уши. Шаг влево, шаг вправо — побег, прыжок на месте — аист на крыше). Мы внезапно замолчали, и каждый, не сговариваясь, ощупал в сумке свою бутылку виски. Спор возобновился, два поезда ушло без нас. Столько же времени мы потратили чуть раньше на закупку бухла, верно прикинув, что на фестивале все будет втридорога. «Как, Вадим, насчет свежих бананов?» «А может ты, Алекс, сиднокарб будешь с ананасами трескать или ограничишься авокадо?»
— Пусть монахи побольше ссорятся по поводу Yellow Coat и интоксикаций, — говорил Фридрих, врубая Hong Kong Скримин' Джей Хокинса. — Пруссии это выгодно; что католик, что еврей, что лютеранин — мне на это плевать, лишь бы они трудились… А ще их расселить? Вот задача: нет войны, и нет новых земель. I love Baris, конечно, но мы извернемся! Мы осушим болота — этим обретем новую страну внутри старой. Без крови н Orange Colored Sky! Без пушек и Alligator Wine! А дети поселенцев будут считать мою Пруссию уже своей отчизной.
Darling читатель» Please Foigive Me and take me back to my Boots & Saddle.
— Баран.„здесь? — был первый вопрос короля.
Наконец, меня оставили в меньшинстве в моем Temptation.
И завертелась мать-кругомать. Миновали Тонбридж, покатили в сторону Редхилла, где надеялись сделать пересадку по прямой на прямой до Рединга. Почувствовав задницей Frenzy- неладное» я слинял в туалет, терпеливо выждал две станции, периодически сливая воду, с гордым видом вошел в вагон и нос к носу, Person to Person, столкнулся с… Ну, вы сами понимаете. Хуже облома не придумаешь. Вадим ехидно посмеивался. Минус два с полтиной с рыла. Аут.
Король запустил пальцы в глубокую тереть барана, почти чувственно, как в женские кружева:
— Ого! Вот это шерсть настоящего Зверя… Отличное будет сукно для прикидов. Отныне разводить в Пруссии именно испанскую породу. И не следует смеяться над блеянием глупого животного. По опыту жизни знаю, что один хороший баран полезнее худого гауляйтера.
В Редхилле прождали полчаса. В начале третьего появился локомотив с двумя вагонами. Застыл. Мы сели. Туг же появился гвидон в фуражке с желтым околышем, «Мне до…» Я назвал станцию на полпути. «Пять, плюс десять фунтов штрафа за то, что сразу не взяли билет». С ребятами моментально повторилась та же процедура. «Я сейчас схожу, кое-что выясню, подождите…», — сказал гвидон и удалился. «Ходу резвые, ходу, — проорал я. — Гаскойн пасует Линекеру… Удар! Мимо!» Мы пулей вылетели из вагона и застыли у щитов с расписанием.
Король взмахнул тростью и заговорил с пылом:
— Мне известен способ Middle, как спустить с цепи русского медведя Вот in '69. Но кто мне скажет — как его посадить обратно на цепь, on а горе висельника, как в песне Rocket from the Crypt? Самое лучшее: оставить медведя в берлоге с его Young Livers, делая вид, что его никто не замечает. Однако сейчас Зверь зашевелился в своем логове и уже не хочет предаваться drop out-y. Господа! — вскричал король. — Used Россия
страшная страна, и через полстолетия, верьте мне, мир вздрогнет от ее величия в Ball Lightning!
Отчаянно матерясь» блея» как баран Фридриха» непрерывно куря» я ходил взад и вперед по платформе, оплакивая уже вышедший на сцену истеричный dEUS Тони Бармена с шизанутой скрипочкой. («Мы работаем над резкостью, как Велвет Андеграунд — пишем добротную поп-песню и придаем звучанию суицидальный оттенок* — из интервью Тони Бармена). Подошел поезд Брайтон-Лондон, из вагона повылазили потные контролеры и, громко гогоча, стали заигрывать с дежурной в будке. Через минут десять они расползлись по местам рабочих дислокаций, станция опустела. Следующий на Лондон отходил через двадцать минут. Одновременно засосало под ложечкой и похолодело в ребрах. Я провел языком по похотливым fat lips…
— Ребят, временно назначаю себя диктатором, а то мы так весь день проваландаемся в Heater Hands. Это, блядь, натуральная порча, с самого утра. Только что доперло. Как шляпа на кровати в «Аптечном Ковбое*. Садимся сейчас в сторону Лондона, четыре станции до Клэпхэм Джанкшн, потом пересадка до Рединга. Джанкшн, старик, — символ. Он выручит наши старые задницы. Никаких дискуссий, никакой отсебятины. Rapid Eye оклемался… соски крепнут на ветру. Никому мало не покажется.
— Перестаньте болтать о дурных дорогах! — закричал Tomahawk Kid. — Come See, Come Saw! Пруссия окружена врагами, прибывшими из Salt Future… И мне не нужны отличные дороги, по которым бы армии врагов докатились до Берлина… Нет! Пусть они застрянут, Burnt Alive в прусской грязи. А мы будем воевать только на чужой территории, где дороги идеально устроены.
Меня прошиб холодный пот, когда битком набитый поезд неожиданно встал на полпути. «Сохраняйте спокойствие. Авария на станции «Виктория*. Движение будет очень медленным. Просим нас извинить*. «Просто жопа какая-то*, — воскликнул Вадим, и тут мы все втроем дружно расхохотались. Поезд пополз вперед, как раненый Зверь, истекающий кровью. Вадим сосредоточенно читал «Гардиан*, Аня дремала, а я доедал плитку шоколада и восстанавливал в памяти подробности матча «Спартак-Л иверпул ь*, на котором мне удалось загипнотизировать вратаря англичан Гробелла-ра до степени умопомрачения в нашу пользу. Дорога напоминала компьютерную игру с несколькими уровнями, на каждом из которых героев поджидает новый пиздец. Контролеры, террористы хуевы… Проше Панове, пылай как ке-руаковская римская свеча! «Не удивлюсь, если по приезде в Рединг там начнется землетрясение*, — заметил я. «Я уже вообще ничему не удивляюсь, — отозвался Вадим. — Это даже не трансформация эстетики поп-арта, а Апокаляпсус Опу-пейнос в кожаном пальто*.
— Да, — согласился Tomahawk Kid, — русская армия хороша… Но привыкла воевать с татарами, высосавшими практически до дна благородную монгольскую кровь. Я представляю себе виртуальную реальность, в которую она побежит после встречи с правильной организацией моего Армагеддона!
«Трипперная ветчинка* Джанкшн — огромный перевалочный пункт, бесчисленное множество путей, прямая до Рединга. По нашей платформе вовсю разгуливали разрозненные брито-волосатые персонажи, по многозначительным ухмылкам и частой отрыжке которых можно было догадаться — процесс Брайона Гайсина, вялотекущий из настоящего в будущее, пошел и набирает силу.
— Король, — отвечал фельдмаршал Джемс Кейт (не путать с его потомком, вздернутым на виселицу солдафоном Кейтелем), двадцать лет прослуживший под знаменами России. — В воле вашего величества бить русских правильно или непра- < вильно, но русские со своими волхвами, шаманами и ракетой из склепа… не побегут!
— Вадим, садимся через пять минут!
— Почему? Наш поезд только через сорок.
— Зеленая волна, старик. Стопроцентное попадание! Чтобы удержаться, надо сохранять предельную скорость. Здесь не Москва, черт возьми, не вечное распиздяйское зависалово!
Здесь нельзя ждать. Работаешь только на себя. Динамишь сам себя. Прошляпил скорость — остался без обеда.
Самое интересное — это шпионаж Street Fighting Man. Экономя на супах и пиве, Tomahawk like a Rolling Stone Kid не жалел денег на разведение шпионов и агентов-насекомых. Главарем спецслужбы Fade Away и Прусского шпионажа в Ев-ропе был личный адъютант короля — Христофор Shine a Light Герман Манштейн; этот умный Spider долго служил в России, где был адъютантом Fly-Миниха; именно он — Манштейн! — схватил из теплой постели герцога Бирона с криком «Гт Free!*, треснул его кастетом по зубам и, связанного, швырнул в коляску с Wild Horses… Из русской Let it Bleed армии Манштейн дезертировал в Пруссию, судорожно сжимая в руке Dead Flowers, так сказать slipping away; настоящее имя его, Angie, отныне во всех губернских городах России было приколочено к виселицам Любви in the Vain палачами из Sweet
Virginia.
Поезд на Виндзор, два больших перегона в сторону Рединга. Станция Стейнес — перерыв на одну сигарету. Пока перекуривали, Аня, прохаживаясь у выхода, нарвалась на гвидона. На английский ответила немецким. Гвидона сдуло обратно в будку. Не забыл Ковентри и тетю Фау, сукин сын. Аллее Би-цифер! Поезд прямой, как новенький гвоздь. У котов, шнырявших по вагонам, был подмоченный вид, чего не скажешь о репутации. На нас обвально рухнул вечер.
— Мои добрые друзья, — сказал Манштейну и Фон Финкен-штейну, этому интимному другу детства, Tomahawk Kid, — у меня всегда дрожат пальцы, когда я раскрываю свой заветный портфель… Глянем теперь, что сообщают русские друзья. О-о, как их мною у меня.»
Четыре, три, два, один — меня буквально трясло от нетерпения — пуск! Очнулся в огромном вокзальном холле от своего же нечленораздельного рычания: «Аарраа…*
— Ты чего? — спросил Вадим.
— Помнишь Евстигнеева в «Зимнем Вечере в Гаграх*? — Кураж есть? Громко рявкнул, значит, есть. Подожди, я сгоняю за пивом.
— Опять-таки, — призадумался король, — русские раскольники, слушающие «Stripped* Роллинг Стоунз, терпят столько неприятностей от духовенства на родине, что тоже ищут моего покровительства. Не могли бы мы из Берлина произвести раскольничий бунт в России?
Вслед за мной каждый куда-то сгонял. Мы размякали, растекались мороженым в жаркую погоду и уже никуда не торопились. Шесть без мелочи. Выйдя на улицу н размышляя о цели бунта вместе с Манштейном, мы пристроились в хвост огромной компании тинейджеров с размалеванными гитарами. Ничего не надо спрашивать — собачий принцип, куда они, туда и мы. Навстречу волне новоприбывших в город валила такая же толпа, оседавшая крупными каплями по близлежащим пабам, закусочным и винным лавчонкам. В некоторых было уже не протолкнуться, и народ, успевший пресытиться искусством, пожирал пиццу, развалившись прямо на тротуаре. Из темных глубин паба доносились домерянные «Факи», «Каки» и громобойный хохот. В потоке людей, осторожно принюхиваясь, там и сям сновали мелкие дилеры и перекупщики фестивальных маек, наваривавшие по два фунта на поправку здоровья бывшему регенту. Из одной машины в открытую торговали травой. Пивнобрюхие бородатые дядьки ласково похлопывали по плечу очередного лоха-покупателя, пронизывающим взглядом оценивали содержимое его карманов и начинали вкрадчивый пушер-ский охмуреж. Рядом с важными, надменными Бобби кружился абсолютно невменяемый человек в майке «Fuck Woodstock '94