– Почему вы так сердитесь? – спросил Дэвид. – Они ведь согласились почти со всем, что вы предложили.
– «Почти» недостаточно, – сказал Роланд. – Мы даже не представляем, с кем имеем дело. Знаем лишь одно: обученные солдаты, вооруженные закаленной сталью, не смогли убить это существо. На что же надеяться простым мужикам? Послушай они меня, мы могли бы победить Бестию без потерь. Теперь же люди погибнут за палки и солому, за лачуги, которые можно отстроить за пару недель.
– Но это их деревня, – возразил Дэвид. – И это их выбор.
Роланд замедлил шаг, потом остановился. Волосы его побелели от снега, и он казался старше, чем на самом деле.
– Да, – кивнул солдат, – это их деревня. Но наши судьбы отныне связаны, и в благодарность за все мы можем погибнуть вместе с ними.
Падал снег, в хижинах горели очаги, и ветер уносил запах дыма в самые темные дебри леса.
Бестия в своем логове принюхалась и двинулась на запах.
XXIО явлении Бестии
И этот день, и весь следующий в деревне готовились к эвакуации. Женщины, дети и старики собрали все, что были способны унести. В дело пошли каждая повозка и каждая лошадь, кроме Сциллы, которую Роланд не пожелал отпускать от себя. Он объезжал стены изнутри и снаружи в поисках уязвимых мест. Увиденное его не обрадовало. Все еще падал снег, отчего немели пальцы и мерзли ноги. Укреплять оборону было нелегко, и крестьяне ворчали, спрашивая друг друга, действительно ли необходимы эти приготовления и не лучше ли смыться вместе с женщинами и детьми. Даже Роланд терял самообладание.
– Нам надо собрать все дрова и лучину, – говорил он Флетчеру.
Они понятия не имели, откуда последует нападение, так что Роланд снова и снова объяснял защитникам их действия и показывал пути отхода на случай, если Бестия проломит стену и ворвется в деревню. Он не хотел, чтобы крестьяне в панике бросились куда глаза глядят, когда вломится эта тварь – в чем он не сомневался, – или растерялись, но очень сомневался, что они проявят решимость и мужество в битве с Бестией.
– Они не трусы, – сказал Роланд Дэвиду, пока они отдыхали у огня и пили еще теплое парное молоко.
Вокруг них мужчины точили мечи и пики или с помощью волов и лошадей подтаскивали стволы деревьев, чтобы укрепить стены изнутри. Разговоры почти прекратились, так как день клонился к вечеру и приближалась ночь. Все были напряжены и напуганы.
– Любой из этих мужчин положит жизнь за свою жену и детей, – продолжал Роланд. – Лицом к лицу с бандитами, волками или дикими тварями они смело встретят угрозу и падут в бою или выживут, как получится. Но сейчас все по-другому: они не знают и не понимают, с кем им предстоит встретиться, а кроме того, они не обучены и недостаточно опытны, чтобы сражаться совместно. Они хоть и будут держаться вместе, но каждый будет один на один с этим чудовищем. Они объединятся, только когда кто-то дрогнет и побежит, а остальные кинутся за ним.
– Вы не особенно верите в людей, – заметил Дэвид.
– Я ни во что особенно не верю, – ответил Роланд. – Даже в себя самого.
Он допил молоко, вымыл кружку в бадье с водой и сказал:
– А теперь пойдем. Пора затачивать дубье и вострить тупые мечи.
Рыцарь одарил Дэвида легкомысленной улыбкой. Тот не стал улыбаться в ответ.
Было решено, что они расположат основную часть своей ничтожной армии у ворот, в надежде что именно туда устремится Бестия. Если она сокрушит укрепления, ее можно будет увлечь прямо в центр деревни, и там ловушка захлопнется. У них есть один-единственный шанс заманить и уничтожить врага.
Когда последний отблеск бледной луны исчез с небосвода, деревню бесшумно покинула цепочка людей и животных в сопровождении нескольких взрослых мужчин, желавших убедиться, что их семьи благополучно укрылись в пещерах. Когда они вернулись, их разместили на стенах, где они по очереди следили за возможной угрозой.
Всего их было около сорока человек, да еще Дэвид. Роланд спросил Дэвида, не хочет ли тот переждать в пещерах вместе с остальными, но мальчик, несмотря на страх, сказал, что останется в деревне. Он сам не знал почему. Возможно, потому что чувствовал себя в безопасности рядом с Роландом – только ему он здесь доверял, – но немалую роль играло и любопытство. Дэвиду хотелось посмотреть на Бестию, кем бы она ни была. Роланд, похоже, понимал это. Когда крестьяне спрашивали, почему он позволил Дэвиду остаться, Роланд отвечал, что оруженосец столь же важен для него, как меч или конь. От таких его слов Дэвид вспыхнул от гордости.
Они привязали на площади у ворот старую корову как приманку для Бестии, но ничего не случилось ни в первую ночь караула, ни во вторую. Уставшие люди принялись ворчать пуще прежнего. Снег все падал и падал, мороз крепчал и крепчал. Из-за метели дозорные на стенах едва различали лес за полями. Некоторые начали открыто выражать недовольство:
– Все это зря.
– Эта тварь замерзла не меньше нашего. Она не полезет сюда в такую погоду.
– Возможно, никакой Бестии вовсе не существует. Что, если на Итана напал волк или медведь? Мы знаем о ней только со слов этого бродяги, утверждающего, будто он видел мертвых солдат.
– Кузнец прав. Вдруг это обычное надувательство?
Флетчер пытался их образумить.
– А к чему такой обман? – спрашивал он. – Он один, если не считать мальчишку. Он не может убить нас, пока мы спим, или украсть что-то ценное. Если он затеял это ради пропитания, ему тут особо не разжиться. Не теряйте веры, друзья, будьте терпеливы и бдительны.
Ропот поутих, но люди слишком мерзли и были подавлены, тем более без жен и детей.
Дэвид все время проводил с Роландом, спал рядом с ним в редкие минуты отдыха и обходил укрепления, когда наступало время нести вахту. Теперь, после того как стену укрепили, насколько было возможно, Роланд разговорами и шутками ободрял защитников деревни, будил тех, кто клевал носом, и подбадривал павших духом. Он понимал, что сейчас им тяжелее всего, ибо нет ничего томительней ожидания. Наблюдая за тем, как он обходит посты и руководит обороной деревни, Дэвид усомнился, не лукавит ли Роланд, утверждая, что он всего лишь простой солдат. Роланд выглядел скорее командиром, хотя и странствовал в одиночестве.
Во вторую ночь они сидели на сваленных в кучу у большого костра плащах. Роланд уговаривал Дэвида поспать в одной из ближайших хижин, но никто из защитников не спешил уходить, а Дэвиду не хотелось выглядеть слабее других, получив такое предложение, пусть даже его отказ означал сон на морозной улице. Пламя костра озаряло лицо солдата, отбрасывая резкие тени, подчеркивая его скулы и углубляя глазные впадины.
– Как вы думаете, что случилось с Рафаэлем? – спросил его Дэвид.
Роланд не ответил. Он лишь покачал головой.
Мальчик понимал, что, наверное, стоит помолчать, но молчать ему не хотелось. Его мучили вопросы и сомнения, и он каким-то образом чувствовал, что Роланд их разделяет. Вовсе не случай свел их вместе. В этом месте не было случайных событий. Во всем прослеживался некий замысел, за всем ощущалась какая-то схема, хотя Дэвид пока замечал лишь слабые намеки на это.
– Вы думаете, он умер? – тихо произнес он.
– Да, – ответил Роланд. – Я чувствую это сердцем.
– И вы хотите выяснить, что с ним случилось.
– Не успокоюсь, пока не узнаю.
– Но вы тоже можете погибнуть, раз следуете его путем, конец которого может оказаться таким же. Неужели вы не боитесь смерти?
Роланд взял палку и разворошил костер. В ночной воздух поднялись тысячи искр. Они быстро гасли, словно насекомые, на лету пожираемые языками пламени.
– Я боюсь боли, сопровождающей смерть, – сказал он. – Я был ранен, и один раз так тяжело, что даже не чаял выжить. Я не забыл этих мук и не хочу испытать их снова. Но еще страшнее смерть тех, кто рядом. Я не хотел их терять и тревожился о них, пока они были живы. Иногда я думаю, это страх потерять их не позволял мне почувствовать счастье от того, что они живы и со мной. Так было всегда, даже с Рафаэлем. Хотя он был кровью в моих жилах, потом на моем лбу… Без него меня стало меньше.
Дэвид смотрел на пламя. Слова Роланда задели его за живое. То же самое он чувствовал по отношению к маме. Он так долго испытывал ужас при мысли о ее уходе, что никогда по-настоящему не наслаждался временем, которое они проводили вместе перед ее кончиной.
– А ты? – спросил Роланд. – Ты ведь еще мальчик, да еще нездешний. Ты не боишься?
– Боюсь, – сказал Дэвид. – Но я слышал мамин голос. Она где-то здесь. Я должен ее отыскать. Я должен вернуть ее.
– Дэвид, твоя мама умерла, – мягко возразил Роланд. – Ты сам мне говорил.
– Тогда как она может быть здесь? Почему я так ясно слышал ее голос?
Но Роланд не отвечал, и Дэвид чувствовал все большее разочарование.
– Что это за страна? – требовал он ответа. – У нее нет имени. Даже ты не можешь мне сказать, как она называется. У нее есть король, но с тем же успехом его могло и не быть. Тут есть вещи, которые явно не принадлежат этому миру: танк, немецкий самолет, попавший сюда следом за мной, гарпии… Все это неправильно. Это просто…
Голос его сорвался. Слова рождались в голове, подобно темной туче, набухающей в безоблачном летнем небе; они наполнялись жаром, яростью и замешательством. У него вдруг возник вопрос, и он чуть ли не удивился, услышав собственный голос, задающий его:
– Роланд, вы умерли? Мы умерли?
Роланд взглянул на него сквозь языки пламени:
– Я не знаю. Мне кажется, я жив, так же как и ты. Я ощущаю тепло и холод, голод и жажду, желания и сожаление. Сознаю тяжесть меча в руке, а на коже остаются следы от доспехов, когда я снимаю их на ночь. Я чувствую вкус хлеба и мяса. После дня, проведенного в седле, я улавливаю на себе запах Сциллы. Если б я умер, то утратил бы все эти ощущения.
– Наверное, так, – кивнул Дэвид.
Он понятия не имел, что чувствуют мертвые, переходя из одного мира в другой. Откуда ему знать? Он знал только, что мамина кожа была холодной, но сам по-прежнему ощущал тепло своего тела. Так же как и Роланд, он не утратил ни обоняния, ни осязания, ни ощущения вкуса. Он испытывал боль и душевные волнения. Он чувствовал жар от костра и не сомневался, что если сунет туда руку, то обожжется.