и в прошлом – полагаться на божью волю и молчать. Ни к чему обременять моего кузена и ее отца лишними проблемами. Но теперь все изменилось. У меня скопились целая коллекция весьма тревожных фактов и масса подозрений. Беата недавно заметила, что в другом лагере наметился разлад. Она очень нервничает… Возвращаюсь к первому инциденту, который тогда не особенно подействовал на меня: два года назад пес Беаты был найден на улице мертвым…
Граф продолжал курить в задумчивости.
– Прекрасный пес, далматинец, – продолжал Матиас Одемар. – Она держала его здесь около месяца. Пес подцепил какую-то ушную болезнь, требовалось длительное лечение у ветеринара. Очень воспитанный зверь, дружелюбный, никогда не лаял попусту, мы все его так любили. Днем бегал по двору и лужайке, ночи проводил в доме, спал в прихожей подвала. Однажды утром его нашли с размозженной головой в канаве напротив служебного входа – вы знаете эту дверь? Дверь в стене.
Граф кивнул.
– Все тут же решили, что пса сбила машина – дескать, старик Анри забыл загнать его на ночь, а служебный вход не закрыл. Звучит все это, мягко говоря, не убедительно, но другого объяснения не нашлось, да и Анри не особенно активно защищался от обвинений: просто все отрицал. Тем дело и кончилось… Должен казать, что моя комната находится в северо-западном углу дома, на последнем этаже. Комната Карсона рядом – в северо-восточном углу. Наши апартаменты разделяют ванная и длинный шкаф для одежды. Я привык читать допоздна и однажды ночью, примерно год назад, очень увлекся одной интересной книгой. И, не помню уже почему, открыл западное окно – оно выходит во двор. Обычно я держу его запертым: не люблю, когда меня будят крики молочника и прочих разносчиков, – так вот, открыв его, я увидел, как кто-то уходит. Не спрашивайте меня, узнал ли я этого человека, – во дворе было темнее, чем в бочке со смолой в сумерках. Я немного удивился, но мне не присуще гипертрофированное любопытство, я не потеряю сон и аппетит оттого, что случайно подсмотрел чью-то маленькую тайну. Я стал размышлять, используя метод исключений. Слуги? Вы их видели, их полуночные – и ночные – прогулки давно закончились. Взломщик? У нас есть система тревожной сигнализации, которая отключается изнутри. Возможными ночными гуляками остались молодой Карсон и госпожа Гаст… Я отмел госпожу Гаст, потому что для нее поздние приключения в высшей степени маловероятны. И к Карсону стучать в дверь не стал: прежде всего потому, что он был тогда нездоровым человеком, и мне не хотелось будить его. А кроме того, из-за моей тогдашней симпатии к нему. Жизнь парня казалась мне тусклой, и упрекнуть его за редкие случаи маленьких развлечений я никак не мог… На следующее утро я задумался о собаке, и у меня возникло очень неприятное предположение. Следовало ли мне, опираясь на собственные домыслы тревожить и расстраивать Фридриха своим рассказом, рискуя при этом переполошить Анну Одемар и госпожу Гаст?.. Конечно, мы ничего не знаем об этом парне, исключая то, что рассказала нам госпожа Гаст. Она сказала, что он из приличной семьи и был журналистом в Турции. Ему нравится Хильда, но Фридрих против. Карсон вряд ли сможет содержать жену, а юная Гаст слишком несамостоятельна. К тому же Фридрих не настолько богат, чтобы посадить себе на шею еще одну солдатку, – парень, несомненно, будет призван на службу, как только поправится. Фридрих считает, что такая ситуация девушке на пользу не пойдет, да и она сама, должен заметить, не рада такой перспективе… Карсон для этих двух женщин – госпожа Гаст и Анны Одемар – оказался божьим благословением: он помог им добраться до дома, перенести все тяготы ужасного переезда, причем Анна была ранена, а Леон – просто обузой. Теперь он считается лучшим специалистом по уходу за Леоном, потому что именно такого ухода – тактичного, незаметного и так далее – желает для сына Анна. Этот бывший журналист – просто сокровище для них, они вцепятся в меня зубами и когтями, если я возведу на него напраслину. Я все обдумал и решил ничего не предпринимать; теперь я понимаю, что несу определенную ответственность за невмешательство, чем и объясняется мое желание побеседовать с вами.
Матиас поудобнее устроился в кресле и вынул сигарету.
– Исчезновение гравюры дало новый толчок нашим тревогам. Убил Карсон собаку или нет – не важно, но его ночные прогулки доказывают, что ему нельзя доверять, – с одной стороны, и что он способен пренебрегать своими обязанности – с другой… Мы с Беатой считаем, что вид Витчерхиира был вырван из книги уже здесь, а проделал это, увы, последний из Одемаров, несчастный Леон. Мы полагаем, что он порой становится неуправляемым, возможно, склонным к разрушительным действиям и просто опасным. А Карсон не в состоянии оценить – ни в прошлом, ни сейчас, – насколько серьезно заболевание Леона, а потому оставляет бедного парня без присмотра на целую ночь.
Граф посмотрел на Матиаса.
– Есть доказательства?
– Насчет картинки? Конечно, нет. Но нельзя забывать о других проделках увечного. Анна никогда не согласится со мной – она снова пригласит специалистов, и те поддержат ее. Все светила медицины клялись, что подобные больные не способны на насильственные действия, на грубость. Анна говорила нам, что проведенное Фагоном лечение имело целью только остановку дальнейшего разрушения сознания; ну, и еще парня научили заботиться о себе и создавать хорошее впечатление. И это у него здорово получается, должен заметить. Я никогда не видел его недружелюбным. Но если так, то выдранная картинка сразу опровергает любые доводы о безобидности Леона. Только вот способен ли такой человек, как Карсон, заметить опасные симптомы?.. И еще, после того, как все узнали о пропаже картинки – кажется, неделю назад, в пятницу, – Беата сказала, что заметила напряженность и беспокойство в другом лагере. В результатах своих наблюдений она абсолютно уверена – скорее всего, Анна и госпожа Гаст знают, кто вырвал картинку, но скрывают из опасения, что Леона выставят за дверь.
Граф задумчиво кивнул.
– Интересно…
– Беата думает, что Леон спрятал картинку, только его мать с компаньонкой не могут найти ее. По крайней мере, по ночам кто-то что-то ищет в доме. Если Анна или госпожа Гаст – или Карсон, если он знает, в чем дело, смогут отыскать вырванный лист, они уничтожат его, избавившись таким способом от доказательств вины Леона.
– Но каких доказательств?
– Он мог что-нибудь начиркать на ней, он ведь все время рисует каракули. Играть в «крестики и нолики» он не умеет, тем не менее тратит на эту игру больше дюжины листков в день.
– Ну а почему его жертвой пала именно эта картинка? Зачем ему гравюры? Он ведь вряд ли интересуется искусством.
– У Карсона или госпожи Гаст было достаточно времени, чтобы показать ему книгу, обратив внимание юноши на Витчерхиир. Они могли рассказать ему о давнем величии рода. Он ведь наследник по мужской линии. – На лице Матиаса к насмешке добавилась досада. – Ему могли внушить, что когда-нибудь он будет владеть всем этим.
Граф выпустил целый клуб дыма.
– И вы с госпожой Одемар завели на часть семейства нечто вроде дела.
Матиас прищурился. Теперь он напоминал большую старую птицу.
– У нас немножко разные мотивы. Беата откровенно нервничает… Ну да это не важно. Однако, если мы найдем картинку и докажем, что из книги ее вырвал Леон, то избавимся от всей этой честной компании.
Граф слегка улыбнулся.
– В самом деле?
– Конечно. Леону придется убраться отсюда. Если он способен на такие поступки, Фридрих не захочет держать его в доме. Что вытворит этот здоровяк в следующий раз? Вместе с ним исчезнет из дома Анна, а вслед за нею – госпожа Гаст. Карсон останется без работы. Ну, а для барышни, – медленно добавил он, – все кончится Витчерхииром. Впрочем, мне ее будет не хватать…
– Понятно…
– Да, вот это, собственно, и все. – Матиас как бы провел в воздухе черту зажатой между пальцами сигаретой. – Анализ фактов приводит к неутешительному выводу – ситуация может обостриться в любую минуту, и все зависит от того, кто отыщет картинку. Мы не знаем, где она спрятана, они – тоже. Но, вероятно, узнаете вы?
– В этом и состоит моя работа?
– Именно в этом. В своих книгах вы рассказываете об удивительных находках… Вы знаете, как надо искать.
– Просто мне везет в этой странной игре. Помнится, вы сказали, что кто-то еще шныряет в доме по ночам. Мне сталкиваться с ним нежелательно?
Матиас Одемар просиял. Казалось, он все еще не верил, что Граф готов приступить к активным действиям, а не просто дать какой-то совет. Не пытаясь скрыть своей радости, старый клоун все-таки решил получить словесное подтверждение.
– Вы в самом деле хотите помочь нам?
– Нет, если это означает, что меня могут поймать и выкинуть вон.
– Ну что вы! Моя задача – не допустить подобной неприятности. Надо только все очень хорошо обдумать. – Матиас наклонился вперед и стал рассуждать, размахивая сигаретой в такт своим словам. – Все дело в том, чтобы искать, когда не ищет никто другой, когда никто не обращает внимания на пустые комнаты. Значит, сразу после ужина.
– Но так заведено не вами, господин Одемар, а людьми со второго этажа. – Матиас, казалось, не обратил никакого внимания на замечание Графа. – Все наши окна, конечно, закрыты. Я впущу вас в дом через служебный вход и подвал, скажем, в девять часов. Слуги в это время толкутся где угодно, только не там, и мы сможем беспрепятственно подняться по черной лестнице. Она идет до последнего этажа, почти до двери моей комнаты. Пока горизонт не очистится, вы посидите у меня. Не думаю, что вечером кто-нибудь куда-то отлучится. Фридрих и Беата обычно проводят вечер в гостиной, хотя случается, что Беата остается в своей комнате или играет на фортепьяно внизу. Если мы и наткнемся на нее, она нас не выдаст – я вам обещаю…Правда, я не говорил ей о своей идее посоветоваться с вами. Лучше пока держать ее в неведении; но она не предаст нас. Я проведу вас повсюду – такая небольшая разведывательная операция. Когда вы увидите расположение комнат и черной лестницы, то сразу поймете, насколько все просто.