— Понимаете… Тут такое дело… Недавно я рассталась со своим парнем… Вернее, бросила его. Или он меня бросил…
Анька долго, порой срываясь на плач, подробно рассказывала про свои печали. Врач внимательно слушала, кивала головой и поддакивала.
Дождавшись, когда девушка выговорится, доктор протерла очки платком и положила перед собой листок бумаги.
— Мне всё ясно. Случай несложный, будем лечить.
На листе, оказавшимся бланком рецепта, врач записала несколько строчек куриным почерком, а затем начала доставать из ящика стола коробочки. Бесчисленное множество коробочек, самых разных форм, размеров и цветов. Баночек из темного стекла. Раскрашенных яркой краской жестянок. Пакетиков и кульков. Пока весь огромный стол не стал похож на новогодний прилавок.
— Итак, — врач сверилась с написанным, — начнем с самого начала.
Отыскав узкую, похожую на пенал жестянку, она насыпала из нее что-то в бумажный пакетик. И протянула девушке.
— Это принимать во время завтрака вместе с чаем или кофе. По три штуки.
Анька взяла сверток и, не удержавшись, открыла. Там горкой лежали маленькие, размером с мелкую монетку, шоколадные конфеты. Девушка подняла взгляд на врача, и вопрос остался незаданным. Женщина поднялась и большим блестящим совочком насыпала в новый пакетик кусочки шоколада. Взвесив на ладони, доложила еще и отдала Аньке.
— Это принимать в течение дня, с зеленым чаем, не больше пяти в день.
Одна коробочка перекочевала к девушке целиком. Внутри лежали полосатые леденчики веселой расцветки.
— Принимать в случае появлений признаков депрессии. Рассасывать по одной, до появления желания жить.
Из цветного кулька Аньке выделили даже на вид ужасно сладких ирисок.
— По две штуки после обеда.
Наконец из темной деревянной коробки врач достала большие конфеты. О! Длиной с карандаш, в ярких праздничных фантиках, завернутых по боках в бантики. Бережно, словно стеклянные, конфеты были завернуты в толстую бумагу и легли на стол перед девушкой.
— По одной, — строго сказала врач, — больше нельзя. И только после ужина. Здесь десять штук, значит пятнадцатого числа жду вас у себя. Вот, возьмите рецепт, там подробно расписана схема лечения.
Анька повертела в руках серый листик.
— Разве это поможет?
Врач строго взглянула на пациентку поверх очков.
— Девочка, я конфетолог с двадцатилетним стажем. Я гарантирую хорошее настроение и тягу к жизни. У меня стопроцентное излечение от депрессии. Или вы думаете, что очередь ко мне на месяц вперед просто так? Впрочем…
Женщина хитро улыбнулась, показав ряд белоснежных зубов.
— Первый раз всегда сомневаются. Пройдите первый курс и тогда обсудим эффективность лечения. Если не понравится эффект — мы вернем вам оплату.
Что-то еще говоря, она подхватила обалдевшую Аньку и довела до двери.
— И Татьяне Борисовне передайте, пусть зайдет через недельку.
Проводив пациентку, конфетолог повесила на дверь табличку “обед” и заперлась на ключ. Вернулась за стол и с выражением отвращения на лице отодвинула от себя многочисленные коробочки. Положила перед собой сверток, обернутый фольгой, и тяжело вздохнула.
— Надо было выбирать другую профессию. Сначала толстеешь, потом видеть сладкое не можешь. Пошла бы лучше на психолога — лечишь так же, а есть можешь всё.
И впилась зубами в бутерброд с селедкой, хреном и горчицей.
Фей
Раз горошина, два горошина, раз чечевичка, два чечевичка… Золушка перебирала рассыпанную крупу, и крупные слезы обиды катились по щекам. Она тут работает, как проклятая… А они там… Веселятся! Во дворце. Там принц! Раз горошина, два горошина…
Послышались шаги, и дверь на кухню открылась. Золушка в надежде подняла взгляд. В комнату деловито вошел потрепанный дядька лет сорока в бархатном алом костюме. Без слов подошел к буфету, достал бутылку коньяка и отпил прямо из горла, хрипло крякнув.
— Лимон есть?
— Нету… А вы кто?
Дядька достал из буфета блюдце с солёным огурцом, понюхал и скривился.
— Что вам надо? — задала очередной вопрос Золушка
Тяжело вздохнув, незнакомец сел за стол, поставив перед собой бутылку и блюдце с огурцом.
— Я сейчас закричу!
— Крёстный я.
— Чей?
— Твой, дуреха.
— А крёстная? Фея?
Дядька скривился.
— Дела у неё появились. Заняла денег у кого не надо, вовремя не отдала. Сейчас в бегах. Аферистка пожилая. Стало быть, мне за тобой присматривать.
— А… — Золушка всхлипнула, — а вы, случаем, не фей?
— Кто? — дядька чуть не подавился еще одним глотком.
— Ну, волшебник.
— Нет. Я крёстный. Отец. Этого достаточно.
По щекам Золушки снова побежали слезы.
— Значит, вы не отправите меня на бал?
Крёстный укоризненно посмотрел на девушку и принялся раскуривать сигару.
— Зачем тебе бал, глупая? Ну, познакомишься ты с принцем. Ну, предположим, выйдешь за него замуж. И что дальше?
Золушка с надеждой посмотрела на мужчину.
— Охота тебе потом десять лет терпеть желчную свекровь, которая каждый день будет высказывать тебе? И что приданного у тебя нет, и сыночка ты её окрутила? Хочется? Фавориток этого любвеобильного принца терпеть хочется? А там еще лет через пятнадцать революция, толпы черни, доктор Гильотен, будь он неладен. И всё!
Дядька рубанул ребром ладони по столу.
— Один восковой бюст с посмертной маски.
Девушка зарыдала, уткнувшись лицом в ладони.
— Не плачь. Слушай крестного папу, и все будет хорошо. Сейчас берешь вещи, выходишь. Там тебя ждет карета.
Золушка подняла заплаканное лицо.
— Волшебная? Из тыквы?
— Нет, самая обычная. До Соробонты неделя пути. Зато кучер и охрана в крыс не превратятся в полночь. Хоть в прямом, хоть в переносном смысле.
— До Соробонты?
— Да, — дядька выпустил кольцо дыма к потолку, — поступишь в университет, с полным пансионом. Я уже договорился. Поучишься пять лет. Защитишь диссертацию. Пойдешь ассистентом к молодому талантливому ученому. Не помню как зовут, что-то на “Ку” или “Кю”. Всё, давай бегом, Мари, у меня мало времени.
— А как же горох и розы?
— Какой горох? Какие розы?
— Я не могу, я обещала перебрать горох и посадить розы. Я должна это сделать.
Крестный посмотрел на Золушку с уважением.
— Я сделаю. За тебя. Обещаю. А ты давай, карета уже стоит.
Проводив крестницу и помахав вслед платочком, дядька вернулся на кухню. Кряхтя, опустился на колени перед кучкой крупы. В комнату заглянули два бритых рослых парня в одинаковых черных камзолах.
— Шеф, мы, это…
Крестный отец зыркнул на них исподлобья.
— Не видите, я занят? Ну-ка, помогайте, олухи.
Амбалы послушно присоединились к крестному отцу.
— Горох налево, чечевицу направо. А ты, — крестный ткнул в сторону третьего подручного, появившегося в дверях, — бегом за королевским садовником. Нам ещё розы сажать. Давайте, поторапливайтесь.
Дон затянулся сигарой и подвинул к себе горсть гороха.
— Я обещал крестнице, что к полуночи всё будет сделано.
Башня
— Первоначально проект включал в себя только пятьдесят этажей. — Главный инженер учтиво пропустил журналистку вперед через небольшую арку. — Аккуратнее, здесь еще не закончились отделочные работы. Так вот, изначально мы планировали только пятьдесят этажей, не больше.
— Всего лишь?
— Да, это был местный проект в пику египтянам с их пирамидами. Ну сами посудите — нагло украли идею зиккуратов, но мало того, что упростили, так еще сделали на двадцать процентов выше. И принялись самым наглым образом рекламировать, как самые высокие здания. Естественно, необходимо было дать достойный ответ.
— Отчего же вы решили увеличить проект? Неужели египтяне…
— Да нет. Там уже поняли бесперспективность соревнования с нами и переключились на храмы.
— Зачем же тогда?
— А это все вот. Они! — И Главный инженер непочтительно ткнул пальцем вверх, — ну с чего они решили, что мы строим башню до неба? Как можно не понять, что такая конструкция фундамента не справится? Даже если не понимаешь ничего в архитектуре, подойди, попроси планы. Разве сложно? Нет, сами придумали, сами обиделись. В результате что? Устроили нам смешение языков. И главное, зачем? На что они этим рассчитывали?
— Но ведь когда строители не понимают друг друга…
— Ах, милочка! Ну, скажите мне, кто будет строить, опираясь только на разговоры? А чертежи на что? Чертежи диалектов не имеют!
И Главные инженер потряс тугим свертком папирусов.
— Это ведь универсальное средство. Инженеры все поймут по чертежам. А прорабы и рабочие… Автор смешения видимо никогда не работал на стройке. Вы слышали, как прораб объясняет рабочему, где и как делать кладку? Все уже размечено, отвесами отмерено. Клади от сих до сих. Всё! Положил неправильно — прораб даст затрещину и обругает. А ругань и подзатыльники — язык один для всех. К тому же быстро нашлись полиглоты, и мы решили все вопросы коммуникации.
— Так просто?
— Конечно! Мы же профессионалы, а не какие-то любители-египтяне.
— Но зачем тогда потребовалось изменять проект и строить башню до неба?
— Это уже дело принципа. Кто просил их вмешиваться? Кому наша стройка мешала? А у нас сроки, заказчик нервничает.
Главный инженер сурово посмотрел на небо.
— Думаю, к месяцу зажигания огней закончим, и тогда разберемся. И за вмешательство в строительство, и по поводу неустойки, и за повышение травматизма на производстве.
Загорелый кулак инженера погрозил вверх. Небо хмурилось, бурлило тучами, но достойного ответа подобрать не могло.
Доброе сердце
— Добрый день, доктор, — моложавый мужчина с сильным иностранным акцентом заглянул в кабинет, — вы разрешайт мне войти?
— Да, да, входите, — седовласый врач с бородкой клинышком кивнул и поправил пенсне, — что вы хотели?
— О, я хотел знакомиться с вами, знаменитый доктор Айболит, — мужчина в щегольских полосатых штанах вошел, небрежно помахивая тростью, — мне вас рекомендовать как большой специалист.