Глава 16Кровопролитие
Граф проскользнул в главный коридор и, держась левой стены, добрался до спальни Беаты. Он проник внутрь, перед тем слегка приоткрыв дверь в гостиную. Хотя люди перед камином не попадали в его поле зрения, их слова звучали вполне отчетливо. Говорила Анна Одемар:
– …предупреждала вас, чтобы мы с этим закончили – раз и навсегда.
Эмма Гаст резко ответила:
– Я уже это слышала.
– Но на этот раз я говорю серьезно. Вы совершаете большую ошибку, полагая, что можете терзать меня бесконечно.
– Все зависит от вас.
– Вы бесчеловечное создание, Эмма, но неужто вы думаете, что мозгов нет ни у кого, кроме вас? Я не испытываю ни малейшей жалости к вам – у вас нет сердца. Вы не знаете, что значит иметь ребенка. Но теперь все кончено.
Граф услышал, как хлопнула входная дверь, – вероятно, вернулся Одемар, воспользовавшийся своим ключом.
Эмма Гаст ровно произнесла:
– Вы не напугаете меня своими угрозами, Анна.
Анна Одемар повысила голос:
– Пришел Фридрих. Эмма – еще один шанс, только один! Почему вы должны думать об их деньгах? Так глупо, так жестоко! – Тут ее голос изменился. – Что вы смотрите на меня так? Что вы собираетесь делать?
– Прекратите. – Голос Эммы Гаст прозвучал ближе, словно она поднялась с места и шагнула вперед. – Прекратите немедленно.
Дверь в гостиную из спальни дернулась и захлопнулась – Граф бросился и рванул ее на себя, но замок уже защелкнулся. Раздался выстрел, затем послышался крик, еще один выстрел, и все смолкло. Граф выскочил наружу и увидел Фридриха Одемара, который неподвижно замер в конце лестницы.
– Через комнату Леона, – закричал Граф, пробегая мимо Одемара и сворачивая налево. – Сюда.
Одемар пустился следом, а Граф бросился бежать через спальню Леона, комнату Эммы Гаст, ванную и будуар Анны Одемар ко второй двери в гостиную. Здесь они оба остановились.
Анна Одемар, раскрыв рот и плотно зажмурив глаза, откинулась на подушки своего кресла. Правой рукой она обхватила раненое левое запястье – кровь струилась между пальцами и пачкала ее шелковое платье. Леон Одемар стоял, опираясь на круглый стол, и смотрел вниз, на пол – с глупым, испуганным и виноватым лицом. В правой руке парень сжимал небольшой пистолет – он держал его так, словно не знал, что это такое вообще. Эмма Гаст лежала вниз лицом перед камином, вокруг ее головы стремительно расползалось по ковру большое багровой пятно.
За спиной Графа раздался резкий голос Фридриха Одемара:
– Боже милостивый, что тут случилось?
Леон, заикаясь, ответил:
– Она обидела мать. Она – она обидела мать!
Граф подошел к мертвой женщине, встал на колени и перевернул ее на спину. Та была убита выстрелом в лоб. Остекленевшие глаза госпожи Гаст продолжали смотреть куда-то вдаль, как будто даже после смерти она не хотела видеть окружавших ее людей. Ее маленькое сморщенное лицо казалось бесконечно суровым.
Граф поднялся на ноги, взял шелковый пеньюар, почему-то оказавшийся на коленях Анны Одемар, и накрыл им тело. Затем обошел стол, вынул пистолет из руки Леона и передал его Фридриху Одемару. Тот шагнул вперед и взял племянника за руку.
– Мальчик мой, зачем же ты это сделал? – заговорил он ломким голосом.
– Я не хотел. Она обидела мать.
Граф спросил:
– У вас есть чистый носовой платок?
Одемар, продолжая нервно сжимать руку Леона, второй рукой пошарил в кармане и вынул белый прямоугольник ткани. Граф, вынув свой платок, шагнул к госпоже Одемар. Он осторожно отвел ее пальцы от раны на запястье, осмотрел ее и принялся накладывать импровизированный жгут из платков и авторучки.
Одемар – одними губами – проговорил:
– Ей нужна помощь, мы должны вызвать доктора.
– Вы не принесете воды из ванной?
Анна Одемар открыла глаза. Она посмотрела на повязку на своей руке, на Графа, на своего деверя.
– Фридрих!
– Бога ради, Анна, что случилось?
– Она стреляла в меня, она убила бы меня, но Леон бросился на нее, как молния. Я ничего не понимала, пока она не закрыла на ключ дверь и не вынула из своей сумки пистолет. Леон выхватил его и выстрелил ей в лоб. Она мертва?
– Боюсь, что да.
– Его посадят в тюрьму за то, что он спас мою жизнь?
– В тюрьму? Нет!
В дверь громко постучали. Граф уверенно произнес:
– Я посмотрю, кто там, господин Одемар, а вы все-таки принесите воды. И лучше закрыть на ключ дверь в ванную.
Одемар двинулся, словно слепой. Граф повернул ключ и потянул за ручку – в коридоре стояла совершенно белая Беата, позади нее – старый Анри и служанка. Беата громко спросила:
– Где отец? Я видела, как он поднимался сюда. Что случилось?
– Убита Эмма Гаст.
– Госпожа Гаст?
– И ваша тетя ранена в руку. Мы, конечно, вызовем полицию. Госпожа Одемар, ваш отец не хочет, чтобы вы заходили сюда. Не спуститесь ли вы вместе со слугами вниз?
Не сводя с Графа глаз, девушка ошеломленно попятилась. Граф вновь закрыл дверь на ключ и вернулся к столу. Из ванной появился Фридрих Одемар со стаканом воды в руке. Граф взял стакан и поднес его к губам госпожи Одемар – женщина отпила немного и вопросительно посмотрела на него.
– Останьтесь, пожалуйста, здесь, если сможете выдержать это еще несколько минут, – попросил он. – Так будет лучше и для всех нас, и для полиции: они не любят, когда свидетели покидают место происшествия.
– Я смогу выдержать все, что угодно. Я хочу рассказать полиции об этом кошмаре!
Леон переводил взгляд с одного собеседника на другого, то и дело возвращаясь к испачканным в крови пальцам матери, губы его кривились. Одемар снова схватил парня за локоть.
– Подойди к окну, мой мальчик. Подойди и посмотри в окно.
– Мне не разрешают подходить к окну!
– Сегодня – можно.
– Но уже темно.
Одемар беспомощно осмотрелся.
– Господи, где же Карсон? Почему не приходит Карсон?
– Он пошел на почту, Фридрих, – прошептала Анна Одемар. – Леон, ты любишь смотреть на огни. – Ее голос прервался, и она разразилась рыданиями.
Леон медленно подошел к крытому балкону, так же медленно повернул кресло к окну и, наконец, спустя целую вечность, опустился на мягкие подушки. Сдвинув в сторону белую прозрачную занавеску, он застыл, обращенный спиной к комнате, уставившись на Крамгассе.
Одемар наклонился к своей невестке.
– Анна, прежде чем мы пошлем за полицией, вы должны все рассказать нам. Чего ради она стреляла в вас?
– Наверное, она сошла с ума, Фридрих. – Госпожа Одемар уже справлялась со своими рыданиями. – Она потеряла все – дом, состояние, мужа, друзей, работу – все, что имела, а еще это страшное путешествие, война, пережитые нами ужас и напряжение – все это постепенно и свело ее с ума. Она часто говорила, что безденежье и зависимость убивают ее, что чужой кусок не лезет ей в горло и лучше умереть, чем быть приживалкой. Я пыталась убедить ее в нашей искренней привязанности и любви. Я мечтала, что настанут дни, когда у нас появится свой дом, а она станет нашей экономкой и будет получать пенсию, которую, наверное, можно выделить из состояния Леона. Но недавно, недели полторы назад, она начала требовать с меня огромную сумму. Сотню тысяч франков. Она сказала, что я должна их выдать наличными, и тогда она навсегда уедет отсюда.
– Сто тысяч франков?
– Я должна была придумать какую-то историю, чтобы выпросить их у вас или продать все, что у меня есть. Она предупредила, что если я кому-нибудь что-нибудь расскажу, погибнет Хильда.
– Хильда?
– Она говорила, что в Витчерхиире подстроена специальная ловушка, и стоит ей только позвонить, как Хильда попадет в нее – то ли шагнет куда-то, то ли что-то уронит, – и погибнет. Она смеялась надо мной, заявляя, что сможет подойти к телефону, когда захочет, потому что у нее есть пистолет; а если я стану болтать, то она убьет меня, а потом себя – терять-то ей нечего. Я поняла, что она безумна, но на карте стояла безопасность Хильды…
– Да она же просто бредила! Вам следовало найти способ и предупредить нас.
– Господи, каким образом? Она не оставляла меня одну. Как я могла рисковать? Я все время думала об этом телефоне. Мне казалось, я вижу собственными глазами, как Хильда берет трубку и отвечает…
– Анна, но это всего лишь угроза, вымысел! Сколько времени госпожа Гаст шантажировала вас?
– Больше недели. Я заметила, что Эмма изменилась: стала странной и молчаливой… Она знала, как я люблю Хильду.
– Ужасно. Когда она могла поставить ловушку в Витчерхиире?
– Вряд ли она ездила туда тайно ночью, но кто знает. Возможно, она занималась этим – если, конечно, там что-то есть, – до того, как мы уехали в Берн прошлым летом.
Одемар бросил неодобрительный и недоверчивый взгляд на неподвижную фигуру, прикрытую шелковым халатом. Затем заговорил вновь:
– Просто готический роман какой-то. А что же станет с этой ловушкой теперь, когда она умерла?
– Она обещала не использовать ее, если я выполню все ее условия, а уехав – написать, как эту штуку обезвредить и где она находится.
– Я ни на секунду не поверю, что в Витчерхиире, образно говоря, заложена мина. Но почему же она бросилась на вас сегодня?
По пепельному лицу госпожи Одемар снова потекли слезы.
– Фридрих, я вдруг поняла, что это она убила Матиаса, и я покрываю убийцу!
Одемар отшатнулся и, чтобы не упасть, схватился за край стола.
– Убила Матиаса!
– Наверное, он обратил внимание на наши странные взаимоотношения, догадался об их причине и решил все рассказать вам. И она выкинула его из окна.
– Но, бог мой, Анна, вы говорили, что весь вечер она провела с вами!
– Она заставила меня так говорить. Я такая трусиха! Но мне стало страшно за вас и за Беату – Эмма совсем потеряла рассудок и стала слишком опасна. Я услышала ваши шаги на лестнице и собиралась позвать на помощь. Я надеялась, что она уступит, и никакого пистолета у нее нет. Но она завопила, что с нее хватит, вскочила и вытащила пистолет, закрыла дверь на замок! Если бы я только знала, что господин Граф где-то неподалеку! Я стала бы кричать! Меня спас мой бедный мальчик! Фридрих, он был так испуган, когда стрелял в нее. Потом он обошел вокруг стола и стоял, глядя на н