асин тридцати с небольшим лет, Алекс Керви играет в Адскую Игру, но дождется ли он Райских Садов, где среди ковров и подушек его будут ожидать виноградное вино и девушки с большими глазами?
«"Скины. Русь пробуждается*’ — самая продаваемая и востребованная наша книга, что мы и хотели доказать. Это был эксперимент», — сказал недавно Илья Кормильцев. Книги, издаваемые Керви, тоже хорошо продаются. Люди нуждаются в них. Возможно, благодаря им, как говорит сам Керви, люди задумаются и не будут расстреливать детей в супермаркетах.
Но то, что, после их чтения, ни один человек не подойдет к дереву и не обнимет его — в этом у меня тоже нет никаких сомнений.
Владимир Иткин: Алекс, хотите ли Вы поджечь свой дом?
Алекс Керви: Знаете, это не очень хорошая идея. У меня уже был такой опыт. Моя квартира горела, и я сам горел, ну знаете, в контексте пожара в квартире барона Мюллера из «Ангела Западного Окна» Густава Майринка, и я как раз находился в процессе подготовки «Дневника Наркомана» Алистера Кроули (проект, задуманный и исполненный вместе с Георгием СаллахАддиновичем Осиповым, «Графом Хортица»). В результате издание пришлось отложить на год. Есть очень хорошая английская идиома, ее смысл таков: «Английская Культура напоминает кошку, которая падает из окна, но она всегда встает на четыре лапы». «Это применительно к моей ситуации?», — сказал мой близкий друг, безмерно талантливый, но до сих пор невостребованный художник, и музыкант, и коммерчески успешный дизайнер Пол Хаурд (Paul Howard). Он в свое время делал дизайн некоторых компактов Курехина у Лео Фейгина. Поэтому поджечь свой дом я бы никому не советовал, хотя со мной такое случилось. Вот если вы спросили бы меня, что будет с теми, кто попытается поджечь мой дом, я вам отвечу, что мы с моими соседями угостим их свинцом из шести-восьми стволов. И причем это будет абсолютно легально, ведь речь идет об охотничьем оружии. А если и это не возымеет действие, в ход пойдет холодное оружие, кончится оно, мы будем драться за нашу «privacy» (обособленность) Голыми Руками, как на Шипке с Болгарскими Братушками, с коими я в кровном родстве через фамилию Любомудров.
В. И.: Расскажите, пожалуйста, о себе. Детство, отрочество, юность…
А. К.: Я родился 3 октября 1973 года в старом доме в Успенском переулке, в Москве, в самом, так сказать, психогеографическом «Центре Циклона». Если вы знаете Храм Успения (на Крови) в этом переулке, то, стоя к нему лицом, вы можете за ним увидеть мой родной дом по правую сторону Что касается моей семьи, вряд ли это кого-нибудь интересует, хотя вопрос Родовой Памяти, вопрос Крови, которая генетически определяет все дальнейшее поведение Человека — он очень важен. Как вы помните, Карл Мария Виллигут благодаря Знанию своей Родовой Памяти добился колоссального влияния на Генриха Гиммлера (я умолчу о том, что творил в Кремле в отношении тамошних бюрократов славный Джи Джи Рогозин — вот уж воистину «Похождения Штандартенфюрера СС Фон Штирлица»). И я считаю, что забвение своих Корней — чудовищная несправедливость по отношению к тем, благодаря которым ты появился на свет.
В. И.: Тогда расскажите.
А. К.: Вам правда интересно? Хорошо. В первую очередь, хочу вспомнить своего деда по отцовской линии. Его звали Михаил Михайлович Кривцов, он был военным летчиком-штурмовиком, если вам говорит что-то название «Черная Смерть». Он был представлен к званию Героя Советского Союза, ио на радостях так напился, что проспал боевой вылет. Впрочем, его не судили по ряду причин, а в конце сороковых годов он пропал без вести вместе с самолетом в Средней Азии во время охоты нашей авиации на НЛО. Мой другой дед, Владимир Дмитриевич Субботин, также воевал, а в 1942 году прославился во время нашей танковой атаки «камикадзе» против дивизии СС «Мертвая Шлова» под Псковом. Он служил в кадрированной дивизии в Ораниенбауме до войны, там даже рядовые были одни офицеры, это был будущий Спецназ ГРУ, созданный по типу белой гвардии раннего периода Добровольческой Армии. В самый последний момент Сталин отправил всю дивизию в специально для нее построенный лагерь, но весь состав вернули с этапа и расформировали по разным частям. Дед получил двадцать новых Т-34, ему надо было прикрыть перед СС-элитными (офицерскими) танковыми частями эшелон с ранеными, женщинами н детьми. Уже под разрывами снарядов, он выстроил все свое подразделение и сказал: «Эшелон должен уйти. У нас нет времени на маневр, развернуться нам не удастся. Из боя не выйдет никто». Они прыгнули прямо с платформ и сразу бросились вперед. Дед шел в головном танке, выжил он и двое человек из его экипажа, ему оторвало три пальца правой ноги. Сами израненные, члены экипажа деда вытащили его к своим. Немцы понесли такие потери, что сутки не возобновляли атак на этом направлении. Потом он лежал в госпитале во Пскове, немцы ворвались туда и устроил бойню в госпитале, он не был коммунистом, но он был офицер-профессионал и сдаваться в плен или быть убитым, как собака, для него было позором. С израненными ногами он спустился в канализацию и прополз к своим. Затем он работал в штабе у Жукова. А потом был любопытный эпизод во время Парада Победы, когда Сталин, увидев его, спросил: ^ Хочешь стать моим адъютантом?» На что дед ответил: «Служить бы рад, прислуживаться тошно». «Если ты таков, пошлю тебя в Академию Генштаба», — сказал Сталин. После войны дед был военным советником в Корее, а потом стал замдекана медицинского факультета Института Дружбы Народов им. Патриса Лумумбы.
В. И.: Расскажите о своем детстве.
А. К.: В 1974 году мы переехали с семьей на Беляево (вспомните Константина Николаевича Беляева и Isle of White, но более точный перевод будет Whitey — также как из слияния фамилий Кривцов и Харви (Алекс) на свет появился Керви), это была последняя станция метро. Сейчас, когда я вспоминаю детство, в голове у меня часто звучит песня панк-группы The Members «This is the sound of the suburbs». И в принципе, вся психология человека, который рос на последней станции метро в Москве, определяется огромным количеством песен, которых я уже позже открыл для себя в панк-роке. Песня «This is the sound of the suburbs» замечательная, я всем рекомендую ее слушать, а уж песня группы The Only Ones «Another girl, Another planet», из которой, собственно, и родился «Т-ough-Press», заслуживает того, чтобы она стояла в каждом музыкальном автомате города Москвы. Упомяну также «White Punks on Dope», «Babylon is Burning» группы Ruts и «Teenage Kicks» Undertones.
Я учился в специализированной школе с углубленным изучением английского языка на улице Цурюпы, что рядом с метро «Профсоюзная». Это любопытное место, рядом — Ин-статут Социологам и много всего остального». Я думаю, любой человек должен изучать психогеографию Москвы, да и любого другого города, вне зависимости от страны, где ты пребываешь, что там находится, появляется, перемещается. Какие институты, какие памятники, какая история, какие традиции. Например, любопытно, что сейчас в Беляево, где я жил и живу, в Битцевском парке рядом с моим домом на основе археологических раскопок, воссоздано заново Капище Перуна, Место Силы. И сюда теперь ходит колоссальное количество всякого народа, разных Фриков — за всем этим интересно порой наблюдать. Есть тут и места, известные издревле, такие, например, как Лес Оборотней, Лысая Гора, а параллельно ^Беляево» расположена станция «Чертановская». Такие вот вещи здесь творятся…
Вернемся к школе. Параллельно с обычной школой я учился в музыкальной школе, играл на фортепиано, занимался хоровым пением, и времени свободного не было почти совсем — то есть оно иногда было, и тогда я гонял в футбол до умопомрачения и со временем научился играть вполне пристойно. Вы можете прочитать мой текст «WSB (William S. Burroughs) NOTES» на сайте «VOOKstock-Project», там я, в частности, написал о периоде моей юности, начиная с 1986 года. После окончания музыкальной школы я стал заниматься в джазовой студии, играл там на бас-гитаре, со второго курса мы уже давали концерты — играли в джаз-кабаках. На последнем году обучения я стал усиленно заниматься с преподавателями, чтобы поступить в университет, на что и шли заработанные от разных служб деньга — я, к примеру, тогда работал курьером Института Социологии (помните прекрасный фильм Шахназарова?), обрабатывал всякие анкеты, восхищаясь тем, как Сборная СССР и Ринат Дасаев, Вагиз Хидиятулин, Виктор Пасулысо и киевляне с примкнувшим к ним минчанами Алейниковым, Гоцмановым, питерцем Ларионовым (может память подвести, но на ЧМ-86 Гения Руки Божьей, Диего Армандо Марадоны, личного друга Фиделя Кастро, Ларионов точно участвовал), а также тбилисцами творила на ЧЕ-88. Блата у меня не было, и работы было много.
Я до сих лор хорошо помню занятия с одним преподавателем по литературной композиции. Он как-то сказал: «Я знаю, ты увлекаешься сюрреалистами — спонтанность, поток сознания, и все это, конечно, хорошо, но его надо выстраивать примерно так, как Джимми Пейдж выписывал свои гитарные соло, когда он готовил то, что считают великой импровизацией. Все это он выписывал заранее».
Дальше, в 1990 году, я поступил на истфак МГУ. Мне было шестнадцать лет, я был самым младшим на курсе. Параллельно мы организовали панк-группу «Strangers». Ну, это была шутка: «Stranglers» — «Strangers». Играли мы тогда малопонятную многим музыку: смесь Velvet Underground и МС5, собственно, влияние МС5 продолжалось и в дальнейшем, когда группа переименовалась в «Т» («Тау»). Естественно, это помешало учебе, но потом я наверстал все.
В. И.: А потом?
A. К.: Через какое-то время появилась возможность уехать в Великобританию. 15 июня 1994 года я вылетел в Лондон. Там я работал на ферме и с головой окунулся в то, что творилось в этой стране. Эго были последние свободные фестивали, принятие Criminal Justice Bill — отчет об этом путешествии висит в сети на www.mitin.com — как Вы знаете, там находится наш официальный сайт T-ough-Press.
Потом я вернулся в Москву и стал работать на радио. Впрочем, мой дебют на радио состоялся раньше. За все время у меня было много радио-программ, в том числе с Севой Новгородцевым, который мне позже предложил работу в его журнале «О!». На радио я крутил много хорошей музыки — Kinks, The Who, Артур Браун, «Роллинг Стоунз», Алекс Харви…