– Теперь я покину тебя, – сказала она. – Спи, ибо я желаю, чтобы ты как можно скорее поправился и покинул это место.
Зеркало замерцало, и образ госпожи сменился отражением Александра. Ему пришлось вернуться в постель. Проснувшись на следующее утро, он обнаружил рядом с кроватью свежий хлеб и кувшин теплого молока. Он не слышал, чтобы ночью кто-то входил. Александр выпил молока и, жуя хлеб, подошел к зеркалу. Там было только его отражение, но он не сомневался, что госпожа за стеклом и наблюдает за ним.
Александр, подобно многим благороднейшим рыцарям, был не только воином. Он одинаково хорошо играл на лютне и на лире, сочинял стихи и даже немного рисовал. Он любил книги, ибо в книгах заключались познания всех тех, кто жил до него. Вот почему, когда вечером за стеклом появилась госпожа, он попросил у нее что-нибудь из этих предметов, чтобы скрасить время своего выздоровления. На следующее утро взору его предстала стопка старых книг, слегка запыленная лютня, а также холст, краски и несколько кисточек. Александр поиграл на лютне и принялся листать книги. Здесь были самые разнообразные сочинения: исторические и философские, астрономические и нравоучительные, поэтические и религиозные. Он читал день за днем, а госпожа стала чаще появляться за стеклом, задавая ему вопросы об этих книгах. Александр понял, что она много раз читала все эти тома и прекрасно знает их содержание. Он удивился, ибо в его стране женщины не имели доступа к подобным книгам, однако был благодарен ей за эти беседы. Как-то госпожа попросила его поиграть для нее на лютне, и когда он исполнил просьбу, ему показалось, что музыка доставила ей удовольствие.
Вот так шли дни, складываясь в недели. Госпожа все чаще появлялась за стеклом, беседовала с Александром об искусствах и книгах, слушала его игру на лютне и расспрашивала о том, что он рисует, так как Александр отказывался показать ей свою картину, пока она не закончена, и добился обещания не смотреть на полотно, когда он спит. И хотя раны Александра почти зажили, госпожа, казалось, больше не желала его отъезда, да и сам Александр не хотел уезжать, потому что он влюбился в эту непонятную, закрытую вуалью женщину за стеклом. Он рассказывал ей о битвах, в которых сражался, и о славе, которую снискал своими подвигами. Ему хотелось, чтобы она узнала, что он благородный рыцарь, достойный благородной дамы.
Два месяца спустя госпожа пришла к Александру и села на свое обычное место.
– Чем ты опечален? – спросила она, ибо он явно был подавлен.
– Я не могу завершить картину, – ответил рыцарь.
– Почему? У тебя кончились кисти и краски? Чего еще тебе не хватает?
Александр повернул стоящий у стены холст, чтобы госпожа смогла увидеть изображенное на нем. Это был ее портрет, но без лица, так как Александр еще не видел его.
– Прости меня, – сказал он. – Я полюбил тебя. За те месяцы, что мы провели вместе, я так много о тебе узнал… Я никогда не встречал женщины, подобной тебе, и боюсь, уже не встречу, если уеду отсюда. Могу я надеяться, что ты разделишь мои чувства?
Госпожа опустила голову. Казалось, она хочет ему ответить, но тут зеркало замерцало, и она скрылась из виду. Шли дни, а госпожа не появлялась. Александр гадал, каким словом или поступком он обидел ее. Каждую ночь он беспробудно спал, и каждое утро появлялась еда, но рыцарь не мог застать приносящую ее госпожу.
Пять дней спустя он услышал, как в замке повернулся ключ, и в комнату вошла госпожа. Ее по-прежнему укрывала вуаль, и она все так же была во всем черном, но Александр почувствовал в ней какие-то перемены.
– Я обдумала твои слова, – сказала она. – Я тоже испытываю к тебе симпатию. Но скажи мне, и скажи искренне: любишь ли ты меня? Будешь ли всегда любить меня, что бы ни случилось?
В глубине сердца Александра жила юношеская горячность, и он ответил, почти не задумываясь:
– Да, я буду любить тебя вечно.
Тогда госпожа подняла вуаль, и перед Александром впервые предстало ее лицо. Наполовину это было лицо женщины, наполовину звериная морда – дикое порождение лесов, подобное пантере или тигрице. Александр хотел что-то сказать, но был настолько потрясен увиденным, что не смог вымолвить ни слова.
– Такой меня сделала мачеха, – сказала госпожа. – Я была прекрасна, а она завидовала моей красоте и потому прокляла меня, придав моему лицу черты животного. Она сказала, что теперь никто меня не полюбит. Я поверила ей и скрывала свой позор от посторонних глаз, пока не явился ты.
И госпожа с распростертыми объятиями устремилась к Александру. В ее глазах, преисполненных надежды и любви, оставалась лишь слабая тень страха, оттого что она впервые открылась ему, как никогда не открывалась ни единому человеческому существу. Сердце ее было обнажено, словно рассеченное острым клинком.
Но Александр не шагнул ей навстречу. Он отпрянул, и в этот миг участь его была решена.
– Бесчестный негодяй! – вскричала госпожа. – Непостоянная тварь! Ты говорил, что любишь меня, но ты любишь только себя!
Она подняла голову и оскалила острые зубы. Кончики пальцев ее перчаток порвались и наружу выступили длинные когти. Она зашипела на рыцаря, а потом прыгнула, кусая, царапая, терзая его когтями. Его кровь пенилась у нее на губах и обжигала шкуру.
Она разорвала рыцаря на части в опочивальне и рыдала, пожирая его.
Две маленькие девочки были совершенно потрясены, когда Роланд закончил свою историю. Он встал, поблагодарил Флетчера и его семью за ужин, а потом сделал знак Дэвиду, что пора удалиться. У дверей Флетчер положил руку на плечо Роланда.
– Одно слово, если вы позволите, – сказал он. – Старейшины обеспокоены. Они считают, что Бестия положила глаз на деревню, ведь она явно где-то неподалеку.
– У вас есть оружие? – спросил Роланд.
– Есть, но лишь то, что вы видели. Мы – крестьяне и охотники, а не солдаты.
– Возможно, это к лучшему. Солдаты против нее не сдюжили. Может, вам повезет больше.
Флетчер посмотрел на него, не постигая, говорит ли Роланд серьезно или насмехается. Даже Дэвид засомневался.
– Вы надо мной издеваетесь? – спросил Флетчер.
– Разве что чуть-чуть. – Роланд похлопал его по плечу. – Солдаты отнеслись к Бестии как к любому другому своему противнику. Им пришлось сражаться на незнакомой территории против неизвестного врага. Судя по тому, что мы увидели, у них было время занять оборону, но удержать позиции не хватило сил. Пришлось отступить в лес, где все они сложили головы. Кем бы ни было это существо, оно большое и грузное, ведь я сам видел поваленные им кусты и деревья. Сомневаюсь, что такая туша может быстро передвигаться, но она сильна и способна выдержать удары мечей и копий. В чистом поле солдаты не могли с ней справиться. Однако вы в другом положении. Это ваша земля, и вы ее знаете. Представьте себе, что волк или лиса угрожают вашему скоту. Вы должны заманить хищника к ловушке и убить его.
– Вы говорите о приманке? Например, о корове?
Роланд кивнул.
– Это может сработать. Чудищу нравится вкус мяса, а между местом его последней трапезы и деревней поживиться нечем. Можно вам всем собраться здесь в надежде, что стены выдержат его напор, или попытаться его уничтожить, однако вы должны быть готовы к тому, что придется пожертвовать не только домашней скотиной.
– Что вы имеете в виду? – спросил Флетчер. Он выглядел напуганным.
Роланд плеснул на палец воды из фляги и, встав на колени, начертил на каменном полу круг, но не замкнул его, оставив маленький просвет.
– Это ваша деревня, – сказал он. – Ваши стены построены для отражения нападений извне. – Нарисовал расходящиеся от круга стрелки. – Но что будет, если вы заманите врага внутрь, а потом закроете за ним ворота? – Роланд замкнул окружность и теперь нарисовал стрелы, направленные внутрь. – Тогда ваши стены превратятся в ловушку.
Флетчер разглядывал исчезающий на камне рисунок.
– А что мы будем делать, загнав Бестию внутрь? – спросил он.
– Вы подожжете деревню вместе со всем ее содержимым, – ответил Роланд. – И сожжете Бестию заживо.
Этой ночью, пока Роланд с Дэвидом спали, разыгралась сильная метель, и деревню с окрестностями занесло снегом. Весь следующий день валил такой густой снег, что ничего не было видно на расстоянии в несколько футов. Роланд решил остаться в деревне, пока не распогодится, но ни у него, ни у Дэвида не осталось провизии, а крестьянам самим едва хватало еды. Тогда Роланд попросил встречи со старейшинами и отправился с ними в церковь, где жители деревни собирались для обсуждения насущных вопросов. Он предложил им помощь в убийстве Бестии в обмен на кров для него и Дэвида. Дэвид ждал в задней части церкви, пока Роланд объяснял старейшинам свой план, а они приводили аргументы за и против. Некоторые крестьяне отказывались приносить в жертву свои дома, и Дэвид не мог их осуждать. Они хотели переждать приход Бестии в деревне, надеясь, что стены и укрепления спасут их.
– А если стены рухнут под натиском Бестии? – вопрошал Роланд. – Что тогда? Когда станет ясно, что укрепления не выдержат, вам останется только умереть.
В конце концов был достигнут компромисс. Как только небо прояснится, женщины, дети и старики укроются в пещерах на близлежащих холмах. С собой они заберут все ценное, включая даже мебель, оставят только голые стены. Бочки со смолой и маслом составят в хижинах ближе к центру деревни. Если Бестия нападет, обороняющиеся постараются отогнать или убить ее. А если она все же прорвется, они отступят, заманивая ее в ловушку. Подожгут фитили, и Бестия окажется в огненной стихии. Но это лишь в крайнем случае. Крестьяне проголосовали, и все согласились, что лучше плана не придумаешь.
Роланд выскочил из церкви как ошпаренный. Дэвиду пришлось бежать, чтобы догнать его.