Смахнула злые слезы. Теперь я знала, за что умру. Против чего сражаюсь. Я наклонилась и зачем-то подняла валявшийся на земле осколок стекла, а потом сжала его в ладони. Тьма распалялась в душе все сильнее.
Зазвучавшие вдали барабаны отбивали тревожный ритм, напоминая о том, что солнце почти село. «Успеть. Только бы успеть» – вновь зазвучало в голове. И я побежала, побежала изо всех сил, позабыв о плане, о том, что хотела незаметно проникнуть на арену, воспользовавшись амулетом Вив, и освободить ее или Райденна. Хотя бы одного из моих друзей, а дальше… Дальше мы бы обязательно что-нибудь придумали! Я в это верила.
Вот только сейчас все забылось. Осталась лишь ненависть и желание вспороть глотки моих врагов. Пусть даже голыми руками или вот этим никчемным куском стекла. Ненависть не оставляла места для разума.
«Кася, – услышала я голос своей шеду, зазвучавший в моей голове. – Стой же. Стой», – увещевала она.
Но я не слушала. Пыталась игнорировать, ведь голос шеду мешал ненавидеть. Мешал вершить предстоящую месть. Твикси не видела того, что открыл мне мой дар. Не знала погибших туатов. А я… будто прожила десятки жизней. Прожила лишь для того, чтобы десятки раз умереть вместе с ними. Слишком больно. Слишком.
И тогда шеду обратилась ко мне иначе. Мы больше не произносила слов, говорили лишь наши души.
«Убийцы должны быть наказаны. Должны быть наказаны. Иначе во что тогда верить в этом мире?» – вопрошала каждая клеточка моего тела.
«Месть ничего не исправит. Никого не вернет. Она лишь сделает убийцей тебя».
Мне нечего было на это ответить. Но чувствам плевать на логику. Я говорила это много раз и верила в это сейчас. Мне нечего было противопоставить своим врагам. Но выбора не осталось. Такую боль не вынести. Ее можно только выплеснуть.
Иногда боли становится так много, что она заполняет собой всю душу, вытесняя свет и оставляя место лишь для горечи, отчаяния и ненависти. Иногда ее слишком много для одной души… А разделив на двоих, можно хотя бы попытаться ее пережить. И Твикси почувствовала это. Окутала меня волной любви, принимая и забирая часть моих страданий.
Солнце садилось, а я рыдала, обнимая кошку, ставшую на миг материальной. Живой. Теплой. Настоящей. Ее душа рвалась вместе с моей, и от этого становилось легче. Кто-то меня понимал. Скорбел вместе со мной. И разделял мою боль.
Кошка ткнулась носом мне в щеку, напоминая о том, что я должна торопиться. Она вновь превратилась в полупрозрачную тень и повела за собой. Без слов напомнила о моем первоначальном плане. И я послушала ее. Бежала так быстро, как только могла, сжимая в руках стекло и амулет Вивиан – мою единственную надежду. Твикси вела меня закоулками, подсказывая, когда стоит спрятаться, а когда – пригнуться к земле. Иногда она становилась видимой и шумела в кустах, отвлекая внимание темных туатов. Мне везло. Пока мы встречали лишь обычных воинов. Я старалась не думать о том, что будет, если на пути нам встретится командир.
Добравшись до амфитеатра, я легла на живот и осторожно подползла к краю. От увиденного к горлу подкатил ком. Амфитеатр был заполнен туатами. Все, кому не удалось сбежать, но повезло выжить, снова были здесь. Дети, раненые, мужчины, женщины, старики, шеду, даже домашние животные… Здесь были все. Все, кроме Эйна и Лиса.
Смотреть на арену не хотелось. Я боялась того, что могу увидеть, но все же нашла в себе силы и перевела взгляд. На арене горел круг из факелов, в центре которого стояли помосты с кострами. Они не были зажжены. Пока. Но к столбам на помостах были привязаны люди. Я видела Райденна, гордо вскинувшего голову, готового принять смерть достойно. Видела Верховного жреца, который, судя по всему, потерял сознание, а возможно, был попросту мертв. Видела Вивиан с незажженной сигаретой. Не верилось, что буквально вчера она сказала мне, что бережет ее для особого случая. Им не должна была стать смерть на костре. Острое чувство несправедливости пронзило мое тело не хуже стрелы. Я задыхалась от боли и бессилия. Я должна что-то сделать! Просто должна! Но что?
Барабаны вдруг стихли. Кто-то громко ударил в гонг. В центр арены вышел туат, за которым лениво следовал самый огромный волк из всех, что я сегодня видела. Туат поднял руки вверх, сжав их в замок, его соратники запрокинули головы к небу и завыли. Им вторили волки. Я знала, чувствовала, что случится дальше. И не могла больше ждать. Сейчас или никогда.
Больше не думая о том, что делаю, я вскочила на ноги и кинулась вниз по проходу, стараясь не задеть никого из темных стражей. Я сжимала амулет, молилась всем богам и бежала так быстро, как только могла.
Вой прекратился.
До арены оставалось всего несколько ступеней, когда темная туатка, стоявшая ближе всех к огненному кругу, взяла один из факелов и подожгла сложенный у помоста Вивиан костер.
«Помоги мне, Господи», – пробормотала я про себя и, больше не заботясь об осторожности, устремилась прямо к помосту. Я знала, что меня рано или поздно увидят. Амулет для отвода глаз не спасет, если шнырять прямо перед носом врага. Но я все же надеялась, что успею освободить подругу. Пусть она в итоге погибнет, пусть мы обе погибнем, но я не позволю ей заживо сгореть на костре.
Я разломала зажатый в руке осколок стекла на две половины и проскользнула между стоявшими у края арены темными стражами. Мне даже удалось добежать до успевшего запылать костра. Пламя поднималось все выше, еще немного – и оно доберется до Вивиан. Я видела ужас, плескавшийся в глазах подруги, но она молчала. Не молила о помощи, не сыпала проклятиями, не билась в истерике. Привязанная к столбу, Вивиан наклонилась и подожгла зажатую между зубов сигарету.
Ведьма оставалась собой даже на костре. Храбрая, дерзкая Вивиан. Не дам вам ее убить.
Я преодолела последние отделявшие меня от костра метры и буквально взлетела на помост. За спиной раздавались крики, звук приближавшихся шагов, но мои мысли были сосредоточены на двух половинках стекла и совершенно неподатливой веревке. Один из обломков я сунула в руку Вив, а с помощью второго пыталась освободить ведьму. Мне удалось лишь слегка надрезать путы, когда чьи-то сильные грубые руки схватили меня за волосы и оттащили прочь.
– Не-е-е-е-ет, – орала я. – Пустите! Я пришла! Избранная пришла! Потушите костер! Потушите же!
Но никто из них не собирался меня слушать. Пламя продолжало гореть.
Глава 22Эмбер
Эмбер открыла глаза и поморщилась от боли. Осторожно приподнялась на локтях, а потом медленно села. Голова тут же отозвалась пульсирующей болью.
«Черт! Ну и приложила же она меня!» – Ведьма провела рукой по затылку, пытаясь нащупать шишку. С удивлением вытащила застрявшую в волосах солому.
– Какая забота. Райденн, что ли, научил, – раздраженно пробормотала она вслух, вставая на ноги.
Не верилось, что она действительно пропустила удар от этой девчонки! Не стоит недооценивать противника. Простая истина. Но она-то и противником Касю не считала. Так, говорящей занозой… Ну, вот и поплатилась за свое высокомерие. Раздражение поднималось внутри нее глухой стеной.
Ведьма выскочила из сторожки, на ее плечо тут же опустился Рэдши. Смесь не принадлежавших ей тревоги и радости наполнила душу Эмбер. Как непривычно, как странно точно знать, что испытывает другое существо. Не теряться в догадках, не додумывать, а знать наверняка. Поразительно! К такой тесной связи еще предстояло привыкнуть.
Ни ястреб, ни ведьма не любили лишних вопросов и не отличалась болтливостью. Вот и сейчас они не сказали друг другу ни слова, но как же, черт подери, приятно осознавать, что в этом мире есть кто-то, кто так сильно о тебе беспокоится. Кто-то, кто никогда не предаст и не оставит.
Рэдши вдруг наклонился к ведьме и клювом коснулся ее волос, доставая остатки соломы. Простой жест. Но никто и никогда не догадался бы, как сильно Эмбер сейчас нуждалась в этом проявлении заботы, как отчаянно она боялась за своих друзей и как невыносимо остро ощущала свой промах с Касей. А Рэдши знал. Знал и нашел для нее утешение.
Любовь и признательность затопили душу ведьмы, она бережно погладила оперение птицы над клювом. Радость переполняла Эмбер с того самого момента, как она прошла испытание и увидела образ своего шеду. С тех самых пор, как доказала ястребу, что заслуживает его уважения. Доказать это было несложно, ведь он дорожил тем же, чем и она. В конце концов, он был ее частью. Ее отражением. Прямота, дальновидность, сила – то, что они оба ценили. Рэдши видел, как быстро она бежала, как ловко преодолела полосу препятствий, которую он вынудил ее пройти, как без труда вскарабкалась на каменную стену, но отчего-то связи все не возникало. А потом… потом он попросил Эмбер показать самое сложное решение в ее жизни. Вот так просто. Словами. Без игр и уловок. И она показала. Показала ту ночь, когда оставила всех своих близких на растерзание Ковена мести. И Рэдши остался. Не ушел. Не осудил. Он оценил ее доверие, силу духа и разделил ее боль. С тех пор непосильная ноша избранности стала казаться немного легче.
При воспоминании об избранности радость ведьмы от обретения шеду отступила на второй план, сдавшись под напором эмоций совсем иного рода. Злость, смятение, отчаяние и снова злость – вот что сейчас испытывала Эмбер. Она не могла сказать, на кого злится больше: на себя или на рыжую дуреху, которая, вероятно, сейчас неслась навстречу собственной смерти.
Ведьма стояла у выхода из Богиней забытой сторожки и впервые за очень долгое время не знала, что делать. Ее безумно, до одури злило, что слова этой рыжей сентиментальной выскочки пробили дыру в ее панцире и проникли прямо под кожу, в кровь, а потом и в самое нутро, в сердце. «Зло есть зло. И нет в нем деления на большое и малое. Все начинается с первого шага». Почему эти слова так задели ее? Что в них такого особенного?
Эмбер давно уяснила, что выбора у нее нет, что в своих решениях она не в праве полагаться на собственные суждения. Она хорошо усвоила, что такое долг. И долг Избранной – спасти Эреш. Даже если это означает позволить друзьям погибнуть. Даже если от этого рвется на части душа. Ответы на свои вопросы о служении Эрешу ведьма получила уже давно. Но вот появилась Кася, и плевать она хотела и на долг, и на то, что лучше для окружающих. Будучи уверенной в собственной избранности, она по-прежнему выбирала сердцем. Ею правили порывы, чувства, интуиция. Она спасла ее, Эмбер, от гибели, хотя не имела