[55]. Ведь сочетание выражений «точных данных нет» и «всенациональная трагедия» при желании можно истолковывать и так, что, дескать, репрессии носили такие «огромные» масштабы, охватившие чуть ли не весь народ, что и сосчитать невозможно (массовый читатель именно так и понимает). Помимо всего прочего, это заявление А. Н. Яковлева адресно направлено против добросовестных исследователей, старающихся объективно и беспристрастно разобраться в этой проблеме. Всё это, однако, не отменяет того факта, что миллионы людей (хотя и далеко не большинство народа) действительно стали жертвами политических репрессий, в том числе за политические и религиозные убеждения, по социальным, национальным и иным признакам. Этому не может быть оправдания. Но нужно учитывать и реальную ситуацию, в которой находилась страна в эти годы.
Вадим РоговинСТАЛИНСКИЙ ТЕРРОР В ОСВЕЩЕНИИ СОЛЖЕНИЦЫНА
Роговин Вадим Захарович (1937–1998) — российский историк и социолог, доктор философских наук, автор серии книг, посвященных сталинским репрессиям.
Головизнин Марк Васильевич (р. 1964) — научный сотрудник Института глобализации и социальных движений (ИГСО).
Предисловие М. В. Головизнина
Как историк и социолог, В. 3. Роговин рассматривал общественные процессы с позиций теории социального равенства, принципиальным приверженцем которой он оставался до конца своей жизни. В его работах раскрывались многие аспекты сначала подсудной, а потом все более явной эрозии первоначальных лозунгов Октябрьской революции, происходившей в СССР, — эта эрозия и вылилась в конце концов в его распад и реставрацию капиталистических отношений на постсоветском пространстве. В 1988–1989 гг. Роговин замыслил фундаментальный труд, посвященный истории внутрипартийной борьбы в СССР, который в конечном итоге составил семь томов, объединенных общим названием «Была ли альтернатива», выходивших с 1991 по 1998 г. при жизни автора (последний, посмертный том «Конец означает начало» вышел в 2002 г.). При этом исследователь делал акцент на деятельности «левой оппозиции», связанной с именем Л. Д. Троцкого — давнего жупела как советской, так и антисоветской пропаганды. Роговину удалось в значительной мере демистифицировать «проблему Троцкого» и раскрыть сложный механизм борьбы за власть после смерти Лепина. Главные выводы, сделанные ученым, состоят в том, что сталинские репрессии 1937–1938 гг.: а) не были произвольными, или иррациональными, но явились результатом острой политической борьбы в ВКП(б), которая носила и легальный, и нелегальный характер; б) обвиняя своих оппонентов в шпионаже, диверсиях, терроре, Сталин имел целью скрыть истинные причины и цели внутрипартийной борьбы; в) антисталинские оппозиции несли реальную социалистическую альтернативу сталинизму, которая не была реализована, и это предопределило дальнейшую судьбу СССР. Хотя внутрипартийная борьба, а именно противостояние сталинизма и различных коммунистических оппозиций в СССР, является красной нитью повествования, на самом деле исследование Роговина может претендовать на энциклопедический охват истории СССР с 1921 по 1940 г.
В своем исследовании автор многократно обращается к произведениям художественной литературы, в том числе к творчеству А. И. Солженицына, которое во время написания труда Роговина завладело умами российского общества. Хотя отношение Роговина к Солженицыну (особенно к книге «Архипелаг ГУЛАГ») — резко критическое, он не раз подчеркивал, что не ставит целью прямую полемику с самим писателем и с другими оппонентами из консервативного, либерального или «сталинистского» лагеря. Вместе с тем «Архипелаг ГУЛАГ» многократно упоминается на страницах всех томов издания «Была ли альтернатива» как один из главных факторов фальсификации советской истории и истории большевистской партии. Роговин, в частности, подчеркивал:
«Антикоммунистическая историография, политизированная не в меньшей степени, чем сталинская школа фальсификаций, находилась во власти собственных идеологических стереотипов, упрямо не желавших считаться с историческими фактами. Достаточно сказать, что в книге Р. Конквеста “Большой террор”, по которой знакомились с отечественной историей будущие советские “демократы”, идеям и деятельности Троцкого была посвящена всего лишь одна страница, на которой мы насчитали не менее десятка грубых фактических ошибок и передержек. Примерно так же обстояло дело и с книгой А. Солженицына “Архипелаг ГУЛАГ”, подтвердившей старую истину о том, что лучшие сорта лжи готовятся из полуправды. В ней исторические факты подгонялись под априорно заданную схему, согласно которой большевистская партия изначально была отягчена стремлением к иррациональному насилию и в этом плане действительно представляла собой “монолитное целое”. Ради перенесения ответственности за массовый террор со сталинской клики на всю партию число его жертв представлялось на порядок выше, чем оно было в действительности (такого рода статистическим манипуляциям, присутствующим во всех антикоммунистических работах, благоприятствовало упорное сокрытие брежневским режимом статистики сталинских репрессий). Единственной функцией сталинистского террора объявлялось превентивное устрашение народа ради обеспечения его безропотной покорности господствующему режиму. Такая трактовка была призвана служить поддержанию традиционного антикоммунистического мифа о “сатанинстве” большевиков, их фанатической завороженности “утопической” идеей и фетишистской преданности “партийности”, во имя которой якобы оправданы любые зверства. Этот миф лег в основу суждений о том, что вся старая большевистская гвардия слепо выполняла предначертания Сталина и в конечном счёте пала жертвой бессмысленного самоистребления. Закономерным дополнением этого мифа явились альтернативные “прогнозы задним числом”, согласно которым в результате победы левой оппозиции над Сталиным история “коммунизма” и судьбы советской страны сложились бы таким же трагическим образом» {28}.
Причину популярности Солженицына и другой «тамиздатовской» литературы, отождествлявшей большевизм и сталинизм, Роговин справедливо усматривает в удушливой идеологической атмосфере времен застоя, которая у многих представителей советской интеллигенции вызвала переоценку прошлого на основе традиционных амальгам, т. е. воскрешения тезиса «Сталин — продолжатель дела Ленина и Октябрьской революции», но только со знаком минус, если сталинистская пропаганда представляла дело Ленина и его «продолжение» как непрерывную цепь исторических побед, одержанных в борьбе с «врагами ленинизма», то диссиденты 70-80-х гг. и идеологи третьей русской эмиграции рассматривали всю советскую историю как непрерывную цепь злодеяний и насилий над народом со стороны большевиков. «Художественное исследование» А. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» способствовало, по мнению В. 3. Роговина, наиболее широкому распространению данной исторической версии. «Сам этот жанр, апеллирующий не столько к историческому сознанию, сколько к эмоциям читателя, оперирующий не столько документами, сколько отдельными свидетельствами современников, освобождающий автора от изложения фактов в их реальной исторической последовательности, в сочетании с художественным талантом Солженицына благоприятствовал тому, что эта версия получила признание среди как “правых”, так и “левых” кругов советской интеллигенции. Сохранение в официальной историографии множества “белых пятен” и фальсификаторских клише способствовало тому, что концепция Солженицына, показавшаяся многим убедительным прочтением советской истории, выплеснувшись в конце 80-х гг. на страницы нашей печати, стала преобладающей и агрессивно непримиримой по отношению ко всем иным взглядам на послеоктябрьскую историю», — отмечает В. 3. Роговин во вступлении к своему исследованию {29}.
В настоящей публикации мы в сокращении воспроизводим содержание двух глав из книг В. 3. Роговина, в которых автор раскрывает фальшь основной «историософской» концепции сталинского террора, приводимой в «Архипелаге ГУЛАГ», согласно которой большевики, «взрастившие» сталинизм «по своему образу и подобию», стали безропотными жертвами иррационального Молоха. Глава «“Великая чистка” в СССР. Были ли виновные» из книги «Партия расстрелянных» (М., 1997) характеризует протестные настроения в годы «великой чистки», о которых, несмотря на террор и цензуру, остались многочисленные свидетельства, умалчиваемые Солженицыным. Вторая глава «Троцкисты в лагерях» из книги «1937» (М., 1996) показывает судьбу оппозиционеров как главных жертв сталинского ГУЛАГа. В этой главе позиция автора «Архипелага ГУЛАГ» сравнивается со взглядами других узников лагерей, и в частности В. Шаламова. Кроме того, воспроизведены фрагменты «Приложения II. Статистика жертв массовых репрессий» из книги В. 3. Роговина «Партия расстрелянных».
Почти во всех работах о «великой чистке»[56], принадлежащих авторам самой разной политической ориентации, в качестве аксиомы принимается тезис об абсолютной произвольности Сталинских репрессий. Суждения, согласно которым в СССР в 30-е гг. не было ни врагов Советской власти, ни коммунистических противников сталинского тоталитаризма, парадоксальным образом разделялись и антикоммунистами, и официальными советскими критиками «культа личности».
Доля истины в этой версии заключается в том, что в 30-е гг. в Советском Союзе не существовало организационно оформленных сил капиталистической реставрации <…> Вместе с тем в 30-е гг. советское общество отнюдь не было всецело оцепеневшим от сталинских репрессий. Существовали разные уровни сопротивления сталинизму. Известно множество случаев, когда советские люди, рискуя собственной жизнью, отстаивали доброе имя своих оклеветанных товарищей. Это был, так сказать, первый уровень противостояния сталинизму и его репрессивной машине. Но были и иные, более высокие уровни такого противостояния, рождавшегося в основном в большевистской среде. Оно шло не только со стороны действительных троцкистов. Неведомо для себя к их идеям приходили и многие другие члены партии, сохранявшие большевистский тип социального сознания и возмущённые поруганием принципов Октяб