сти воду и для питья и для купания. И так как слоны не способны понять связь между явлениями, то, утоляя жажду, они будут ощущать только благодеяние со стороны человека и отнюдь не разгадают его дьявольскую хитрость. Пока что им дают полакомиться вкусными вещами и оставляют в покое.
Петля вокруг шеи.
Тем, что слоны бродят по краалю уже не строптивые, еще ничего не достигнуто. Наступает новый этап их приручения. Слонов необходимо связать. На сцену снова выступают ручные слоны. Они входят в крааль, приближаются к стаду, потом снова отходят от него и всякий раз пытаются — притом не без успеха — привлечь к себе внимание остальных слонов. Тем временем под их прикрытием в крааль незаметно проникают махауты, и, пока дикие слоны знакомятся со своими прирученными собратьями, люди обвивают их задние ноги джутовыми веревками толщиной в добрую дубину. Концы этих канатов привязывают к деревьям, растущим вне крааля. Но спутать слонам только ноги еще недостаточно. Махауты, сидящие на спинах прирученных слонов, набрасывают на шеи диким животным петли, концы которых также привязывают к дереву по ту сторону крааля. Связанные животные, как только до их сознания доходит, что их свободе нанесен ущерб, разумеется, становятся строптивыми. Они вонзают бивни в землю, вырывают с корнем все кусты, до которых могут дотянуться, не едят корма, который им предлагают. Правда, они хватают его, но тут же разбрасывают в разные стороны. И прежде всего они неистово размахивают вокруг себя хоботами. Этому стараются помешать, подставляя под богатырские удары хобота железный прут. Изранив постепенно конец хобота, они ослабляют силу ударов и в конце концов совсем затихают.
Слоны в отчаянии — это слово можно употребить в данном случае с полным основанием. Как бы мы ни были осторожны, сравнивая животное с человеком, можно сказать, что аффекты животных чрезвычайно сходны с нашими. Печаль и гнев охватывают слонов. Но ни напряжение сил, ни рывки, ни буйство им не помогают. Канаты держат их крепко.
Тяжкие дни переживают наши друзья. Веревки врезаются глубоко в тело. Появляются раны, которые надо немедленно лечить, пока в них не завелись насекомые. Конечно, не всех находящихся в краале слонов связывают сразу. Их подвергают этой процедуре одного за другим и, как правило, в соответствии с той опасностью, какую они представляют для окружающих, а также с их качествами как вожаков. Интересно отношение еще свободных животных к уже связанным. Они подбегают к ним, иногда даже поглаживают их хоботом, «жалеют», но никогда не предпринимают ничего, чтобы развязать канаты, хотя, как свидетельствуют действия прирученных слонов на лесопильных заводах, возможности для этого имеются.
Освобождение и… закабаление.
И вот приходит освобождение, которое является одновременно и закабалением: освобождение от удушающих пут и закабаление человеком. Канаты развязывают. Подводят двух ручных слонов. Разбитое и лишенное воли животное послушно становится между ними и позволяет делать с собой что угодно, в особенности же приятное — например, отвести себя к реке на водопой.
Но первоначально пленника еще не полностью освобождают от оков. После возвращения в крааль его шею (но уже не ноги) опять опутывают веревкой. Слон снова начинает протестовать. Но сопротивление его уже лишено прежней силы. Одновременно ему опять демонстрируют приятную сторону закабаления человеком. Поработитель снял со слона заботу о корме. Бананы и сахарный тростник сыплются на него как из рога изобилия. Он больше не упрямится.
Испытания последнего дня, голодный режим и купание вызвали у него голод. Он хватает пищу и лакомится ею. Проходит несколько дней, и слон разрешает стоящему перед ним человеку притронуться к себе. А еще несколько дней спустя он уже позволяет человеку сесть ему на спину.
Часть прирученных животных продают тут же на месте. На Цейлоне цена их составляет около ста рупий за штуку.
«Нет никакой разницы».
Мнение, что преимущественно индийцы или даже вообще только они одни обладают способностью приручать и дрессировать слонов, несостоятельно. Европейцы, безусловно, добились значительных успехов в дрессировке слонов как в Азии, так и в Европе. Одно время считали, что африканские слоны либо не приручаются вообще, либо приручаются в меньшей степени, чем индийские. Это представление тоже ошибочно.
Карл Гагенбек рассказывал, что ему удалось за сутки приучить африканских слонов, которых до этого никогда не пытались дрессировать, переносить на спине сторожа и груз. Поводом для этой блицдрессировки было посещение Берлинского зоосада во время пребывания там большого нубийского каравана известным профессором Вирховым.[29] Ученый подверг сомнению способность африканских слонов к дрессировке. В ответ Гагенбек, покачав головой, сказал: «Нет никакой разницы!..» И едва только Вирхов ушел, как он тут же велел нубийцам приступить к дрессировке пяти африканских слонов. Вначале животные проявляли крайнее неудовольствие — трубили, отряхивались. Однако уже через несколько часов они под воздействием лакомств и уговоров стали уступать и к середине следующего дня, к радости Гагенбека и удивлению Вирхова, превратились из упрямых и диких в исполнительных верховых и вьючных животных.
Если слоны еще не вполне приручены, их оставляют на некоторое время в краале. Обращаются с ними при этом неплохо. Мягким обращением и хорошим кормом можно достигнуть большего, чем грубостью и строгостью. Преобладающее большинство слонов оказывается способным к приручению. Однако некоторые, весьма немногие, не подчиняются человеку ни при каких условиях. Иногда таких «неисправимых» выпускают на волю, а иногда их жизнь обрывает пуля.
Какую биологическую задачу выполняет муст?
В общем и целом на прирученных слонов можно положиться. Как среди самцов, так и среди самок ненадежные экземпляры редкое исключение: это, как правило, животные свирепые от рождения или же находящиеся в уже упоминавшемся выше своеобразном состоянии (муст), которое внешне напоминает яр, но все же отличается от него. Иногда самцы в этом состоянии не выказывают никаких брачных намерений, самки не привлекают их. К чему же тогда муст, какую биологическую задачу он выполняет? Наиболее логичное объяснение — инстинкт побуждает самцов перед спариванием бороться за самку. Их кровь кипит, они рвутся в бой с соперником. Однако при мусте возбуждение животных не спадает даже и после спаривания.
Разумеется, ненадежные слоны встречаются не только среди забияк с детских лет и животных, находящихся в состоянии муста. В Бирме слонов, признанных опасными, выделяют, навешивая им колокольчик. Кроме того, ооци (так в Бирме называют махаутов) получает вооруженного копьем помощника, который обязан ни на минуту не выпускать слона из поля зрения.
Одержимые бешенством.
Хроника несчастных случаев, виновниками которых были ненадежные слоны, чрезвычайно обширна.
Однажды в краале на Цейлоне стал неистовствовать прирученный декой. Он попытался сбросить с себя погонщика, но тот был опытным махаутом. Чего только не предпринимал этот слон-буян, какие штуки он не выкидывал, но ничего не добился. Тогда он неожиданно забросил хобот назад, схватил своего седока, швырнул его наземь и растоптал.
Иногда слоны впадают в неистовство, а затем после всех учиненных ими бед у них наступает состояние, которое, с человеческой точки зрения, может показаться раскаянием (в действительности же оно, разумеется, не имеет с ним ничего общего).
В Бирме один слон, который, впрочем, не находился в состоянии муста, убил своего седока, а потом целую неделю охранял тело убитого, пасся только около него и приходил в страшную ярость при малейшей попытке людей приблизиться к трупу. Когда труп разложился, животное сбежало. Десять дней спустя слон был пойман вновь и вел себя вполне нормально.
В другом случае, о котором сообщает Джон Гагенбек, прирученный слон вдруг пришел в бешенство и стал бросаться на каждого, кто попадался ему на глаза. Махауту пришла в голову счастливая, как ему показалось, мысль. Он решил сыграть на пугливости животного, закутал лицо черным платком и, напоминая в таком виде мумию, пошел навстречу своему бушующему подопечному. Но неистовствующее животное не дало себя напугать. Слон бросился на махаута и убил его.
По словам Гагенбека, дальше произошло следующее: с трупа сняли черный платок. Увидев лицо своего мертвого хозяина, слон сразу успокоился, стал гладить труп хоботом и издавать жалобные звуки. В конце концов он выкопал в земле углубление, затолкал туда труп и украсил могилу ветками и листвой, сорванными с ближайшего дерева.
Гагенбек называет этот случай, который, однако, известен ему только понаслышке, «абсолютно истинным». Это, разумеется, не может помешать нам считать заключительную часть рассказа, особенно версию о том, что слон «украшал» могилу, легендой, основанной на переоценке умственных способностей животного.
Другой слон, сиамского происхождения, за пятнадцать лет убил в Бирме не менее девяти погонщиков. Все свои жертвы он пронзал бивнями. В конце концов его хозяин решил применить радикальные методы лечения. Он велел отпилить у этого великолепно развитого слона оба бивня, да к тому же до самого мяса. Операция явно была весьма мучительной для животного, но раны зажили сравнительно быстро. После этого слон стал кротким как овечка и больше не нападал на человека.
Удивительным кажется то, что найти погонщиков для животных, известных своей злобностью, оказывается не так уж трудно. Такие рискующие махауты получают не большее вознаграждение, чем их коллеги, работающие на смирных слонах. Но встречается немало погонщиков слонов, для которых восхищение их неуместной храбростью уравновешивает страшный риск; некоторым эта игра с опасностью, возможно, приходится по вкусу. Действующие по холодному расчету владельцы таких злобных слонов, вероятно, тоже способствовали появлению подобного спортивного фанатизма.