– Я все это знаю.
– Вас, конечно, не слишком интересуют мелкие, грязные детали – они больше по вкусу нам, бедным старым профи. Мы их любим. Он, должно быть, засунул все содержимое сумочки госпожи Шафер себе в карман – в левый карман – вероятно, чтобы не перемешать их со своими собственными вещами. Отыскав подходящее местечко, где-нибудь в горах или в лесу, он выкинул все. Все… – повторил Пикар, спустив ноги с кресла и выпрямившись. – Кроме этой штучки.
Лейтенант извлек из кармана небольшую деревянную коробочку, сдвинул крышку и позволил Графу взглянуть на маленький белый объект, защищенный толстым стеклом. Граф тупо уставился на вещественное доказательство, не веря своим глазам. Это был прямоугольник – примерно полтора дюйма в ширину и два в длину, причем два угла были слегка скруглены; посредине красовалась то ли стилизованная заглавная буква, то ли чья-то монограмма.
– Это лежало в его кармане, – пояснил Пикар. – Вероятно, он думал, что это бумажные спички, и часто дотрагивался до них, но так ни разу не посмотрел, что это такое на самом деле, – потому и не выбросил.
– Она показывала мне это. Это ее штопальный набор, – произнес Граф слабым голосом.
– Она показывала его квартирной хозяйке и уборщице из меблированных комнат. Чудесная маленькая вещица. Великолепная гладкая поверхность – на ней сохранились отпечатки ее пальцев… и его тоже.
– Пикар, черная твоя душа, почему же было не начать с этого, – воскликнул Граф.
Пикар сосредоточенно закрыл деревянную крышечку и вернул коробочку в карман. Закончив эту безумно сложную операцию, он ответил с невинным видом:
– Я собирался, но вспомнил, что рутинные методы нагоняют на вас тоску.
Несколько минут спустя подвывающий от смеха Пикар удалился. Граф спустился в лабораторию.
Доктор Троллингер, с интересом изучавший увеличитель, грузно повернулся к нему – так медленно и тяжело двигается старый усталый буйвол, пытающийся взглянуть на человека, который подошел к его загону.
– Все в порядке, доктор.
– В порядке?
– Полиция не будет вызывать вас в качестве свидетеля. Они нашли более убедительные доказательства. Другая сторона тоже не станет вас беспокоить, ради собственной же выгоды. Вы легко отделались, доктор. И против госпожи Дювалье обвинение больше не выдвигается.
Стараясь удержаться на внезапно ослабевших ногах, Троллингер прислонился к стене. Последовала довольно продолжительная пауза, наконец доктор обрел дар речи:
– Господин Граф.
– Да, доктор?
– Впредь я хотел бы выступать в роли вашего консультанта; причем желательно – на дружеской основе, без гонорара.
– Без гонорара, – рассмеялся Граф.
– Если, конечно, получу разрешение пользоваться этой лабораторией.
– Она в вашем распоряжении, так же как и весь дом.
– У вас здесь очень спокойно.
– Вам понравится моя жена.
Троллингер вытащил пачку банкнот из бумажника.
– Могу я попросить вас вернуть это господину Говарду Мартинели? Теперь я буду сам заботиться о своей пациентке – в больнице Святого Дамиана.
Граф вытащил из пачки два стофранковых билета.
– Помилосердствуйте, доктор! Вы возились с Бартоном Мартинели три недели.
Троллингер взял банкноты.
– Возможно, на них я имею право.
– А прочие я отошлю адвокату Мартинели – от неизвестного. На этом этапе следствия у обвиняемого обычно появляется масса сочувствующих. Так уж заведено.
Когда доктор ушел, Граф вернулся в библиотеку. Стоял приятный, прохладный августовский вечер – предвестник одной из первых прохладных ночей. Впрочем, после пятнадцатого августа в Берне часто бывает прохладно.
В очередной раз заверещал дверной звонок. Граф приготовился послать к дьяволу любых гостей, но увидев в дверях морщинистое лицо Антуана, покорно спросил:
– Что случилось? Кто это?
– Господин Граф.
– Ну?
– Там дама.
– В самом деле?
Антуан беззвучно протянул поднос с визитной карточкой.
Глава 21На этом ставим точку
В кабинете почему-то было темно. Перешагнув через порог, Граф протянул руку к выключателю, но его ночная гостья настойчиво попросила:
– Пожалуйста, не включайте свет. Я просила вашего дворецкого не делать этого.
– Почему вы не садитесь, госпожа Мартинели?
– Я зашла всего на минутку.
Она стояла рядом с письменным столом в том же траурном наряде, что и во время последней встречи, исчезла только маленькая черная вуалька. В комнате нависла тяжелая тишина, наконец госпожа Мартинели сухо проговорила:
– Мне следовало дать ему развод. Я смогу помочь ему, заявив об этом?
– Это знает только его адвокат, госпожа Мартинели.
– Мы еще не обсуждали, что я должна сказать. Пожалуй, мне следовало выслушать его тогда, когда он просил у меня развода. Но его просьба потрясла меня. Я решила, что это просто глупая прихоть, надеялась, что он передумает. Мы ведь никогда не ссорились, даже когда говорили о разводе. Он знал, что я не стану скрывать свое истинное мнение. Я никогда не думала, что виною всему – Люсет.
– Не совершайте ошибку. Дело не только в Люсет Дион.
– Разве нет? – Она казалась несколько удивленной, но сил на протест уже не хватил.
– Он хотел все изменить, пока еще было время. Неистово хотел другой жизни.
– Надеюсь, на суде это скажут. А сам он несколько не в себе. Конечно, он не хочет видеть меня. Да я и не жду от него радостной встречи. Он ни с кем не хочет говорить. Я наняла ему адвоката.
– Вы наняли самого лучшего.
– Он говорит, что я вполне могу поехать в санаторий, или куда-нибудь еще, и вообще не выступать в роли свидетеля. И еще объяснил, что меня нельзя заставить давать показания против мужа.
– Совершенно верно.
– Но, конечно, я приду в суд, чтобы заявить: все это произошло только потому, что я не хотела дать ему развод. Когда-то он любил меня, но с чего я взяла, что его чувства неизменны?
– Все так думают. Это неизлечимо.
– Ну, ладно. – Во время разговора женщина смотрела куда-то за окно, в сгущающиеся сумерки, а теперь повернулась к Графу. – Я не вправе тратить ваше время. Мне хотелось просто зайти и забрать ту книгу.
– Шекспира?
– Если ему вновь понадобятся какие-то вещи, он мог бы взять ее.
– Конечно.
Граф подошел к шкафчику с картотекой и достал Шекспира. Положив томик на стол, он перелистал его и стер остававшиеся карандашные пометки, те, что были написаны между строчками. Казалось, госпожа Мартинели не обратила на это никакого внимания, лишь отметила:
– Томик и в самом деле совершенно истрепан.
– Я сейчас заверну его.
Пока Граф доставал бумагу и бечевку, она продолжала:
– Вероятно, Бартон Мартинели приехал в тот вечер, когда я осталась на ночь в Женеве. Говард почему-то так мало читал. Я вечно говорила, что он зря тратит на них деньги.
Граф аккуратно упаковал книгу и вручил ее госпоже Мартинели. Женщина взяла маленький сверток и очень серьезно посмотрела на усталого хозяина дома.
– Спокойной ночи. И большое вам спасибо за все.
Антуан оказался в холле – он почтительно ждал, пока посетительница закончит беседу, чтобы проводить ее в сгущающиеся сумерки. Когда парадная дверь закрылась за ней, Граф поднялся наверх и позвонил Швабу.
– Привет! – зазвучал ликующий голос Шваба. – Какие новости?
– Доказательства. Мартинели конец, а Троллингер – вне игры.
– Это следует отпраздновать.
– Что-то нет настроения. У меня была госпожа Мартинели.
– Да ну!
– Зашла за Шекспиром. Мне следовало бы перед ней извиниться. Она вовсе не мечтает заживо сварить в кипящем масле Люсет Дион. Она вообще не думает о сводной племяннице.
– А о чем же тогда думает несостоявшаяся вдова?
– О том, как убедить судью и присяжных, что все это ее вина: дескать, она своими придирками довела Мартинели до сумасшествия – временного, естественно – и нынешнее положение дел всецело на ее совести.
– Само собой, она не захочет отправить его в тюрьму… Что об этом скажут в Ла Роше?
– Да нет, тут совсем другое. Конечно, ее по-прежнему трудно назвать великодушной – она все та же женщина, которая не захотела присутствовать на похоронах собственного мужа. Но тогда она думала, что Говард Мартинели затеял все это из злобной мелочности и презрения к ней. Теперь она поняла: все гораздо серьезнее и, в некотором смысле, возвышеннее. О ней он вовсе не думал, он просто пытался освободиться. Вырваться на волю. Много ли женщин, оказавшись в ее положении, взяли бы вину на себя? Я-то думал, что она превратится в мстительную фурию и постарается уничтожить Мартинели.
– Это шок. Ее мирок рухнул, но она оправится и покажет себя.
– По-моему, вы ошибаетесь.
– Послушайте! Вам нужно отвлечься. Я устраиваю в честь Лори вечеринку!
– В честь кого?
– Лори Перрен.
– А вы, как я посмотрю, озорник.
Шваб откашлялся.
– Это очень серьезно.
– Рад за вас обоих.
– Знаете, Граф, она даже слишком хороша для такого парня, как я, – прекрасный старинный род, великолепный старый дом, семейные реликвии, а в придачу еще и небольшое бабушкино наследство.
– И отличный нрав.
– Я думаю, мы с ней отлично поладим. Она мне очень подходит.
– Держу пари, что за всю оставшуюся жизнь с ней не случится ни одного нервного срыва.
– Нервного срыва? О чем это ты? Да она самый уравновешенный человек, которого я когда-либо встречал, во всех отношениях. С чего ты взял, что у нее бывают нервные срывы?
– Даже не знаю, – удрученно ответил Граф.
Часть 2
Глава 1Странная почта господина графа
Шваб швырнул через стол комок смятой бумаги.
– Беда в том, что вы могли и не получить это послание! – фыркнул он.
Граф схватил бумажку и развернул ее. Оказалось, это конверт. Высококачественный, с выведенным аккуратными печатными буквами адресом Фридриха Одемара. В верхнем левом углу был напечатан адрес: