Внутрь ворвался незнакомый солдат с костылем под мышкой.
— Победа! Слышишь? Победа, браток! Война кончилась!
Сержант улыбнулся. Жар ушел, тело было легким и почти здоровым. Хотелось вскочить и тоже стрелять вверх, кричать и хлопать окружающих по плечам, обнимать знакомых и незнакомых.
— Победа! — голос был ещё слабым, но чистым и звонким.
А гвоздики в стакане согласно кивали красными цветками, похожими вовсе не на кровь, а на залпы салюта в тёплой весенней ночи.
Новогодняя скорость
Белый медведь Егорыч, фыркая и громко топая, ввалился в сени. Прикрыл за собой дверь и, бурча под нос о несносной погоде, обмёл снег с лап веником. Заглянул в маленькое тусклое зеркало на стене и когтями расчесал совершенно растрёпанную челку. Полюбовался на результат и, стараясь не скрипеть половицами, вошёл в “рабочую” комнату дома Деда Мороза.
Хозяин дома в простой домашней одежде и тёплых тапочках сидел за большим столом в центре комнаты и паковал подарки. Напротив рядком сидели бурые медвежата и помогали в меру сил: резали бумагу и ленточки; клеили коробки, коробочки и коробушечки; вязали из пушистых блестящих гирлянд бантики и слушали сказки, которые Дед Мороз рассказывал во время работы.
Егорыч деликатно кашлянул, привлекая внимание.
— Дедушка, там Снеговик приехал. Привез ещё партию игрушек.
— Разгрузили?
— Так точно. Он спрашивает, нужен ещё на сегодня? А то, говорит, надо за сосульками сходить, закончился запас.
— Ну, пусть сходит.
Медведь помахал лапой в сторону окна, за которым мелькнула и пропала в полярной ночи голова Снеговика.
Егорыч ещё потоптался на пороге, а затем бочком, бочком подкрался к столу и уселся на лавку. Словно давно тут сидел. И даже принялся складывать коробочку. Тихо-тихо, чтобы не привлекать внимание. Но Мороз заметил манёвр медведя и усмехнулся в усы.
— Ты чего-то хотел, Егорыч?
Медведь замялся. Почесал нос, пригладил непослушную челку и принялся говорить, теребя когтями непослушную коробочку.
— Тут такое дело, дедушка… Лазил я вчера в интернет… И наткнулся на статью о Санта-Клаусе. Коллега твой всё-таки. Вот… А там люди посчитали, что Санта должен двигаться со скоростью тысяча километров в секунду, чтобы везде успеть. Воооот… И я подумал. У нас-то страна больше. Как же ты успеваешь всех детей поздравить? Не может твоя тройка так быстро летать! Непонятно мне, дедушка.
Дед Мороз улыбнулся и потрепал медведя по лапе.
— А сам как думаешь?
— У меня много версий. Может, ты особой магией пользуешься. Или Снегурочка для тебя время замедляет. А ещё подумал, может тебе военные с той базы прибор какой дали.
Мороз расхохотался.
— А как я тогда сто лет назад успевал?
Егорыч только развел лапами.
— Не знаю я. Расскажешь?
— Долгая это история. Вот Новый Год встретим, напомни — обязательно расскажу. А теперь заканчиваем работу и спать. Завтра нам надо очень рано начать…
Дед Мороз знал — Егорыч сначала забудет, а потом не решится напоминать. Ему не хотелось посвящать наивного медведя в некоторые тайны. Чудеса, они, вообще, не любят, когда о них говорят.
Уже укладываясь в постель, Мороз всё думал о вопросе Егорыча. Он и правда не умел летать с такой скоростью. И особого транспортного волшебства не было в его арсенале. Но вот что было… Он точно знал, как это бывает:
Человек только на минутку остается один в новогоднюю ночь. На полминуточки. И вдруг преображается. Появляется длинная окладистая борода, красная шуба, шапка. Блестит ледяным навершием посох, прислонённый к стене. И человек, ставший вдруг Дедом Морозом, подхватив мешок, крадется к новогодней ёлке. Очень тихо, чтобы не привлечь лишнее внимание. Достает подарки из темноты волшебного мешка. Раскладывает под ёлкой. И убегает на цыпочках прочь, на ходу преображаясь в самого себя. Ведь если у тебя в сердце есть доброта и хоть капля радости от праздника, то ты обязательно станешь чудом сам и подаришь его другим. А Дедушке останутся только самые сложные случаи. И никакого загадочного колдунства и военных приборов.
Рождественская рассказявка
— Оркестр! Где этот чёртов оркестр, мать вашу?
— Здесь, Пётр Андреевич, вон они на лавочках сидят.
— Сюда их, быстро! Пусть встанут в начале платформы.
Толстенький мэр в белой дублёнке сердитым взглядом обвёл перрон перед старым облупившимся вокзалом.
— Это что за толпа? Что за бабки такие?
— Активистки, их согласовывали с отцом Никанором.
— Ну так на ту сторону их. И транспаранты им выдайте что-ли. А то стоят не пойми как.
— Мы не готовили транспаранты, Пётр Андреевич. Сметы на них не выделялось.
— Отбери поприличней из тех, что со дня конституции остались. Или со дня победы, там. Придумай что-нибудь.
Чем дальше, тем больше лицо мэра наливалось дурной кровью.
— Где группа от союза ветеранов?
— Они в здании вокзала, греются. Я проверял, там всё в порядке.
— Хорошо. А это что такое? Что за дети? Кто пустил?
— Вы же сами сказали: из соседней школы пару классов с цветами.
— Ну так поставьте их в сквер, за вокзалом. Вручат цветы, когда делегация будет садиться в машины.
Еще минут десять мэр расставлял по перрону людей в одному ему ведомом порядке. Затем потребовал мегафон и, забравшись на присыпанную снегом лавочку, обратился к народу.
— Граждане! Сегодня торжественный день — Рождество. Через полчаса состоится прибытие поезда с делегацией, везущей Благую Весть.
Над толпой послышались редкие возгласы и поднялись потёртые плакатики с фотографиями президента, самого мэра и министра культуры.
— Прошу всех быть внимательными. В целях недопущения террористических актов и политических провокаций, просмотр Благой Вести будет производиться вечером перед зданием администрации города. Для прохода будут организованы рамки металлодетекторов и оцепление…
Мэр ещё поорал в хриплую трубу мегафона, утомился, слез на землю и потребовал у помощника кофе.
А поезд всё не ехал и не ехал. Толпа, под медленно падающим снегом, становилась похожа на голую тёмную пашню поздней осенью. И только изредка долетающие детские крики рушили серьёзную картину.
Изгнанные с вокзала вторые классы “А” и “Б” резвились в жидком скверике. Старые деревья, помнящие еще проезжавшего здесь однажды Льва Толстого, служили отличными декорациями для битвы снежками. Шум, крики, гам. Молоденькая учительница, флиртующая с лейтенантом полиции, давно бросила наводить порядок…
Маша присела на край скамейки, сняла промокшие до нитки варежки и дышала на замерзшие руки.
— Холодно?
Девочка подняла взгляд. Перед ней стоял улыбающийся мужчина в потёртом ватнике поверх рабочей спецовки. Светлые длинные волосы рассыпались по воротнику.
— Угу.
Незнакомец присел перед девочкой на корточки и сунул руку за пазуху.
— Сейчас согреешься. Подставь ладошки.
Он достал что-то и опустил в протянутую горсть. Тёплое-тёплое. Как котенок. И светлое. Как солнышко. Нечто хорошее. Такое хорошее, что в горле вставал комок. Это хотелось хранить, как самую большую драгоценность. И в то же время делиться. Раздать всем и каждому.
— Что это?
Мужчина наклонился к девочке близко-близко.
— Это Весть, — голос стал шепотом, — Он родился. Сегодня, сейчас.
Маша ничего не поняла. Только что это очень важно. Наверное, самое важное, что она слышала за свою жизнь.
— И она вся мне?
Мужчина улыбнулся.
— Нет, для всех. У меня её хватит на всех.
Маша хотела ещё спросить, но мужчина уже поднялся и уходил. Между играющих детей, прочь от вокзала с официальной делегацией встречающих. Не оставляя на белом снегу ни малейшего следа. Потому что “вестник” переводится на греческий как “ангел”.
P.S.
“не придет Царствие Божие приметным образом,
и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там.
Ибо вот, Царствие Божие внутри вас”
От Луки, 17:20
Режим
Дверь открыл немолодой уже мужчина с седыми висками. Несмотря на жару, хозяин кутался в чёрную мантию, расшитую золотыми треугольниками с глазами.
— Добрый день! Ремонтника вызывали?
Усатый мастер с чемоданчиком приветливо улыбнулся.
— Да-да. Как хорошо, что вы так быстро приехали. Проходите, пожалуйста.
Хозяин дома распахнул дверь, пропуская гостя.
— Сюда, пожалуйста.
Путь оказался неблизкий. Вереница комнат, обставленных с небрежной роскошью, тянулась, как длинная нитка жемчуга на шее стареющей кокетки.
— Как мне к вам обращаться? — мастер решил не тратить время попусту.
Хозяин замялся, словно вопрос был неприличным.
— Называйте меня… Ну… Называйте просто Владыка. Это будет сообразно сложившейся ситуации.
— Владыка, — не показав удивления, продолжил ремонтник, — что именно у вас произошло? Что сломалось и как?
Мужчина на ходу достал платок и вытер лоб. С подозрением покосился на мастера и поджал губы.
— Наша фирма гарантирует полную конфиденциальность, — подбадривая клиента, продолжал ремонтник. — Мы строго следим за соблюдением положения о неразглашении. И строго караем нарушителей.
Владыка с сомнением посмотрел на мастера, но тот провёл указательным по горлу и покачал головой.
— Да, да. Вероятно, вы должны это знать, — хозяин снова вытер сухой лоб и бросил платок в древнюю китайскую вазу, встретившуюся по пути.
— Понимаете, мы с друзьями, если так можно выразиться, управляем миром. Нет, мы вовсе не контролируем всё и вся. Но общие тенденции, знаковые события и всё такое. Для этого у нас есть аппарат. Великий Аттрактор, как мы его называем.
Мастер понимающе кивнул.
— Так вот… В последнее время он барахлит. Всё началось ещё в конце прошлого века. То одно не получится, то другое. А сейчас совершенно не хочет выполнять наши команды. Или делает всё не так, как планировалось. Например, вчера…