Письмо мистеру Боксу было написано в официальном тоне. Он просто предложил ему встретиться на квартире миссис Бейкер вечером, в 8.00, поскольку у него есть предложение, могущее иметь далеко идущие последствия, которое необходимо обсудить. Если мистер Бокс считает, что он, Джозеф Леверидж, нанес ему душевную травму, то он готов приложить все силы, лишь бы возместить нанесенный ущерб.
Вырвав из блокнота очередной чистый лист, он написал пятое письмо, мистеру Уотерспуну, с просьбой о встрече в 8.15 вечера, дабы полюбовно уладить возникшее между ними недоразумение.
Следующее письмо отняло больше времени. Оно предназначалось Асфодель. Он дважды переписывал его, пока, наконец, не остался удовлетворен его стилем и использованными в нем выражениями. Под словами, исполненными уважения, он постарался, – хоть и не слишком удачно, – скрыть то, что диктовало ему сердце. При этом он тщательно избегал слов, которые могли хоть как-то ее обидеть. Он умолял, чтобы она была снисходительна к нему, и встретилась с ним в понедельник, в 8.30 вечера, на берегу реки. Он рассыпался в извинениях, что посмел сделать подобное предложение, но дал понять, что дело, требующее встречи, чрезвычайно важное и срочное, которое нельзя отложить даже до вторника, и что непременное условие – встреча должна состояться с глазу на глаз. То, что он должен ей рассказать, может существенно, – в моральном плане, – облегчить его от бремени страдания, ставшего для него совершенно невыносимым.
Последнее, седьмое письмо было адресовано майору Долгелла Джонсу, и оказалось самым кратким. Он просто сообщил, что имеет сообщить ему нечто весьма важное, без присутствия посторонних лиц, с каковой целью ждет его на квартире миссис Бейкер в 8.45, в понедельник вечером.
После того, как письма были отправлены, у мистера Левериджа будто камень с души свалился. Он прекрасно выспался, по крайней мере, лучше, чем за многие предыдущие дни. Его творения не беспокоили его. Он по-прежнему находился под наблюдением, но в эту ночь персонажи отнеслись к нему снисходительно и не тревожили его сон.
В понедельник утром он прибыл на станцию, где приобрел билет до Саунтона. Вполне понятно, что его спутники, ожидавшие на платформе, в билетах не нуждались.
Как только он занял свое место, они тут же расположились рядом. Поппи присела рядом, а вдова – напротив, с надеждой целиком овладеть его вниманием. На одной из станций все вышли; Джозеф купил себе на обед курицу и минеральную воду. Персонажи с интересом наблюдали за тем, как он поглощает половину курицы и ломтики ветчины; не менее живой интерес почему-то вызвала тонкая бумажная салфетка, которой он промокнул губы и вытер руки.
Наконец, он прибыл в Саунтон и нанял кэб, поскольку чемодан его был тяжеловат. Леди Мейбл, Поппи и вдова с легкостью поместились внутри, две последние – спиной к лошадям. Джозеф охотно предоставил бы свое место любой из них, но его не захотели слушать. Пастор и адвокат принялись препираться, уступая друг другу место на козлах. Адвокат утверждал, что это место приличествует духовному лицу, в то время как пастор и слышать об этом не хотел, указывая как на вескую причину седые волосы своего оппонента. Биржевой маклер расположился на крыше, а пастор – на облучке. Герой заявил, что отправится пешком.
Вскоре кэб остановился возле дверей дома миссис Бейкер.
Полная пожилая леди встретила прежнего жильца почти без эмоций, со скучным лицом. Дом выглядел не так, как прежде. Он стал казаться каким-то заброшенным. Окна не вымыты, на крыльце скопилась пыль.
– Моя дорогая хозяюшка, если бы вы знали, как я рад снова увидеть вас, – сказал Джозеф.
– Благодарю вас, сэр. Вы не заказали ничего на ужин, поэтому я приготовила вам пару котлет из баранины с картофельным пюре. В котором часу вам подавать?
Она походила на механическую куклу.
– Спасибо, пока не нужно. Сначала мне нужно кое-что сделать, так что я не освобожусь ранее девяти вечера. И прежде всего, мне хотелось бы поговорить с вами, миссис Бейкер, и я буду вам чрезвычайно благодарен, если вы соблаговолите пройти со мной в мою гостиную.
Она не возражала, однако, поднимаясь по лестнице, задерживалась на каждой ступеньке и тяжело вздыхала.
Персонажи в полном составе двигались за ними, а оказавшись в маленькой гостиной, выстроились вдоль стены, лицом к двери.
Миссис Бейкер была полной женщиной около сорока пяти лет возрастом, ничем особым не выделявшаяся. Прежде она была аккуратистка, сейчас это ее не особенно заботило. До того, как потерять собственное я, она никогда бы не позволила себе появиться в комнате, не сняв предварительно фартук; теперь же он был на ней, причем, не очень чистый.
– Вдова! – сказал Джозеф, обращаясь к своему персонажу. – Не будете ли вы так добры сделать шаг вперед?
– Я буду счастлива что-нибудь сделать для вас, – игриво ответила та.
– Дорогая миссис Бейкер, – произнес он. – Я сознаю, что совершил в отношении вас тяжкое преступление.
– Да, сэр, это так; я совершенно изменилась с тех пор, как вы поместили меня в свою книгу.
– Так вот; я хотел бы загладить свою вину и вернуть вам ваше я.
Затем, повернувшись к испуганной вдове, – своему персонажу, – приказал:
– Будьте любезны проникнуть в ее тело.
– Но я… Мне это обиталище не нравится, – вдова надула губки.
– Нравится оно вам или нет, – не терпящим возражения тоном произнес Джозеф, – оно теперь ваше. И другого – не будет. – Он взмахнул рукой. – Живо! – скомандовал он.
Мгновение – и миссис Бейкер стала совершенно неузнаваемой. Она сбросила фартук и засунула его под подушку дивана. Повернувшись и увидев свое отражение в зеркале, она воскликнула: «О Боже! В каком я виде! Я вернусь через минуту, мне нужно привести свои волосы и платье в порядок!»
– Я вполне могу обойтись без вашего присутствия, миссис Бейкер, – спокойно произнес мистер Леверидж. – Я позову вас, как только вы мне понадобитесь.
В этот момент раздался стук в дверь; миссис Бейкер, присев перед жильцом в кокетливом реверансе, поспешила вниз, навстречу викарию, чтобы проводить его в комнату мистера Левериджа.
– Вы можете идти, миссис Бейкер, – сказал последний, видя, что она собирается задержаться.
Когда она вышла, Джозеф взглянул на викария повнимательнее. Тот имел пришибленный вид. Он выглядел так, словно провел ночь под проливным дождем без зонтика и плаща. Щеки его были дряблыми, уголки рта опустились, взгляд пустой, а усы безжизненно обвисли.
– Дорогой викарий, – начал мистер Леверидж. – Не могу простить себе… – В прошлый раз он и в мыслях не мог позволить себе обратиться к преподобному в подобном тоне, но сегодня положение было иным, а последний выглядел совершенно опустошенным и несчастным. – Дорогой викарий, не могу простить себе того, что случилось с вами по моей вине. И эта вина давит меня, ибо вы не единственный, кто пострадал, – жертвами моего поступка стали достойнейшие жители Саунтона. К счастью, у меня есть лекарство. Оно здесь, – он взмахнул рукой, приглашая подойти своего персонажа-пастора. – У меня есть я, и я могу передать его вам; вы вновь обретете себя и займете подобающее место не только в вашем приходе, но и во всей епархии. – Он снова взмахнул рукой. – Живо!
Мгновение – и викарий Саунтона чудесным образом преобразился. Он выпрямился. Выражение лица изменилось, – Джозеф никогда прежде не видел его таким. Щеки затвердели, обозначившиеся вокруг рта линии свидетельствовали о твердости характера и самообладании. Взгляд, устремленный на Джозефа, словно бы пронзал последнего насквозь, до смутных глубин его души.
Викарий подошел к зеркалу, стоявшему на каминной полке.
– Господи! – воскликнул он. – Мне немедленно нужно идти в парикмахерскую и избавиться от этих усов.
И он поспешил вниз.
После небольшой паузы, мисс Бейкер, переодевшаяся, с синим шарфиком на шее, концы которого свободно свисали сзади, ввела мистера Сторка. Адвокат казался совершенно высохшим, словно кто-то долгое время держал его под палящими солнечными лучами; он вошел с совершенно безразличным видом и опустился в кресло.
– Мой бедный хозяин, – произнес мистер Леверидж, – все, что я хочу – это вернуть вам вашу былую энергичность и даже добавить нечто, чего вам, возможно, так не хватало прежде.
Он повернулся к очередному персонажу – седовласому адвокату – и призывно махнул рукой.
Мистер Сторк вскочил на ноги, словно стараясь избавиться от крошек, неведомо каким образом оказавшихся у него на брюках. Его грудь вздымалась, он высоко поднял голову, взгляд его был ясен и тверд.
– Мистер Леверидж, – сказал он, – я уже давно не спускаю с вас глаз, сэр, – именно так, не спускаю глаз. Я ценю вашу безукоризненную честность в ведении дел. Я сам ненавижу двуличие, ненавижу стремление всегда и везде искать компромисс. Я по большей части разочарован своими служащими. Они далеко не всегда поступают должным образом. Мне хотелось бы, чтобы моя фирма слыла примером честного и бескомпромиссного ведения дел. И именно поэтому я наблюдал за вами, сэр! Зайдите ко мне завтра утром, и, когда мы с вами будем обсуждать условия вашего возвращения, не забудьте напомнить мне о том, что я хотел бы видеть вас своим партнером.
– Я этого не достоин, сэр.
– Я ожидал от вас именно такого ответа. И ценю это, сэр. Это лишнее свидетельство того, что я не ошибся в своем выборе. Честный человек в наше время – на вес золота, сэр. Он столь же редок, как этот металл.
Затем, преисполненный достоинства, мистер Сторк удалился, а его место занял мистер Бокс, бакалейщик.
– Ну, мистер Бокс, – спросил мистер Леверидж, – как ваши дела?
– С тех пор, сэр, как вы поместили меня в свою книгу, плохо, очень плохо. Я уже говорил вам, сэр, что еще какое-то время мой небольшой бизнес будет существовать по инерции. Так и было, сэр, но сейчас он приходит в упадок. И я никак не могу на это повлиять. Я лишен тех качеств, которые могли бы изменить ситуацию на противоположную. А потому, сэр, мне остается только безучастно взирать на происходящее.