{13}.
Как видим, клише о «60 миллионах жертв комиссаров» с подачи Солженицына прочно засело в сознании и подсознании представителей заокеанских масс-медиа. А сами по себе формулировки статьи — к ним можно присоединить множество подобных, особенно из англосаксонского сектора интернет-портала «ИноСМИ» за тот же период — лишний раз доказывают, что в восприятии исторической роли Солженицына и его главной книги на Западе по-прежнему, как и сорок лет назад, превалируют отнюдь не какие-либо литературные, а исключительно политические мотивы.
Подобные откровения западной прессы со всей наглядностью демонстрируют ту действительно громадную роль, которую сыграл «Архипелаг ГУЛАГ» в холодной войне, став, по сути, мощнейшим информационно-психологическим орудием противоборствующей стороны, т. е. стратегических противников СССР. Нет никакого сомнения, что сам Солженицын вполне сознательно уготовил себе эту роль: он не раз говорил о своем сочинении как о «бомбе», которая должна «сокрушить коммунизм», и тем самым якобы «спасти свою родину» {14}.
Однако очевидно, что в этих мессианских намерениях писателя изначально присутствовали глубокие изъяны. Они относились равно и к логике, и к аргументам, и к общему миропониманию. Основной изъян был обнажен известным признанием А. Зиновьева: «Целили в коммунизм, а попали в Россию». В эту ловушку неизбежно угодил и Солженицын, с фанатизмом отвергавший СССР в его реальном качестве исторически сложившегося социального организма — с Россией как этнокультурным и духовным ядром. Как можно понять, читая штампы «The Wall Street Journal» о «рабстве» и «терроре» «коммунистического тоталитаризма», с упорством транслируемые и ныне, во время беспрецедентной антироссийской кампании, развернутой нашими «партнерами», западный обыватель Новейшего времени не только оживляет в себе старые семена ненависти к Советскому Союзу как к «империи зла», но и заражается недоверием и страхом перед Россией как «родиной коммунизма». Ведь в переводе на язык обывателя то, о чем писала виднейшая газета Америки, можно трактовать вполне однозначно: «Вот каковы эти ненормальные, безумные русские, уничтожившие 60 млн. во имя своей утопии и снова желающие травить не только своих Скрипалей, но и нас…» В связи с этим очевидно, что «Архипелаг ГУЛАГ» — хотел того автор или нет — объективно выступал еще и инструментом разжигания русофобии, которая давно стала важнейшим фактором международной политики.
Казалось бы, с учетом этих реалий, начиная с откровенного и громогласного признания Западом «заслуг» Солженицына в победе в холодной войне, современное российское политическое сознание должно, наконец, несколько переориентироваться в оценке общественного значения писателя и его главной книги. Увы, этого не происходит: «солженизация всей страны» продолжается до сих пор. Созданы два официальных сайта в Интернете, посвященных писателю, в разных городах России устанавливаются памятники ему, еще при жизни автора вышла панегирическая книга о нем в серии ЖЗЛ, написанная Л. Сараскиной, нескончаемым потоком издается так называемая «научная» литература, где априори допускается только хвала в его адрес (пример здесь могут представить выпуски «Солженицынских тетрадей», субсидированные Федеральным агентством по массовым коммуникациям), за четыре года до столетнего юбилея писателя началась масштабная административная подготовка к нему… Особое недоумение вызвали события, последовавшие сразу вслед за смертью Солженицына в 2008 г. и связанные со своеобразной «канонизацией» «Архипелага ГУЛАГ». Это прежде всего известное импульсивно-волюнтаристское решение тогдашнего премьер-министра страны, которое обязало Министерство образования РФ включить эту книгу в школьную программу по литературе. Как известно, вскоре вдовой писателя Н. Д. Солженицыной было подготовлено сокращенное издание «Архипелага» для школ, вышедшее в 2010 г. в свет в государственном издательстве «Просвещение» {15}.
Эти акции, получившие широкий общественный резонанс, стали своеобразным тестом на здравомыслие постсоветского российского социума. Многочисленные критические отклики на них в печати, а также в сети Интернет явились неопровержимым свидетельством того, что «лагерная эпопея» Солженицына отнюдь не пользуется сколько-нибудь широким и значимым общественным авторитетом в современной России — более того, ее смысл и пафос глубоко чужд умонастроениям и ценностям самых разных слоев общества. Хотя полномасштабных социологических опросов среди населения на этот счет не проводилось (а они были бы очень уместны), весьма показательны данные об отношении к внедрению «Архипелага» в школы со стороны самих педагогов. В сжатом виде они таковы: “Архипелаг ГУЛАГ” не имеет отношения к литературе, это публицистика; с идеологической точки зрения произведение небезукоризненно: в нем тенденциозно, однобоко трактуется драматическая и героическая советская эпоха» {16}.
Инициаторы и авторы данного сборника целиком разделяют эти положения и воспринимают их как чрезвычайно симптоматичный общественный сигнал, который требует более предметного и более фундаментального развития — на основе накопившихся за многие годы материалов.
Как известно, эффект воздействия «Архипелага» был обусловлен прежде всего методом сгущенной концентрации определенного типа информации. Тот же метод концентрации с необходимостью должен быть применен и в контраргументах, ибо разрозненные усилия не могут дать такого результата, как сборник, объединяющий мысли и доводы разных людей.
Как отмечал А. Зиновьев, «трудность обнаружения фактов фальсификации истории состоит в том, что для этого требуется достаточно развитое и в какой-то мере признанное научное понимание реальности, возможность публичного разоблачения фактов фальсификации более или менее регулярно и наличие людей, занимающихся этим как выполнением своего гражданского долга» {17}. К счастью, Россия никогда не оскудевала людьми с критическим и самокритическим разумом и с чувством высокой гражданской ответственности. Еще в 1960-е находилось немало трезвых личностей, выступавших — и в рамках официоза, и вне его — против идей Солженицына, а также против кумиротворчества и «идолизации» писателя (подробнее об этом будет сказано в статьях сборника). Так всегда было и в дальнейшем, даже в трудное, переломное для страны время. Параллельно с процессом «возвращения» произведений писателя, начавшимся в конце 1980-х гг., в обществе шел процесс строгого и взыскательного анализа его политической деятельности и творчества. К настоящему времени кроме огромного массива литературы, посвященной разоблачению многолетних мифов о Солженицыне — человеке и писателе (так называемая «антисолженицыниана» в широком смысле) накопилось весьма много самого разнообразного — научного, документального, мемуарного,’ публицистического — материала, связанного непосредственно с мифологией «Архипелага». Этот материал настолько велик, что его библиография, включая статьи в Интернете, заняла бы несколько десятков страниц. В своей совокупности он дает все основания поставить вопрос о главном произведении Солженицына в гораздо более радикальном ключе — как о книге, во многом обманувшей мир.
На наш взгляд, «Архипелаг ГУЛАГ» является абсолютно беспримерной, величайшей в истории человечества литературно-политической мистификацией, имевшей откровенно спекулятивный характер, поскольку книга представляла собой, в сущности, злонамеренный способ использования материалов на трагическую лагерную тему для фальсификации событий и всего смысла советского периода истории России. Основным мотивом замысла этой книги являлась, по нашему мнению, не борьба за «правду», а крайняя степень амбициозности автора, воплотившаяся в его мессианских устремлениях и в авантюризме — в литературной стратегии достижения успеха на Западе любой ценой.
Доказательств к последнему тезису, очевидно, не требуется: они в изобилии представлены самим Солженицыным в его другой «обличительной» (а на самом деле на редкость саморазоблачительной) книге «Бодался теленок с дубом». Многочисленные признания писателя о «подпольном» и «подрывном» характере своей деятельности, о том, что он «западное радио слушал всегда», что еще в середине 1950-х гг. мечтал передать свои лагерные рукописи «какому-нибудь иностранному туристу», и т. д. — говорят сами за себя. В итоге тот факт, что «Архипелаг ГУЛАГ» оказался в нужное время в нужном месте, ярчайшим образом свидетельствует о давно запрограммированном расчете автора. Этот расчет не может быть прикрыт никакими патетическими фразами об «аресте» книги в СССР в августе 1973 г. как первопричине публикации на Западе: на самом деле известно, что книга была переправлена за рубеж еще в 1968 г. и только ждала своего часа.
Столь же важно подчеркнуть, что изначальная целевая (референтная) установка на Запад, на западного читателя-обывателя, который, как правило, очень мало знал о советских лагерях, обусловила и само содержание «Архипелага» с его демонстративной внецензурной «раскованностью» в формулировках (вроде «Истории нашей канализации» или «Перстов Авроры»), с многочисленнейшими преувеличениями и «страшилками». Пожалуй, самое яркое доказательство расчета книги на малоискушенных зарубежных читателей (а также и доказательство нескрываемой жажды саморекламы автора) — известная постановочная фотография Солженицына в лагерной телогрейке и кепке с номером, сделанная в 1960-е гг. специально для создания своего имиджа на Западе. Ведь в СССР-России никто никогда не поверил бы, что заключенным в лагерях дозволено было позировать фотографам…
Уже приведенных выше манипуляций Солженицына с цифрами потерь от репрессий, на первый взгляд, вполне достаточно для общего вывода об «Архипелаге ГУЛАГ» как о своего рода грандиозной исторической «обманке», «фейке» или «симулякре». Тем более что на этих многократно завышенных цифрах была построена, в сущности, вся концепция книги! Дальнейшие изыскания, кажется, можно было бы не продолжать: как говорится, «единожды солгавши, кто тебе поверит». Однако исследования необходимы, и они показывают, что в действительности едва ли не на каждой странице всех трех томов книги — рядом и вперемежку с эпизодами, которые внушают или могут внушать доверие — можно встретить и грубые натяжки, и перевернутые факты, и подтасовки, и обыкновенные домыслы, почерпнутые из «лагерного фольклора». Эта, фальсификационная, сторона «Архипелага» с максимально возможной на данный момент (но, естественно, не исчерпывающей) полнотой рассмотрена в разных статьях сборника.