– Буше дал ему десять минут. Скажем так: три минуты, чтобы добраться до домика, семь – чтобы привести себя в порядок. Даже больше. Буше прошел к черному входу в гостиницу, в гараж и обошел здание, чтобы выйти к парадному входу и расспросить госпожу Керн. Это по крайней мере еще пять минут.
– Согласен – он мог умыться за десять или тринадцать минут, но у него не оставалось времени переодеться. А ведь он и обувь поменял. Неудивительно, что чемодан так оттягивал ему руки. В нем, должно быть, он держал целый гардероб.
– А вот переодеваться ему не требовалось. Он не мог рисковать, оставив грим и не смыв оттеночный шампунь, которого, кстати, немного и нужно для осветления волос. Ему надо было быстро проскочить от домика до гостиницы и скрыться наверху, в своей комнате.
– Отправился к своей жене. У Миллера есть жена. И ты знал об этом? – Шваб подозрительно взглянул на Графа.
– Ну, я предполагал нечто в этом роде.
– Почему?
– Давай-ка вернемся в гостиницу. Ты должен позавтракать. Я расскажу тебе об этом в твоей комнате.
Они обнаружили Буше, чья комната сообщалась с комнатой Шваба через общую ванную комнату, за обильным завтраком: француз с удовольствием поглощал бекон с яйцами, тосты и кофе. Принесли поднос с завтраком для Шваба. И пока они ели, Граф устроился на широком подоконнике у окна, которое выходило на газон перед гостиницей, и кратко рассказал им суть дела. Он начал с прихода к нему Лидии Шафер вечером двадцать восьмого числа и не упустил ни одной детали, за исключением содержания письма, которое отправил накануне.
– Остальное я оставляю вашему воображению, – признался Граф. – Просто у меня появилась одна догадка, но я промолчу, пока не получу ответа на телеграмму, которую пошлю сегодня.
– Ну да, скроете от нас свой просчет, – поехидничал Шваб.
Буше налил себе третью чашку кофе. Он не сказал ни слова, но на его лице заиграла непривычная улыбка.
– Возможно, и так. – Граф спокойно курил, устремив взгляд на старинный газон и на древние деревья, которые принадлежали семье госпожи Керн не первую сотню лет.
– Госпожа Миллер – это госпожа Мартинели. Она вовсе не села на экспресс, идущий в Женеву. Она приехала сюда. Это она сказала Шмиду-Миллеру об оттеночном шампуне. И вы догадались об этом, увидев пометку Мартинели на полях – недаром французы говорят: «Ищите женщину»! Он догадывался, что Шмид и его жена замышляют что-то. Вы сразу заподозрили ее и поэтому ни слова не сказали о подчеркнутых отрывках и уничтоженных комментариях в семейном томике Шекспира… Троллингер – третий член банды. Он получил за работу две тысячи франков, но Миллеры могли и не знать об убийстве госпожи Шафер. А добрый доктор прикончил несчастную, услышав от вас, что она интересуется происходящим. Ну, потом пришла ваша очередь – мало ли что наговорила покойная… Но в чем причина? Ни госпожа Мартинели, ни Шмид, ни Троллингер не замышляли избавиться от Мартинели, потому что он умер от лейкемии.
– Да, – согласился Граф.
– Чтобы помешать Мартинели изменить завещание? Мартинели мог сделать это в Шпице или в больнице. Вы сочинили душещипательную историю в заведении Иеремии Валпа, чтобы напугать госпожу Лихтенвальтер и заставить ее показать пациента Троллингера. Но зачем? Этого я вообще не понимаю. Кем могла оказаться госпожа Дювалье? Вы ведь не могли просто интуитивно чувствовать, что у нее в сумочке Троллингер прячет две тысячи франков? Таких предчувствий не бывает.
– Не бывает.
– И страховка тут ни при чем!
– Да.
– А что касается этой книги, чертова Шекспира, им всем кажется, что она безопасная безделушка. Похоже, они не знали, что книга находится у Шафер, а если и знали, то не попытались любой ценой ее забрать. – Он взглянул на Графа. – Зачем им прятать книгу? Из-за того, что Мартинели представлял себе Шмида, когда подчеркивал отрывок о цвете лица висельника?
– Нет, конечно.
– И даже «ищите женщину» ничего не означало, пока на горизонте не замаячила госпожа Мартинели… Может, она и не солгала о времени приезда?
– Да.
– И госпожа Дион может подтвердить, что жену не обеспокоила смерть мужа. Так в чем дело? За то, что Шмид проводит выходные с чьей-то вдовой, вы хотите привлечь его по закону? Тогда на нас не рассчитывайте, – сердито сказал Шваб.
– Мне это и в голову не приходило, – почти официальным тоном произнес Граф.
– Хорошо, тогда в чем вы их собираетесь обвинить? И в качестве кого вы намереваетесь использовать нас?
– Потерпите, пока я получу ответ на одну из моих телеграмм.
Буше снова улыбнулся.
– Потрясающе, – пробормотал он.
– Вы так думаете? – спросил Граф с довольным видом.
– И ужасно одновременно…
Граф оставил сыщиков, чтобы те отдохнули, и отправился в свою комнату. Она располагалась в северо-западной части здания и имела небольшой уютный балкончик, выходивший в английский сад. Слуга, уходивший с пустыми подносами, ответил на вопрос Графа, что комнаты Миллеров располагаются в задней части дома.
Граф порадовался возможности спокойно подышать свежим воздухом после обеда. Он распаковал чемодан и украдкой спустился к телефонной будке под парадной лестницей.
Он связался с коммутатором полиции и продиктовал три телеграммы. Во всех трех значились лишь адрес и телефон Шпицхорна. Одна из них была отправлена Гарнету, другая – Антуану.
Глава 17Партия в бридж
Перед обедом Граф собирался принять душ. Однако, сняв пиджак и галстук, он подумал, что ему хочется выйти на маленький балкончик и покурить там. Облокотившись на перила, он наслаждался вкусом сигареты и рассматривал яркие цветы на клумбах. Внезапно прямо над ухом раздался чей-то голос – Граф вздрогнул от неожиданности.
– Чудесно, – дружелюбно, но не слишком мелодично произнес кто-то.
Граф повернул голову – на соседнем балконе появилась приятная женщина бальзаковского возраста; она не слишком грациозно оперлась о перила и радостно улыбнулась. У незнакомки было простое, добродушное лицо с крупными чертами, выпуклые серые глаза и завитые по моде каштановые волосы. Ее наряд – легкие темно-синие летние брюки, синие с красным сандалии, белая шелковая рубашка, в особенности большие золотые серьги и множество браслетов на мускулистых предплечьях – заставил Графа улыбнуться.
– Извините меня за мой вид, – сказал он.
– Пожалуй, в наши дни не стоит придавать большого значения условностям, особенно в одежде, – ответила незнакомка.
– Все же я не переношу людей, разгуливающих в подтяжках и без воротничка.
– Не обращайте на меня внимания. В любом случае, это чудесно.
– Что? – улыбнулся Граф.
– Тут, наконец, появились мужчины. – Незнакомка рассмеялась звонким металлическим смехом. – Меня зовут Лори, Лори Перрен.
– Граф, Гарольд Граф.
– А забавнее всего то, что я думала – в гостинице не будет ни души, кроме госпожи Керн и меня. А сегодня утром неожиданно появляются четверо мужчин!
– И дама.
– В самом деле! Ну, в гольф-то она не играет. Наверное, даже бридж ей не по зубам.
– Боюсь, вы можете ошибиться. В бридж теперь играют все кому не лень.
– Особенно дамы старой закалки. Но мне как-то не верится, что дамочки, вроде госпожи Миллер, играют в карты. Они обзаводятся мужчиной и всю жизнь цепко держатся за него.
– Как вы суровы…
– Впрочем, это не важно. Трое из четверых – свободные люди.
– Ну, это ваше предположение.
– Я хочу сказать, что остальные приехали без жен.
– Но, госпожа Перрен, позвольте вас спросить, а зачем вы заехали в это тихое местечко?
– Ну, я из Цуга, а мои родственники живут в Хаймберге. Когда мне становится скучно, я отправляюсь к ним, езжу в Тун. Знаете, эти живописные горы, озеро… Но в этом году Тун разочаровал меня, потом начался этот дурацкий нервный срыв – и я сбежала в Шпицхорн. Я приезжала сюда и прежде, когда у меня шалили нервы. По-моему, гольф – лекарство от всех болезней, а вы как думаете, господин Граф?
– Только если человек в состоянии поднять клюшку.
– Пока у меня это неплохо получается. Дома я даже была чемпионкой. Но одной играть не слишком интересно, а компании нет – сейчас даже госпожа Керн занята в гостинице, – задумчиво протянула госпожа Перрен, – по вечерам рэми-бридж! Тоска – почти как дома. Госпожа Керн не представляет гостей друг другу. Это, видите ли, грубое вмешательство в их личную жизнь! А дома никому ни до чего нет дела – они даже не удивлялись, когда местная чемпионка по гольфу вызывает на игру мужчин.
– Кажется, я вас понимаю. Вам больше подходят мужские игры.
– Как-то раз я участвовала в таком турнире. И стала чемпионкой кантона по бриджу. – Госпожа Перрен объявила об этом с трогательной горячностью.
– Но помилуйте, при вашей жизненной энергии… и нервные срывы? Почему?
– Началась война, и дома стало непереносимо. Мужчины один за другим ушли в армию, а я проводила весь день за швейной машинкой.
– Если работа не по душе, нужна громадная сила воли, чтобы сохранить душевное равновесие, – согласился Граф.
– Это норма для женщин постарше. Им нравится, поверьте мне.
– Пожалуй, вы зря себя мучаете. Может, вам лучше переменить обстановку – переехать в Берн? Там есть чем заняться.
– Но я же на грани нервного срыва.
– В Берне вы забудете о нервах. Вам не придется шить. А если у вас есть немного лишних денег, вы быстро станете самой популярной женщиной в городе.
– Я не знаю в Берне ни одной живой души.
Граф написал адрес.
– Вот, пожалуйста. Они как раз организуют приемы. Приглашали и мою жену – им нужны новые люди и деньги за дополнительное молоко.
– Молоко?
– Грозные воины любят молоко.
Госпожа Перрен взяла листок.
– Как это мило с вашей стороны…
– Когда попадете в Берн, не замыкайтесь в своей клетке. Сходите в какое-нибудь заведение, в казино, в танцевальный зал – там все время происходит что-то интересное. Вам обязательно нужно познакомиться с моим другом Швабом. Он здесь, со мной. В Берне у него холостяцкая квартира.