразиться несколько утрированно, «еврей — не человек, а человек — не еврей», иными словами — ортодоксальный еврей, свято хранящий все национально-религиозные ценности народа, отворачивается от всего общечеловеческого, а еврей — общечеловек чуждается всего национально-еврейского. Такова судьба народа без территории, без национальной политики и без разговорного общенационально-исторического языка.
Что можно предпринять против этого? — Проповедовать обособленность и шовинизм? — Но, помимо того, что это не в духе еврея и не в духе времени, мы уже видели, что это приводит лишь к окаменелости самого иудаизма: традиционный еврей — «только еврей», а не «еврей-человек». И вот Ахад-Гаам не находит иного средства не только для спасения еврейства как национальности, но и для установления синтеза между еврейским и общечеловеческим, кроме создания еврейского духовно-национального центра в Палестине. Такой центр, не разрешая ни чисто-экономической, ни чисто-политической стороны еврейского вопроса в диаспоре, разрешит национальный вопрос всего еврейства. Создается мало помалу уголок на земном шаре, где евреи будут иметь свою собственную — хотя бы ограниченную суверенными правами другой державы — государственность, будут творить свою собственную национальную культуру, будут говорить на своем собственном национальном языке и, вообще, будут как все территориальные нации. А так как этим уголком будет Палестина, т. е. не только историческая родина еврейства, но и колыбель пророчества и христианства, то есть основание предполагать, что евреи там возьмутся снова за прерванную почти 19 веков тому назад нить их истории и вновь создадут культурные ценности, которые, подобно Библии и христианству, станут достоянием всего человечества.
Таков «духовный сионизм» Ахад-Гаама, который, в отличие от «политического сионизма» Герцля, стремился к тому, чтоб — по собственному выражению Ахад-Гаама «центром всего стало живое стремление сердца к объединению и возрождению нации и к свободному ее развитию, соответственно духу ее, на общечеловеческих началах».
Эта весьма интересная доктрина поставила проблему старого и нового еврейства, и тесно связанную с нею проблему еврейского и общечеловеческого, во всю ширь. И этим она послужила толчком к новым идеям и стремлениям, которые тесно сплетаются с новейшим течением еврейской литературы — с модернизмом.
V
Первым еврейским модернистом был И.-Л. Перец (1851—1915). Еще в 1894 г. он издал небольшую книжку эротических стихотворений «Флейта», которые поражают новизной поэтических форм, тонкостью поэтических настроений и своеобразием поэтического языка. Несколько позже Перец стал творцом небольшой художественно-законченной картинки, тонкого силуэта, беглого, но изящного эскиза, символического рассказа и аллегорической сказки. Как Менделе Мохер-Сфорим, и он писал одновременно на древнееврейском и на разговорно-еврейском языке. И, если реалист Менделе является «дедушкой еврейской литературы», то модернист Перец — «отец» ее. В противоположность Менделе, который рисует групповые типы народа, Перец изображает типы индивидуальные, и в то время, как Менделе рисует еврея в человеке. Перец рисует человека в еврее. Однако, и модернист Перец отдал обильную дань еврейской неоромантике. Он, вместе с Бердичевским, о котором речь впереди, и с весьма талантливым новеллистом Иегудой Штейнбергом (1863—1908), подметил лучшие черты хасидизма, на который так нападали еврейские просветители: он узрел поэтическую философию, легшую в основу этого родного дитяти еврейского мистицизма. «Хасидские рассказы» Переца, это — неоромантика, поднимающая изживший себя хасидизм до степени нового «философско-поэтического миропонимания». А его «Народные сказки» поднимаются до высот тончайших символических творений лучших модернистов.
Развал патриархального строя вызвал в душе молодых еврейских писателей двойственное чувство. С одной стороны, сознание, что старое должно уйти безвозвратно, что победа нового неминуема; с другой — тоска по лучшему, что сохранило старое, и страх перед неизвестным, что принесет с собою новое. И эта тоска, и этот страх еще усугубляются опасением: кто знает, будет ли это новое — еврейским? — И есть ли уход старого — результат внутренне еврейского процесса, или же результат внешнего давления, ничего общего с внутренним развитием не имеющего?.. Эту двойственность, этот душевный разлад еврейского интеллигента выразил в мягких лирических тонах безвременно погибший М. 3. Фейерберг (1874—1899) в ряде чудных эскизов и в повести «Куда?». Тут выступает тот специфический Judenschmerz, который в молодой еврейской литературе пришел на смену общечеловеческому Weltschmerz. Народ, который благодаря своеобразной культуре своей, выдержал натиск эллинизма, испанской инквизиции, бесконечных гонений и ограничений, — неужели такой народ может пожертвовать всеми своими национально-культурными ценностями во имя эмансипации и пойти навстречу ассимиляции, т. е. национальному самоубийству?.. И тихая, но глубокая скорбь охватывает молодого мечтателя, который ухватывается за синтез Ахад-Гаама, т. е. за территориальный национализм, базирующий на общечеловеческих началах.
Совершенно иного взгляда на разрешение проблем, поставленных Ахад-Гаамом и отображенных в произведениях Фейерберга, придерживается публицист-художник М. И. Бердичевский (род. в 1865). Ахад-Гаам — моралист. Его «духовный сионизм» базирует на том, что евреи были «народом духовным», и таковым должны остаться. Исторический иудаизм должен быть продолжен в существенных частях своих: он лишь должен европеизироваться и — главное — опочвиться. Коренная ломка невозможна да она и нежелательна: иначе историческая эволюция будет нарушена, и еврейство превратится в «нееврейство». Уже древнейшее пророчество Бердичевский считает роковой ошибкой: пророки, напирая на мораль и на служение Богу, убили в еврейском народе любовь к земному и вместе с этим к государственности. Они сделали его народом без родины: сделали Бога его родиной, и Тору — его государством. И то, что начали пророки, закончили фарисеи и творцы Талмуда. Они подменили живую, национальную жизнь и убили любовь ко всему земному; взамен этого возвеличили бесплотную духовность и создали культ книги. Таким образом, иудаизм поглотил еврейство. И пока евреи не перестанут все отдавать своему Богу, жить неземными идеалами и считать себя «избранным народом», они будут непригодны ни к возрождению Палестины, ни к полной государственной и культурно-экономической жизни опочвившегося народа. Необходима переоценка всех ценностей: необходимо на место книги поставить жизнь, на место разума — чувство, а на место отвлеченных идей — земную красоту и земные здоровые чувства. И только тогда будет возможно возрождение страны для народа и преодоление дряблости, безвкусицы, надорванных душ, половинчатости и бескровности. В многочисленных беллетристических произведениях Бердичевский рисует еврейскую молодежь с «надрывом», — которая от еврейского отстала и к общечеловеческому не пристала, — бескровных юношей, которые не умеют ни сильно любить, ни наслаждаться природой, — ибо они — ходячие идеи, ибо рефлексы и резонерство заели их, — детей народа-книжника. Лишь в хасидизме с одной стороны и у еврейского простонародья — с другой, он находит цельные натуры, нетронутые книгой или преодолевшие ее власть над евреем-интеллигентом, старым и молодым.