Как только я обнаруживаю свое хмурое, озабоченное лицо, я тут же стараюсь «включить» на нем ощущение солнечного тепла. И сразу возникает видение окружающего меня мира, который наполнен радостью, благостью, щедростью. Перед глазами встают любимые картины: это и переулочек старой Москвы, и зеленеющий лужок, и закаты с восходами, и вечернее море… Я, кстати, очень люблю смотреть в интернете фотографии про природу, про путешествия, про зверей (за исключением постановочных кошечек) – это все такой естественный мир! Он почти всегда вызывает улыбку, дает ощущение солнышка на лице, чистой радости. А если еще вспомнить, что во всей природе, прямо на небе, написаны самые прекрасные слова: «Я вас люблю!»… Ведь когда вы любуетесь закатом и восходом, знайте, что это Бог говорит всем: «Я вас люблю!» Это вызывает такой подъем! Но только надо приучить себя об этом думать, иначе выражение лица опять станет хмурым.
Думаю, это духовная задача – радоваться и преображать этой радостью отношения хотя бы с двумя-тремя своими близкими. Посмотрите на грузин или итальянцев: они каждый день садятся вместе, поют, произносят тосты (а ведь это производные молитвы и проповеди), смеются, общаются. Они радуются! Последуем же их примеру!
Страх побеждается Воскресением
Страх побеждается Воскресением
Первая и наиглавнейшая страсть, которая является основным препятствием между человеческой душой и счастьем, – это страх. Страх очень разнообразен, и власть его над человеческой душой поистине сатанинская. Именно страх – главная страсть среди всех страстей, царица страстей! А в основе любого страха лежит страх смерти, он перекрывает человеку возможность быть счастливым.
В чем состоит задача христианина, который стремится быть счастливым и сделать счастливым других? Преодолеть этот страх. Его нельзя уничтожить, потому что страх смерти совершенно объективен. В результате грехопадения мы утратили свое бессмертие, которое было подарено Богом нашим прародителям Адаму и Еве. Этот дар мы потеряли и стали смертными не только потенциально, но и, так сказать, актуально, т. е. каждый день приближает нас к смерти.
Победой над этим страхом является Воскресение Христово. Христос Воскресший говорит человеку: «Отныне ты бессмертен. Я сокрушил то, что тебя угнетало до сих пор, – Я победил смерть. Теперь ты можешь быть счастливым». Вера в спасение – это и есть, собственно говоря, вера в личное бессмертие и в личное блаженство после смерти, т. е. то, что мы называем счастьем. Все остальное может быть выстроено человеком в своей жизни, если у него есть вот это главное качество его веры.
Значит ли это, что такое счастье отрыто только христианскому сердцу? И да, и нет. С одной стороны, несомненно, вера в личное бессмертие помогает человеку преодолеть страх смерти, другого средства здесь нет. Но у людей, неверующих во Христа Воскресшего, все-таки есть какие-то паллиативные представления о своем бессмертии: в виде продолжения своей жизни в детях и правнуках, в своих творениях, в человеческих взаимоотношениях, т. е. вера в то, что, если я оставляю после себя некое добро, я буду жить дальше. В отдаленном, усеченном смысле это людям помогает преодолеть страх и в какой-то степени быть счастливыми в тех делах, которые, как они надеются, их переживут.
С христианской же точки зрения, конечно, это не решение вопроса. Но беда заключается в том, что для современного верующего человека вера в догмат Воскресения – серьезная трудность. Приходится встречать христиан, которые на исповеди говорят о том, что они не верят в собственное воскресение и в жизнь за гробом. По их словам, в христианстве их удерживает «моральный кодекс»; они считают, что нельзя отказываться от нравственных требований, что необходимо держаться за них как за некие правила, без которых в жизни и в отношении к другим людям наступит полный хаос. Эти несколько человек высказали свое неверие в Воскресение. А я думаю, что очень многие люди не признаются, но совершенно не верят в то, что их жизнь не кончается смертью, что их душа обладает бессмертием, что наступит день телесного воскресения всех умерших. Мне кажется, что это беда современного поколения христиан, а про нехристиан и говорить нечего.
И это неверие – достаточно сильный источник депрессии и, соответственно, отсутствия счастья. Вспоминаются пушкинские строки: «А счастье было так возможно, так близко!» – да страх смерти перекрывает эту возможность. Счастье заключается в убежденности, что я не умру, что я и мои близкие будут жить вечно. В пасхальном ликующем тропаре «Христос воскресе из мертвых» и заключается наше эмоциональное свидетельство о нашем христианском счастье.
«Боженька накажет»
Личные отношения с Богом Отцом – это общее для всех авраамических религий, но говорить о прощении и о победе над смертью мы можем только в христианстве, а больше нигде. К сожалению, у многих христиан неявно, но преобладает ветхозаветное отношение к Богу. Отсюда учение о Боге карающем, о Боге судящем, о Боге, презирающем людей… Наверняка каждый из нас слышал, как ребенку говорят: «Не делай так, Боженька тебя накажет». Последствия такого высказывания взрослого человека глубоки: ребенок принимает все за чистую монету, и это путь к страху, безверию и вражде против Бога. Но и в голове у взрослого, который такое произносит, видимо, укоренено представление о том, что Бог – не любящий и дающий человеку бессмертие, а карающий и уничтожающий людей. Это не христианство. Даже в Ветхом Завете это было далеко не везде. Все-таки ветхозаветная идея воздаяния «око за око, зуб за зуб» хоть и звучит угрожающе, но она, во-первых, ограничивала круг потенциальных жертв кровной мести (просто отменить «сверху» ее тогда было невозможно), а во-вторых, сочеталась с идеей Божьего милосердия, не заслуженного человеком блага. В сознании ветхозаветного человека образы Бога – строгого судьи и Бога милующего уживались.
Я думаю, неверие в свое прощение многим отравляет жизнь. Это такая своеобразная ересь внутри христианства, которая заключается в отрицании божественного прощения. Мне кажется, что счастье человеку открыто и дано. Дано в прощении Божьем. И то, что человек проходит мимо него, или отказывается от него, или не замечает его, – это причуда его духовного пути. Даже в христианстве такой человек ухитряется выбрать аспект суда и наказания, а не аспект прощения и любви.
«Я самая великая грешница!»
Евангелие дает нам примеры того, как связь человека и Бога восстанавливается через прощение: это и благоразумный разбойник, и блудный сын, это и множество исцеленных и прощенных Господом людей. Вся история Церкви полна чудесных примеров прощения отчаянных грешников.
Многие святые отцы обращали внимание на фундаментальную вещь: вся сумма грехов менее значима, чем бесценная человеческая душа. А это означает, что для Господа ценность живой души человека несравнимо весомее, чем его грехи. Вера в то, что грехи могут перевесить добрые дела, – разве она не еретическая, не мракобесная? Ведь возвеличивание грехов и их меры в человеческой жизни – это, скорее, вера в дьявола, как бы угождение ему. «Нет таких грехов, – это слова Исаака Сирина, – которые Господь простить не может».
Один мой знакомый, когда посмотрел фильм «Страсти Христовы» Мэла Гибсона, сказал: «Я теперь понимаю, что нет грехов, которые могли бы сравниться с вольными страданиями Христа на кресте. Все Он там искупил, все простил». А когда человек говорит: мол, мои грехи таковы, что меня Господь не простит, значит, он отрицает спасительную миссию Христа, с одной стороны, а с другой стороны, он утверждает гордыню через свою греховность. Поистине, такой сатанинский метод: «Я такой великий грешник, что меня спасти нельзя. Зато какой я великий!» Таким образом многие люди пытаются восполнить свою низкую самооценку. Нередко можно услышать на исповеди: «О, я великая грешница!» Сами понимаете, чего стоит такое признание.
Это происходит от непонимания основ христианской веры. Еще раз: все грехи не могут затмить значимости, ценности и красоты человеческой души и любви Бога. По сравнению с бессмертием человеческой души грех ничтожен, но он – препятствие, он стоит между Богом и человеком. Преодолеть грех возможно. Разумеется, для этого нужны вера, воля и труд.
В ожидании последних времен
Вспоминаю одну православную семью, в которой четверо детей. Они живут в напряженном ожидании последних времен и целенаправленно запасают гречку и тушенку. А еще у них есть два ружья, потому что, когда придут голодные времена, нужно будет защищаться. И рождается вопрос: это же наша единая Церковь и все мы от одной Чаши причащаемся, как такие полярные мировоззрения могут в ней существовать?
Слава Богу, что у Церкви есть возможность сохранить здравомыслие, несмотря на то что кто-то запасает гречку. И это опять страх! Но то, что такие параноидальные черты проявляют многие люди, – это факт и признак патологии. Кто-то попадает под влияние лжестарцев, включается в ожидание последних времен, со всеми вытекающими из этого последствиями, или вступает в борьбу с «врагами Православия». Слова Христа и апостола Павла начинают воспринимать метафорически, а главная установка черпается из сомнительных псевдоцерковных источников. Атам можно прочитать, что впереди только смерть, Антихрист, завоевания, оккупация, что Россию – последний оплот Православия – разделят иностранные державы, и тотчас наступит конец света, поэтому остается только покаяние. Была уже такая истерия в России накануне 1492 года: согласно принятому на Руси летоисчислению заканчивалась седьмая тысяча лет от Сотворения мира, и многие верили, что после этой даты наступит конец света и Страшный суд. Поэтому поля не засевали, дома не строили и даже пасхалий на следующие годы не написали. Подобные черты в более мягких формах проявляются среди церковных людей не так уж редко. Но при этом сама Церковь никогда не заражается этой паранойей. Она живет и вновь рождает своих чад, преодолевая все социальные болезни.