— Да что такое твоя гума? — вспыхнул священник.
Кизр хитро сощурился и посмотрел на своего господина:
— Кизр-р не знает, как объяснить, Кизр-р покажет. Эй, Шептун, пр-ринеси гуму.
Советник шамана засуетился, замельтешил, защелкал языком и, дико приплясывая, умчался, повторяя, словно заклинание: «Гума, гума, гума…».
— Сейчас пр-ринесет, только на поле сбегает.
— Поле?!
— Ну да, а где же еще р-расти гуме?
Ждать пришлось недолго. Шептун уже мчался обратно с дурной ухмылкой на морде. В лапе был не то ворох травы, те то карликовый кустарник — священник не разглядел.
— Гума, гума, гума…
— Положи сюда, — приказал Кизр.
Шептун осоловело посмотрел на шамана и положил растение к его ногам.
«Спать, проклятая, — мысленно велел Кизр, — не то листья пооборву!»
Шептун перестал хихикать и тут же принял свой обычный, умеренно-подобострастный облик. На морде была написана растерянность.
— Ты зачем р-разбудил ее? — рыкнул Кизр. — Ты р-разве вутья?
— Пр-рости, господин, — захныкал Шептун, — не сдер-ржался.
— Ладно уж, иди! — Дождавшись, когда Шептун исчезнет, брейнер продолжил: — Пока гуму не будить, она ничем не отличается от пр-ростого р-растения. Но стоит пр-рервать ее сон, как она пр-ревращается в сущую чар-ровницу. Она нашептывает разные пр-риятньте вещи и пр-робуждает приятные иллюзии. Даже самый свир-репый вутья не может сопр-ротивляться ей. Стоит повесить ему на шею гуму и р-разбудить ее, и он станет кр-роток, как новор-рожденный кау.
О существовании растений с ментальными способностями священнику было хорошо известно, но доселе встречаться с ними не приходилось. Они были чрезвычайно редки, и найти их мало кому удавалось. Эти травы питались психической энергией, подобно тому, как их более примитивные родичи — влагой. Для поддержания жизни им было достаточно естественной влажности воздуха, и росли они в почве, скорее, для маскировки, нежели по необходимости.
Священник оценил предложение шамана. Если гуму повесить на шею Паркинсу и пробудить — а сделать это можно, просто направив на растение ментальный поток, — то она примется высасывать психическую энергию, блокируя агрессивность. Ментальная пиявка — вот что показано бесноватым, и в этом Кизр несомненно прав!
Но увесистая дубина в руках все же Паркинсу не помешает. Ежели возникнет опасность, киллмен всегда сможет усыпить растение и тем вернет Вулли к действительности.
После того, как вопрос с Подъедалой решился, Рой распорядился, чтобы Кизр достал три меры сушеного мяса, что и было вскоре исполнено. Наполнили водой плетеные фляги. И отряд выступил.
До Мертвой Пустоши отряд сопровождали воины аншаб. Но ступить на ее проклятую землю не решились — на то нужна была особая причина. Так что путь пришлось продолжать вчетвером — вернее, впятером, если учитывать лорса.
План священника был прост и логичен. Добраться до Внутреннего моря, затем пройти лиг сто вдоль побережья на запад, до того, как появится заброшенный тракт. Тракт был прорублен в Тайге еще в допогибельные времена и спустя тысячелетия был едва различим среди разросшихся деревьев: две колеи, теряющиеся в стволах, траве и низкорослом кустарнике, — вот и все, что от него осталось.
Тракт вел в Аббатство — это был самый короткий и, пожалуй, самый безопасный путь. Однако Внутреннее море славилось коварством, а идти придется по его берегу.
Впрочем, Мертвая Пустошь тоже неспроста получила свое название. Растительности здесь практически не имелось, почвы были сухи и неплодородны, местами белели груды костей, разлагались трупы животных и птиц. Причем трупы были как бы выпиты, обескровлены, напоминали древних мумий. Мало того, путь пролегал прямо по высокой, иссушенной солнцем осоке. Один Нечистый знает, откуда она взялась — от горизонта до горизонта, на сколько хватало глаз. Не злаки, не деревья, не кустарник — а миллиарды торчащих из земли тонких ножей, готовых располосовать ногу или лапу, жаждущих испить соленой крови.
Осока становилась главной опасностью для странников. Это бесконечное поле обладало зачатком разума. Разума бесстрастного, как природа, его породившая, не знающего желаний или страха, убивающего не из алчности или жадности, но по велению своего естества, видевшего в этом свое предназначение.
Впрочем, убивала она не сразу и не всех. Осока была разборчива в выборе. В отличие от большинства тварей-вампиров, она давала жертве возможность избежать смерти: она проверяла путника на стойкость, играла с ним и, если он проходил испытание, доставлял ей хорошее развлечение, развеивал скуку — оставляла его в живых.
Но это случалось не часто…
Аншаб знали об осоке и потому Мертвую Пустошь не жаловали. Лишь та ее часть, что располагалась около земляного вала, с лишенной разума травой, использовалась для ритуальных целей. Но именно через это изжелта-зеленое пространство проходил кратчайший путь в Аббатство, и путники решительно устремились на прорыв.
Огромное море травы заволновалось: что задумали чужаки, куда идут они? Как посмели потревожить Поле? Осока насторожилась. Мелкие травы заколыхались. Следует ли оставить безнаказанной эту дерзость? Не угрожает ли Полю опасность? А те, что погибли под стопами незваных гостей, — кто ответит за них?
Священник постоянно ощущал, как в его сознание проникают тысячи и тысячи разумов. Каждый из них был ничтожен, но вместе они представляли такую силу, с какой не смог бы совладать ни один, даже самый сильный, телепат.
Вероятно, то же чувствовали и оба брейнера. Кизр и Шептун шли с такими мрачными мордами, будто уже успели попрощаться с жизнью. Кир нервничал, постоянно всхрапывал и то и дело воротил назад несчастную морду.
Единственным из всей компании, кто чувствовал себя хорошо, был Подъедало. Гума делала свое дело. Довольная улыбка не сходила с его лица. Он то пел народные песни весьма фривольного содержания, то рассказывал побасенки, то просто болтал обо всем, что видел вокруг.
— Да замолчишь ты, в конце концов? — не выдержал метс.
— Он не слышит тебя, господин, — сокрушенно покачал головой Кизр, — он слышит лишь гуму.
Слепая от рождения гума оказалась невероятно любопытной — рот у Вулли не закрывался.
— Иду по траве высокой, — бормотал Вулли, — с Дигром, шаманом и еще одним полумедведем. Они хмуры и невеселы. Они о чем то думают. А о чем они думают, я не знаю…
— Если бы я знал… — проворчал священник.
— Ничего не поделаешь, господин. Но зато он не бр-росится на нас.
Внезапно Вулли остановился и громко вскрикнул. По его ноге взбиралась змея, собравшаяся из множества длинных травин, которые топорщились во все стороны и резали, резали, резали. Вот кожаная штанина поддалась, и брызнула кровь. Красная, соленая. Очень вкусная.
Змея зашевелилась и двинулась дальше по ноге. Выше, выше, выше… Там, где сходятся две большие, облаченные в кожу, колонны, сокрыто самое вкусное. Оно всегда притягивало осоку!
Первым опомнился священник — выхватил тесак и одним движением перерубил гнусного вампира. «Змея» упала на землю и забилась в агонии.
Тяжкий стон пронесся над полем. Убийцы! Что стоило чужакам поделиться кровью? Что стоило дать хоть немного? Ведь убивали же они травы, наступая на них, — почему же травы не могут взять немного их крови? Почему они так жестоки? Осока всколыхнулась. Чужаки творят зло! Чужаков надо остановить — они не выдержали испытания.
Трава зашевелилась. Пустошь пришла в движение. Повсюду закружили вихри — это поле превращалось в тысячи и тысячи змей, змей-вампиров, змей-убийц.
Конечно, они не могли ползать — но что с того? Разум один на всех, и, значит, движение — одно на всех. Если одна напьется свежей крови, то и другие почувствуют сытость. Если одна погибнет, будет вырвана из земли, то и все остальные почувствуют боль.
Священник немедленно предпринял встречную атаку. Как когда-то ему удалось победить Дом, так и теперь он представил себя огнем — всепроницающим, уничтожающим злаки и посевы, и эту треклятую осоку. Но испугал лишь своих спутников. Лорс встал на дыбы, чуть не сбросив поклажу, а брейнеры принялись подпрыгивать, словно оказались на раскаленных углях.
На осоку же огонь не произвел впечатления. Она не боялась пламени — ведь корни ее скрывались глубоко в прохладной земле, недоступные жару. Огонь мог лишь обжечь ее, но не стереть с лица земли, а потому делал осоку еще злее.
Травяные змеи кинулись на путников. Обвили ноги, впились в теплую плоть. Киллмен принялся рубить осоку ножом. Сталь замелькала с такой скоростью, что со стороны могло показаться, будто воин окружен сверкающим коконом.
Вскоре Дигр освободил себя и товарищей от цепких пут. Образовался вытоптанный участок в форме почти правильного круга, свободный от трав. Разгневанные травы колыхались вокруг, не в силах дотянуться до своих жертв. Ноги путников истекали кровью, и вместе с кровью струились их силы.
— Может, р-разбудить вутью? — предложил Шептун.
— Это наше спасение, господин, — добавил Кизр, — вутья один спр-равится с целым войском.
В том, что Вулли способен в одиночку извести целое поле взбесившихся сорняков, священник весьма сомневался. Что может сделать мальчишка, пусть и вутья!
— Повременим, — ответил Дигр.
— Напр-расно, господин.
— Напр-расно, напр-расно, — поддакнул Шептун, — господин, навер-рно, еще не знает, что по нашему следу идут пр-реследователи!
Рой не ощущал никакого преследования. Осока — да! Эту проклятую траву он ощущал, и еще как, но никакой погони не было. Опытный ментальный мастер всегда бы почувствовал приближение врагов.
— Не выдумывай! — отрезал Дигр. — Ты просто боишься за свою шкуру.
— Он не выдумывает, — нахмурился шаман, — ты ничего не чуешь из-за того, что твое сознание слишком занято битвой. Аншаб не такие. Аншаб могут делать сразу тр-ри десятка дел. К тому же, у нас очень остр-рое зр-рение.
Дигр проследил за взглядом брейнера. Вдалеке, у подножия земляного вала виднелся черный прямоугольник. О святые угодники!