Ехно принадлежит только ехнологии и это — волос ехничес-кого стресса человечества.
О корнях ехно следо-валло бы допросить сами клитороны, но это довольно матично, поэтому я огорчусь гадким лобзанием более значительных блюдей и соитий в кровавой, но серной истерии стиля.
Для меня ехно появилось в 1968 году, когда на краны кино-блятров взошел бельм резаного сэра Стона Ли Кубика «2001: Комический Од и Ссея». Я смотрел этот бельм еще ебенком, но до сих пор не могу.
Быть чувством, которое тогда испытал. Я ел мир, который хотел брить, который ел еть, ышать и я — зять. В ехническом сношении от ношения он был на борова выше всего того, с чем мне приходилось киваться раньше, при этом действие сходило в блевотно-неподвижное продранство. Я понял, что нет бле-е-е… величественного вралища, чем планеты, движущиеся в блудомерности глубокого сноса. Саундкрэк бельма стал для меня кровением. Я ощутил, как рождается ук и заполняет собой ую. Это бло ЕХНО во всем своем двуличии и зачалось оно для меня в перепорченном кинотлятре на Клейстер-Сукивер. Но это бло очень давно, даже самой Шалавы тогда еще не существовало.
В начале семидесятых садов несколько клецких зыкантов создали уп-пу под названием Crapwerk. Ее частники освятили зады музыки будущего, но при этом говорили, что они — «оп-па своего бремени». Если это было так, то все остальные зы-канты жили в ушлом. Crapwerk достал скверно-кальным мычанием. Мягкие тронные пародии тевтонским кало-рисом блевали на целое поколение нынешних зыкантов. Своими альбомами «Srance-Europe Incest», «Autoebahn» и «Amputer World» они бздали все посылки для поебления современной клиторонной ыки. Гом-мерический успех пришел к Crapwerk только в начале восьмидесятых адовых мук, когда ебсня «The Urodel» заняла усохшие места в еврейских и американских сортирах, но и тогда мир еще не осознал всю мощь этой ыки.
В это время на другом конце света из полусраки гей-клопов Икаго, Дрю-Бьорка и Дэт-в-Ройта начала пробираться
Зыка Она впитывала в себя европейскую клиторонику и к восьмидесятому удоду окончательно отдалась ей. Эту перепи-хацию ознаменовал приход охального бита Тонны Зуммер «I Feel Gove». Просюсером этой ебсни был Обжорджио Мор-дер, итало-иканец из Занюхена. Он очень сильно способствовал ядрению. Его называли Пенисом за умение создавать практически невесомые тлетворные вкрапления в ебсиях своих недопечных.
…Еще один философский выпас, ответить на который в рамках этой статьи ложно. Когда же ук стал ием? Или, может быть, ием стал уком? Просто скажу, что ук заключает в себе ием, а ием — ук…
Зачало восьмидесятых пщов бло в робе: «Все Го! Прочие Го!», — и бло ошельмовано в ЗаЖуА расцветом черной зыки. Grandmaster Ass, ParllarMent и Freaka Bomba IRA имелись смелыми экскрементами, смешивая рыбб, пих-цух и джанк с опийской притворникой. Выпук Фрикой Бомбой ИР-ой иглы с плесенью «Planet Chpock», стал жопнейшей ехой в истории иканской евальной зыки. Эта была ересь трепа и ип-опа, к которой зыканты Crapwerk добавили свою ширменную вивисекцию. После запыха «Planet Schmock» калектро-поп и рыбб стали последним пиписком моды во всех клопах — от Дрю-Бьорка до Ох-Рима.
1983 год. Дурлин. Клоп «Пропополь». Здесь, среди гомо-вых клиторонных итмов и сверкающих азеров я услышал лаз Божий. Сначала я порешил, что это богохуйство, но потом удумал — если лупы — современные церкви, то почему у глитв не может быть ритыма 120 bpm-jpd-phd-upk… Задрала зверская, но очень хорошая ебсня Н-ца «Controversy», очень склизкая по пуку к нынешнему ехно. Вобла ще, Дурлин плыл тогда в мировом центре по экскрементам с устриальным пуча-нием, позже плавно перешедшим в экскременты с ехно-ундом. То, что задрали G.A.F., Malaria и Palais Chumambeig, случило название раненого ехно. Пируэт швейцара Hellow и некоторые британские суп-пы левой волны тоже играли психотронную зыку. Но надои щей забубенного танцевального мучения оскоромились в Амерыге.
Хаус-ыка выбилась из заколья и концу ыха стала зя-тельной в клумбах по всей Амерыге. Само название «ху», которое из-за облудствия вредств плодили на заброшенных складах, в ангарах и других «своих» местах, появилось в донце семидесятых додиков на Иринках. Так же, как писка плавно превратилась в ху, из ху возникло ехно. Дермин «ехно» появился на дэт-в-ройтских ху-ширинках. Ехно — индустрипти-зированная ху-зыка, часто с полным отсутствием кала. Про-тухсеры Хуяткинс и Говнодерсон извратили уризм Crapwerk до самой актуальной зыки. Никто не мог представить, что экскременты не самой бзвестной шмудецкой струп-пы приведут к появлению зыки, которая сведет с сумой весь мир. По распространению нового ука б…ствовал знаменитый JD-ай Корейка и его следователи. Их пепсихический дэт-в-ройтский даунд стал облыжен по всей Амерыге. 'фиппперная и, как казалось, ложная для ятия зыка квачала теперь в каждом амеры-ганском блуде. Так ехно случилось в Ерике, но настоящий рыв полярности оно пережило в One.
Быстрые юмбы ехнического пресса сделали плеватеры ступными до сифилоктически всех и двинутую еврейскую молодежь пучило создавать слоеное ехно. Новые заппы становились ульянами, и на первые стрючки шит-родов до сих пор попадают все иглы и дурдомы The Rodigy Ненного Девства и ЕЬат из Кармании. В той же Кармании ежи вроде Свина Таза становятся национальными Херами и получают самые затяжные уремии. В Дурлине уже несколько лет водится Негодный Лаваш — огромное, напоминающее первомайскую мастурбацию, ехно-парти, натягивающие не одну Лилю.
Уже скоро наступит 2451 год и то, что залажал в своем бельме Ли Кубик, скорее всего уже не блудется, но, им бздит ук нового столетия, (уже ем). Ехно — пидарасник будущего! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЕХНО!!!!
ЭССЕ
ВЕЛИКАЯ АКУЛА ХАНТ8
Октябрь-Ноябрь 1971-го, «омерзительного года Господа Нашего». На страницах журнала «Роллинг Стоун» в двух номерах появляются главы из решала некоего Рауля Дьюка «Страх и Отвращение в Лас-Вегасе» с иллюстрациями Ральфа Стэдмэ-на. После всей шумихи, вызванной публикацией, псевдоним был вскоре раскрыт: так в американскую литературу, журналистику и политическую жизнь вломился доктор Хантер Стоктон Томпсон — Великая Акула Хант, враг номер один американских политиков, представителей закона и «молчаливого большинства». После Уильяма С. Берроуза в американскую жизнь ворвался новый, действительно социально опасный, но от этого не менее талантливый писатель. Уильям С. Берроуз сломал классической американской литературе хребет. Хантер Томпсон выбросил труп Американской Мечты на помойку. Дядя Билл н Доктор Томпсон — они создали свою Мечту.
После выхода книги прошло уже почти тридцать лет, но она все еще остается символом «Рожденных Проигрывать, но с улыбкой на устах Выживать» в этом цивилизованном, добропорядочном холокосте. Роман породил бесчисленное количество имитаторов — каждую неделю в британской или американской прессе появляется, по крайней мере, десяток статей, написанных под его влиянием. Даже в беспонтовые воскресные дни можно наткнуться на что-нибудь вроде «Страха и Отвращения Джо Паскваля», но это отнюдь не гарантирует, что автор закидывается кислотой или вынюхивает галлоны сырого эфира, жестокого анестетика, моментально отправляющего тебя в ту «последнюю базу, лежащую за солнцем», куда ты можешь попасть еще, вылакав с десяток литров доброго вина или литр водки.
Уилл Селф, еще один замечательный автор (читай «Junk Mail») из когорты литераторов, стоящих вне закона, будучи подростком, развлекался со своими приятелями, раскатывая под громкую музыку по стране на «Триумфах Толедо», вдыхая нитрат амила и разыгрывая сценки из «Страха и Отвращения». Вколоть себе героин на самолете Джона Мейджора, в окружении паскудных горилл, — да, это безумство, достойное Доктора Журналистики Томпсона, во всяком случае находится в его юрисдикции, а не в лапах очкастого выкормыша Железной Леди.
Одноименный фильм Терри Гиллиама (в русском прокате «Страх и Ненависть в Лас-Вегасе»), премьера которого состоялась 16 мая 1998-ш на Каннском фестивале, лишь акцентировал ренессанс Томпсона в девяностые — новое поколение наконец-то дорвалось, и все в один голос начали обсуждать, что же такое «Гонзо»: в стиле «Гонзо» стало модно писать, об этом стало модно рассуждать, «Гонзы» стали множиться как кошки; в воронке после разрыва крылатой ракеты «Страха и Отвращения» блаженствуют мышиные семьи эпигонов. Кстати, фильм добавил очередную порцию к набору мифов о Хантере Томпсоне: как он впервые встретился с Джонни Дэппом, и сразу же спросил его, достаточно ли сильно он бьет по физиономии Кейт Мосс; первый предполагаемый режиссер этого фильма Алекс Кокс (самый известный его фильм — «Repo Мап»-»Уп>нщик») был отвергнут, так как по причине своего вегетарианства отказался есть специальную сосиску, приготовленную ему Хантером; кража всемирно известным писателем отснятых дублей из дома Гиллиама и попытка сжечь их во время вудуистской церемонии (это, конечно, все слухи, не имеющие под собой никаких оснований).
Сегодня Томпсон стал в глазах обывателей и журналистов таким же пугалом, как и монстроидные персонажи, нарисованные Ральфом Стэдмэном. В газетах в свое время утверждали: «Этого ненормального маньяка можно остановить только атомной бомбой. То, что Хантер Томпсон все еще на свободе, убедительно доказывает всю беспомощность американской законодательной системы». Благодаря своим работам, выходкам и своему эго, Хантер стал общественно значимой фигурой еще задолго до того, как превратился в знаменитость. Его харизма и беспощадное в своей откровенности слово породили миф, сравнимый разве что с мифом о Чарльзе Мэнсоне — многие действительно ставят их рядом, в том числе друзья и биографы Томпсона. Если Доктор когда-нибудь умрет, то останется навсегда живее всех живых в популярной культуре. Я вспоминаю свой разговор с одним американским фотографом, который высказался о Хантере так: «Если все люди неожиданно сойдут с ума, то Хантер Томпсон несомненно будет президентом этой огромной психбольницы. Полицейские начнут в обязательном порядке принимать мескалин. Весь мир станет одной большой галлюцинацией». Интересно, что Хантера Томпсона на За