Сразу после того, как ему была продемонстрирована техника «Разрезок», Берроуз с огромным энтузиазмом предоставил под ножницы неподъемный манускрипт, из которого он выборочно состряпал «Голый Ланч». «Разрезки» использовались в «Голом Ланче» безо всякой авторской уверенности в правильности метода», — напишет позднее Берроуз.
«Конечная форма «Голого Ланча* и расположение глав были определены порядком, в котором материал — по воле случая — посылался в типографию*. («Третий Ум*).
Теперь же» с полной уверенностью в методе» он выдал знаменитую трилогию — «Нова-Экспресс», «Мягкую Машину» и «Билет» Который Взорвался».
«Уильям экспериментировал со своим чрезвычайно изменчивым материалом, своими собственными неповторимыми текстами, которых он подверг жестоким и беспощадным «разрезкам*, — говорит Гайсин. — Он всегда был самым упорным. Ничто никогда не обескураживало его…* («Здесь, Чтобы Уйти*).
Грегори Корсо, с другой стороны, был очень даже смущен и подавлен. Корсо принимал участие вместе с Гайсином, Берроузом и Синклером Бейлисом в «Уходящих Минутах» («Времени Нет»), первой книге «Разрезок». Для последней страницы он написал посткрийтум» откровенно признавшись» что все еще полностью ошеломлен тем, что Любой может попросить его разрезать «очень личные слова» — как будто в них «нет ничего святого», — как сказал Пшзберг («Книга Разбитых»).
«… Поэзия, которую я пишу, исходит из души, а не изсло-варя, — негодовал Корсо. — Уличная поэзия предназначена для каждого, но духовная поэзия — увы! не распространяет — ся в каждой подворотне… моя поэзия — естественная «разрезка* и не нуждается в ножницах… Я согласился присоединиться в этом проекте к мистерам Гайсину, Бейлису, Берроузу, говоря своей музе: «Спасибо за ту поэзию, которая не может быть разрушена, потому что она во мне…* («Уходя-щие Минуты*).
Гинзберг признал «серьезный технический шаг», сделанный «Разрезками», но добавил, что он также «сопротивлялся и противился» им «с того момента, как они стали угрожать всему, от чего я завишу…утрата Надежды и Любви; вероятно и можно примириться с этой потерей, какой бы серьезной она ни была, если остается Поэзия, а для меня — возможность быть тем, кем я хочу — духовным поэтом, даже если я покинут всеми; но Поэзия сама становится препятствием к дальнейшему осознанию «разрезок». Для последующего продвижения в глубины сознания, ниспровергающего любую сложившуюся концепцию Самости, личности, роли, идеала, привычек и удовольствия. Что означает ниспровержение языка вообще, слов, как медиума сознания. Происходит буквально изменение сознания вне того, что уже было фиксированной привычкой языка- сокровенного-мысли-монолога- погруженно-сти-ментального-образа — символов-математической абстракции. Невиданный эксперимент… упражнения мысли в музыке, цветах, безмыслии, восприятии и переживании галлюцинаций, изменяя неврологически фиксированную привычку рисунка Реальности. Но все это, как я полагал, делает Поэзия! Но поэзия, которой я занимаюсь, зависит от жизни внутри структуры языка, зависит от слов как медиума сознания и, следовательно, медиума сознательного существования. С тех пор я слоняюсь в депрессии, все еще сохраняя наркоманское привыкание к литературе…» (-«Книга Разбитых»)
Гинзберг написал Берроузу из Южной Америки об ужасах яхе и о своем неприятии и сопротивлении «Разрезкам». Ответ Uncie Билла был краток и суров:
21 Июня, I960 года Настоящее Время — Предначертанное Время (Pre-Sent Time) Лондон, Англия.
Дорогой Аллен!
Нечего бояться. Vaya adeiante. Смотри. Слушай. Услышь. Твое сознание АЙАХУАСКИ более ценно, чем — «Нормальное Сознание». Чье «Нормальное Сознание»? К чему возвращаться?… Сколько раз пытался ввести тебя в контакт с тем, что я знаю… Ты не хотел или не мог слушать. «Ты не можешь показать кому-либо то, что он еще не видел». Брайон Гайсин вместо Хассана-иби-Саббаха. Слушаешь сейчас? Возьми копию этого письма, положи в конверт. Разрежь по строчкам. Перетасуй их, как карты — первая против третьей, вторая против четвертой… Слушай. Разрежь и перекомпануй их в любой комбинации… Не думай об этом. Не теоретизируй. Пробуй. Сделай тоже самое со своими стихами. Ты жаждешь «Помощи». Вот она… ВЗГЛЯДОМ ПРОНЗИВ СВОИ НЕБЕСА
УЗРИ МОЛЧАЛИВОЕ ПИСАНИЕ БРАЙОНА ГАЙСИНА ХАССАНА ИБН САББАХА. ПИСАНИЕ КОСМОСА. ПИСАНИЕ ТИШИНЫ».
Уильям Берроуз.
По поручению Хассана Саббаха.
Вперед! Хассан Саббах.
(«Письма Яхе»).
Пока продолжалась Операция Переписи, одновременно шли выставки, перфомансы, анимационные чтения записей метатез и их проекций по всей Европе и Англии — период, который Гайсин характеризовал как «небывалый в отношении интеллектуального подъема».
В 1965 году Гайсин и Берроуз оказались в Нью-Йорке, готовя текст и иллюстрации для следующего совместного проекта — «Третьего Ума» — ставшего законченным заявлением и выражением в словах и рисунках того, к чему они оба стремились и пришли, от первых «Разрезок» до концептуальных альбомов для наклеивания вырезок н образов, достигших кульминации в «Иероглифическом Безмолвии». Пройдет еще тринадцать лет, прежде чем книга выйдет в английском издании. Издатели, как и многие другие деятели во литературе, высоко оценивая «серьезный технический шаг», единодушно сопротивлялись и препятствовали выходу книги на всех уровнях. Гайсин уезжает в Танжер, где начинает работу над романом «Процесс».
^Немногие книги продались еще меныиим тиражом и читались со осе возрастающим энтузиазмом», — написал о сПро-ирссе* Берроуз. — Возможно, основное послание книги причиняло слишком сильное беспокойство, чтобы получить всеобщее одобрение и признание*. (еЗдесь, Чтобы Уйти*).
В «Процессе» Слово — Женщина, инструмент женской иллюзии, который должен быть уничтожен. Роман построен на ряде необыкновенных и загадочных встреч, опытов и переживаний в Марокко. Это история Улисса О. (Отелло) Хэнсона, современного Одиссея с неумеренным аппетитом к каннабису, блуждающего по самым отдаленным уголкам Сахары.
Многие его прежние приключения перестают быть приключениями, когда он встречает Миа Химмер, бесстрашную прожигательницу жизни, богатейшую женщину со времен Сотворения Мира и аферистку экстра-класса. Она знакомит его со своим мистическим наркотиком грез — Борбором — намереваясь украсть Сахару и сделать Хэнсона императором-марионеткой Африки. Отношения последнего с Миа и ее седьмым мужем, Наследным Епископом Не От Мира Сего Островов Таем Химмером, ввергают его в экстремальные ситуации, комичные, иногда ужасные и до невозможности странные. Все главы «Процесса* представлены как расшифровки кассетных записей, сделанных Химмерами и другими персонажами. Здесь нет всеведущего автора. Улисс О.Хэнсон, иногда известный как Хассаи, путешественник через Великую пустыню, где нет братьев, ничто не истинно, дозволено все, обладатель этих записей и сообразно названию романа транскрибирует их, предоставляя некоторую форму последовательности и повествования тем, кто этого требует.
сПески Настоящего Времени уносит из-под наших ног. А почему бы и нет? Великая Головоломка: «Для чего мы здесь?* — все, что в первую очередь когда-либо держало нас всех здесь. Страх. Ответ на Загадку Веков по сути валялся на улице после Первого Шага в Космос. Ее можно прочесть на бегу, но некоторые люди бегут слишком быстро. Зачем мы здесь? Вращается ли вокруг этого вопроса великий орех метафизики? Ладно, я разобью его для тебя. Прямо сейчас. Мы здесь для того, чтобы уйти!* (Шроцесс*).
Таков «Процесс*. Последняя глава называется «ОНИ*. Эти Последние Слова не могут быть произнесены человеческим голосом, Слова вынуждены говорить сами по себе. Процесс — начало и конец Слова.
Между 1970 и 1973 годами Гайсин курсирует между Танжером, Лондоном, Каннами, Венецией и Нью-Йорком, работая над сценарием фильма «Голый Ланч*, режиссером которого намеревался быть Энтони Балч — к сожалению, так и не реализованный проект (Бэлч умер в 1980 году). Он начинает новый роман «Последний Музей*. «Третий Ум* напечатан во
Франции в 1976 году, и, в конце концов, выходит в Англии в 1978-ом.
Когда на британском рынке печатных изданий только-только появился модный журнал The Face, в одном из его первых номеров была напечатана статья Йоиа Сэвэджа о влиянии Брайона Гайсина на молодых артистов, которое он описывал, как «целую жизнь исследований, определенных уходом от фальшивого сознания». Всеохватывающий культурный синтез привел Гайсина в мир «Роллинг Стоунз» — Брайон брал Брайана Джонса в Джеджуку в 1967 году. В результате вышла посмертная пластинка «Брайан Джонс представляет Трубы Пана в Джеджуке», вдохновившая таких известных хамелеонов, как Дэвид Боуи, Ник Per, Брайан Ино и Дональд Кэммел. «Совсем недавно Throbbing Gristle и Cabaret Voltaire предоставили нам свои работы, показывающие дальнейшее изучение открытий Берроуза/Гайсина… Им удалось пронести с собой «разрезки» из шестидесятых». (Йон Сэвэдж).
В восьмидесятые была создана последняя модель Машины Мечты, и, похоже, для многих артистов она стала отправной ан-ти-наркотической галлюциногенной «настройкой», которой так не хватало в шестидесятые. «Последний Музей», посвященный памяти Иэна Соммервнля, погибшего в автокатастрофе в 1976-ом (отрывки публиковались в различных журналах), был издан таким незначительным тиражом, что является сейчас редкостью. Как и «Процесс», книга получилась слишком бескомпромиссной и спорной, чтобы стать достоянием «книгомесячных салонных дам». Первые эксперименты Гайсина с пленками в 1960 году сделали его отцом «Звуковой Поэзии» со своей классической фразой I AM THAT 1 AM, произносимой с разными интонациями на пленках, по радио и телефону по всему миру. Он никогда не останавливал экспериментов (вышла также книга расшифровок кассетных интервью Гайсина под редакцией Дженезиса Пи-Орриджа). Его здоровье в начале восьмидесятых резко ухудшилось. Он говорил друзьям, что подумывает о самоубийстве, только чтобы оборвать физическую боль. Невозмутимый Берроуз заметил: «Если уж кончать жизнь самоубийством, то как малайский Амок. Мочишь без остановки людей на улице, пока кто-нибудь тебя не угробит. Зато можно с собой сразу нескольких ублюдков унести».