В. И.: И все-таки… Вопрос рядового обывателя: зачем вам это все сдалось — все эти злобесные мутанты, потоки кровищи и спермы?
A. К.: Ну, есть, в некотором роде, план, которому мы следуем. Если взять тот обывательский пласт, о котором идет речь… Есть такие фильмы, как «Мертвец* или «Из ада*. Тут же возникают «Обычные подозреваемые* и «Криминальное Чтиво*. И даже «Храброе сердце* со «Спартаком*. На самом деле, вспомните прекрасный роман Рафаэло Джаваньоли «Спартак* издания Сталинского времени, который я знаю наизусть. По-моему, я достаточно четко ответил на ваш вопрос.
B. И.: Немного ухожу в сторону. Недавно я прочел выпущенную вами книгу Ричарда Хелла «Погнали*, и у меня возникла парадоксальная мысль о том, что это очень христианский текст.
A. К.: Вы абсолютно правы. Вернее, это не то чтобы христианский, но очень религиозный текст. В том же смысле, что и «Страх и отвращение в Лас-Вегасе* — текст религиозный.
B. И.: Я имею в виду не обобщенную религиозность, а именно христианство. В общем контексте здесь удивителен акцент на Я, личности, — не размытой, не декорации.
A. К.: Ричард — один из образованнейших и талантливейших людей, которые только есть в Америке. И я говорю не для того, чтобы его просто похвалить. Этот человек настолько многогранен как актер, как поэт, как музыкант. Вы, наверное, знаете, после того, как в 1977 году он записал альбом «Blank Generation*, группа почти перестала записывать новые вещи. Поэтическая традиция Хелла — это и Верлен, и Рембо. И недаром в «Пустоиде* он написал, что «Лотреамон мне, как брат*. Как бы ко всем этим людям ни относились, ко всему их внешнем эпатажу — за ними все равно стоит мощная поэтическая или даже религиозная традиция. Это как Хантер Томпсон, который в своей последней книге «Царство Страха* (она у нас уже готова к печати), говорит, что у него есть свои боги и демоны для поклонения, и он служит им уже десять тысяч лет, как самые настоящие атомные часы на вечной батарейке.
B. И.: Ваше личное отношение к религии.
A. К.: Могу Вам сказать, что в какой-то степени я очень религиозный человек. Но надо не забывать: что бы мы ни имели в виду в пределах солнечной системы, есть еще и хаос Лав-крафта, о котором мы не должны никогда забывать. Поэтому вполне имеет основание даже идея Берроуза о создании космической станции, к которой в полной мере он подводил свою трилогию ^Города Красной Ночи», «Пространство Мертвых Дорог» и «Западные Земли».
B. И»: Понятно. Космическая станция и хаос Лавкрафта. Давайте перейдем к Вашим издательским планам.
A. К.: Какие ужасы ждут читателей в будущем? Хорошо. Я могу сказать только о тех вещах, которые запущены и оформлены на уровне прав. На сегодняшний момент подготовлено три книги Хантера Томпсона — упомянутое «Царство Страха», «Поколение Свиней. История позора и деградации восьмидесятых» и «Песня обреченного», перекликающаяся в каком-то смысле с судьбой Эдуарда Лимонова. Готовится работа по тибетской философии — это то, что интересует лично меня. Именно этот текст оказал большое влияние на Уильяма С. Берроуза. Готовится Стив Айлетг, н не только потому что он мой друг, прежде всего он замечательный писатель. Его язык красив и настолько сложен, что даже англичане часто его не понимают.
B. И.: Вот оно что! А я, читая «Шаманский космос», признаться, думал, что дело в моем малоумии.
A. К.: Нет, просто нужно знать, чем Стив живет и о чем думает. И еще нужно помнить, что в некоторой степени он знаком с шаманскими практиками. Я тоже занимался шаманскими изысканиями, даже ездил в Якутию и принимал участия в камланиях. Я, например, просто знаю, что такое «этеричес-кое» и «боковое пространство» — понимаю, о чем идет речь. Не знаю, поймут ли это другие читателю, но я слышал, что «Шаманский космос» многим нравится.
B. И.: И что же такое этерическое пространство?
А. К.: Это направление такое. В Интернете есть сайт, где подробно объясняется, что такое этерические волны и все остальное. Называется www.shamanspace.com. Я не буду рассказывать. Пусть пока это будет нашим секретом.
В. И.: Есть ли такие проекты, которые очень хочется реализовать, но пока что не получается?
A. 1C: Проект такой один. Это «Откровения* Алистера Кроули. Огромная книга на восемьсот страниц. Я начал работать над ней еще в Лондоне, но не завершил по ряду причин. Но свято место пусто не бывает — на месте одной срубленной головы появляются пять или десять. Может быть, появятся другие переводчики. Я думаю, что в результате все получится.
B. И.: Я знаю, Вы готовите книгу под названием «Потребитель веществ*.
A. К.: Она уже готова и сверстана.
B. И.: Вы не боитесь, что она будет запрещена?
A. К.: Нет, не боюсь.
B. И.: То есть, вы уверены, что ее не запретят.
А. К.: Я абсолютно в этом уверен. Думаю, у нас в правительстве найдется немало светлых голов, которые способны понять, что тексты Фрейда, Марка Твена, Антонена Арто и ряда других людей, которые определяли развитие и нашей культуры в том числе, найдут уместным не запретить канонические тексты, а не их пропаганду эпохи массового потребления. В «Дневнике наркомана* Кроули есть очень важные слова: «Прием вещества должен быть осмысленным, священным и религиозным действием.* И я никому не рекомендовал бы пойти по этому пути, если только человек не чувствует в себе ответственность за совершение этого поступка, а также его последствия. И ведь Кроули сам пал жертвой своего привыкания. Его последняя фраза, значимая и в магическом, и в реальном смысле, была такой: «Гт perplexed!*, то есть «я обескуражен!*. И, к сожалению, многие не понимают, что употребление этих веществ — это, с одной стороны, вакханалия и безумие, а с другой стороны, естественный отбор. Многие задаются вопросом, почему так долго прожили Томпсон и Берроуз. Это была жесткая самодисциплина, жесткий самоконтроль. Они элементарно умели держать себя в руках и выходить сухими из самых чудовищных, самых экстремальных ситуаций. Вот цитата из Томпсона: «Ощущение десятилетней девочки, похищенной из семьи стаей бешеных волков, будут
настоящим наслаждением по сравнению с теми тварями» которые меня иногда посещают. Общение с ними подобно путешествию по сточной трубе в водопаде дерьма».
В. И.: Последний вопрос. Какое время Вам ближе: пятидесятые» шестидесятые, семидесятые или…
A. К.: Мы живем в 2004 году. Значит, это время мне и ближе.
B. И.: То есть у вас нет никакой ностальгии по тому времени?
А. К.: Абсолютно никакой. Вспомните рассказ Уэлша «Два философа» в «Эйсид Хаусе». Там есть такой эпизод, когда два философа пытаются перенести свой спор, касающийся дискуссии Карла Поппера и Томаса Куна, в социальный контекст паба и посмотреть, чьи аргументы для обитателей паба окажутся более весомыми. В результате, их вывели на пустую автостоянку, и один толстый юнец сказал: «Махач разберет, что к чему!»
Что касается обниманий с деревьями — они ведь тоже разные бывают, вспомните «Хроники Нарнии», легшие в основу нашей истории и Английской Системы Безопасности. Откуда приходит Аслан? Мы, Бобры, никогда не меняемся…
WSB NOTES
1986-й год. Я только что успел закончить музыкальную школу» и перешел в джазовое училище» переключившись с фортепиано на бас-гитару. Через несколько месяцев мие» тринадцатилетнему подростку» предложили играть с бэндом от джазки (джазового училища) в ресторанах и на всяких официальных культмассовых вечерах. Каждый вечер после нормальной (хотя и специальной школы, с углубленным изучением английского) был для меня циничным откровением, и я чувствовал себя, как в террариуме. Приходилось играть для кавказцев, офицеров и их блядей, пьяных интеллигентов в запотевших очках, мутных комсомольцев, предпочитавших самое худшее в советской эстраде, и самое худшее из советского блатняка. Хорошим джазом там и не пахло. Нечто подобное, наверное, испытывал Рауль Дьюк в казино Лас-Вегаса. Официально в СССР не было наркомании а гомосексуализм попадал под статью в уголовном кодексе. Все музыканты бэнда приторговывали западными пластинками и еще кое-чем — коробок (пять грамм) превосходной чуйской марихуаны тогда стоил три рубля, а доллар на черном рынке пять. О ЛСД знали все, но пробовать тогда, в 86-м, не доводилось никому из тех, кого я знал. Поиск новых горизонтов восприятия и сознания принимал подчас самые дикие и нелепые формы. Мы чувствовали себя, как археологи на раскопе — вечно нетерпеливые, вечно в поисках свежей информации и контактов. Место бензедрина, амфетаминов занял перевитин и эфедрин. Место ЛСД — жидкий калипсол или кетамин (широкая публика о существовании этого вещества вообще ничего не знала, узнала через восемь лет; я о нем вычитал в книге Джона Лилли, где тот характеризовал калипсол («Колю» и «Калипсо» на русском «джайве») как «общение с богами и демонами Вселенной», насколько я помню. Читал эту книгу, естественно, не только я один — в медицинских клиниках под контролем КГБ еще гораздо раньше происходило изучение этого «продукта», и мне об этом рассказал знакомый врач). И, конечно, сырой опий — так называемая «черная» или «черняха», но с этим я познакомился несколько позднее. Нетрадиционные эстетики, назовем это так, пришли на «чистяке», и это было самое ценное для «нашего закрытого клуба циников и пошляков, «узких специалистов» в пластической реконструкции», — по словам Георгия Осипова.
В один прекрасный вечер мы закончили играть раньше. И тут меня неожиданно пригласил за столик один мужик лет сорока, бурно отреагировавший на сыгранную нами тему из Майлза Дэвиса.
— Ты отлично свингуешь, малыш, — сказал он мне и угостил пивом. — А что ты слушаешь на самом деле, если не считать боп и старину Майлза?
— Ventures, Лидбелли, Howlin Wolf, Хендрикс, Cream, Velvet Underground, 13th Floor Elevators, Seeds, Артур Браун, Битлз, — одним махом выпалил я.
Откуда ты всего этого набрался и где достал? — неожиданно строго спросил он, и я кожей почувствовал какой-то подвох.
Мой дедушка, полковник в отставке, преподававший в Институте имени Патриса Лумумбы, и как выяснилось позже по фотографиям, прекрасно знавший Карлоса «Шакала», который когда-то давно был просто московским студентом этого некогда ценного учебного заведения, вскормившего много достойных кадров (достаточно вспомнить тех чилийских ребят, которые легли с Альенде при штурме хунтой Ла-Монеды — эти прекрасные, мужественные южноамериканские медные лица с фотографий издедупленного архива вспоминаются мне до сих пор; только теперь у «Лумумбы», в двадцати минутах ходьбы от моего дома, нигерийцы торгуют таким раэбодяжен-ным героином, что в пору вступать в Ку-Клукс-Клан или мобилизовать болтающихся здесь скинхэдов, хотя для этих парней со временем найдется работа и посерьезней, чем гасить каких-то вонючих барыг, отправивших на тот свет своим грязным «продуктом» целую прорву безмозглых маменькиных сынков и дочек), предостерегал меня от откровенных ответов. Я не стал говорить моему новому знакомому, которых в ресторане бывает, как собак нерезаных, что все пластинки покупал на заработанные от ресторанной халтуры деньги на черном рынке, а также получал из Англии редкие посылки с «ломовым» винилом.