И снова был лес. Снова палатки, каша и байки у костра. В деревне Михалыч взял гитару, старую, чуть дребезжащую. Песни были встречены недоверчиво, затем потянулись робкие попытки подпевать. А в конце хором требовали еще и еще.
Михалыч, наблюдая, как ставятся палатки и разводится костер, вздохнул. Завтра последний переход, еще одна ночевка, и к обеду они выйдут на станцию монорельса. Там их встретят родители. Будут слёзы прощания, судорожный обмен контактами, вся группа будет его обнимать и долго махать в окнах отходящего поезда. Для них он навсегда останется руководителем туристического клуба. А на самом деле добрый смешной Михалыч — психолог высшей квалификации, один из ведущих специалистов центра лечения детской интернет-зависимости.
Ночные прожорлики
— Ты опять ночью ела! Вроде собиралась на диете сидеть?
Максим, улыбнувшись, подмигнул Юльке.
— Неправда! Ночью я сплю.
— Да ладно, это же не преступление.
— Ничего подобного!
— Ой, я прекрасно знаю, что ешь. Имей мужество признаться.
— Хватит меня обвинять! Не хожу я на кухню ночами.
— А вот и ходишь!
— Ты видел?
— По количеству продуктов заметно. Вечером колбаса почти целая была, утром смотрю — меньше половины.
— Не трогала я твою дурацкую колбасу, понял?
Юлька отвернулась и обиженно засопела. До самого вечера она дулась и на попытки примирения только дергала плечом и смотрела волком. Спать легли тоже в молчании.
Максим проснулся от сильного тычка в бок.
— А?
— Тихо!
Юлька зажала ему рот.
— Слышишь?
В темноте ночи кто-то очень тихо чавкал чем-то вкусным.
— Идем. Только не шуми.
Как два молчаливых привидения, они крались на шум. На пороге кухни остановились — чавканье слышалось оттуда. Юлька протянула руку и щелкнула выключателем.
Загоревшаяся лампа осветила кухню. За столом сидели два маленьких существа и наворачивали бутерброды, сложенные горкой на тарелке.
— А-а-а-а!
Мохнатые гости тоненько заголосили, заметались по кухне, роняя стулья. С криками залезли по стенке к вентиляции, пища юркнули туда и были таковы.
— К-к-к-кто это?
От удивления Максим сначала заикался, а после стал безудержно икать.
— Ночные прожорлики.
— Ы-ы-ы?
— Мелкая нечисть. Не вредная. Просто ночами приходят и едят, что найдут в холодильнике…
— А почему именно к нам?
— Они чувствуют, когда человек на диете сидит. Приходят и жрут, из вредности.
Утром Максим уговорил Юльку слезть с диеты. Чтобы не привлекать в дом всякую дрянь.
— Ладно, — милостиво согласилась Юлька, — только ради тебя.
А через некоторое время Максим застал девушку ночью на кухне.
— Для тебя стараюсь, между прочим, — подмигнула она ему, — спасаю от нечисти.
Горка бутербродов перед ней показывала, как именно. Была она, кстати, гораздо выше, чем у прожорликов.
Стояние на реке Угре
(исторический фарс в четырех актах)
Действующие лица:
Иван Третий Васильевич, дед Ивана Четвёртого, прозванного Грозным
Хан Большой Орды Ахмат
Дань
Татаро-монгольское Иго
Бояре в красных кафтанах
Бояре в синих кафтанах
Русский народ
Татаро-монголы
Акт первый.
Тысяча четыреста восьмидесятый год. Хан Ахмат вторгается в русские земли.
Хан: Вай, вай, вай! Хорошо тут. Жечь буду, грабить буду. Дань брать буду. Дань, выходи!
Иван Третий (выглядывает из окна Кремля): А Дань сегодня не выйдет.
Хан: Как не выйдет?
Иван Третий: Я ей запретил с татаро-монголами дружить.
Хан: Почему, да?
Иван Третий: Подозрительные вы какие-то. По степи туда-сюда шляетесь, в сарае живёте. Как цыгане, в общем. Ещё плохому Дань научите.
Хан: Вай, слюшай, обидно, да! Так обидно, даже кушать не могу. Сейчас приду, шышбармак из тебя сделаю.
Дань (дергает Ивана Третьего за кафтан): А можно я на него хоть посмотрю?
Иван Третий: Нет, маленькая, дядя — бяка. Иди с боярами поиграй.
Хан: Вот сейчас совсем обидно было. Теперь точно на люлякебаб тебя пущу.
Иван Третий: Бе-бе-бе!
Акт второй.
Кремль.
Иван Третий: Что думаете, бояре?
Бояре в красных кафтанах: Ай горе-то какое! Придут татаро-монголы, бить будут. Беги, царь!
Бояре в синих кафтанах: Вот прям щаз! Сами его побьём, кулебяку из него сделаем!
Бояре ругаются.
Иван Третий: Народ, а ты что думаешь?
Русский народ: Ну, это, ежели оно так, то можно и эдак. Или так его, авось того или этого.
Иван Третий: А еще хан обзывался. Говорил, девки у нас не красивые, и в лапту мы играть не умеем.
Русский народ (закатывая рукава): Где этот хан? Кто там против был?
Русский народ и бояре в синих кафтанах совместно бьют бояр в красных кафтанах.
Иван Третий: Вот и ладушки. (Гладит по голове Дань) Никому тебя, маленькая, не отдам.
Дань: Не такая я и маленькая. Девятый годик уже.
Иван Третий: Маленькая, потому что мне тебя и одному мало.
Акт третий.
Берег реки Угры.
Иван Третий: Вот тут и встанем. (Русский народ рассаживается по берегу Угры, жарит шашлыки, пьет медовуху)
Хан: Слюшай, чё там встал, иди сюда!
Иван Третий: А мне и тут хорошо.
Хан: Так не воюют! В любом самоучителе полководца написано.
Иван Третий: Ничего не знаю. Сами мы местные, неграмотные, в университетах не учились. Тебе надо, сам иди.
Хан пытается переправиться через реку.
Хан: Хана тебе! Как ща вылезу…
Иван Третий (спихивая сапогом хана обратно в реку): Ага, сейчас.
Хан: Вай! Кто так делает? Зачем спихиваешь?
Иван Третий: А ты зачем лезешь?
Хан: Ты мой друг обидел!
К Хану подходит Татаро-монгольское Иго.
Хан: Ты зачем его выгнал, да?
Татаро-монгольское Иго: И скинуть меня всё время хочет!
Хан: Зачем так делаешь?
Иван Третий: А он жрёт много. По мытому полу в сапогах грязных ходит, в колодец плюет. Балалайку сломал. Мы водку хотели придумать, так он выпил всё, мы даже перегнать не успели.
Татаро-монгольское Иго: Какая балалайка? Какая водка? Вы их через несколько веков придумаете!
Иван Третий: Вот! А если бы не ты — может быть уже сейчас. Мы может быть уже в космос полетели бы. Или интернет придумали какой-нибудь.
Хан: Слюшай, да, зачем ребёнка обижаешь? Вот как сейчас дам больно!
Иван Третий: Ты переправься сначала.
Хан: Лучше ты сюда.
Иван Третий: Народ, а кто до противоположного берега доплюнет?
Русский народ плюет в сторону Хана. Хан отходит подальше и громко ругается на старо-татаро-монгольском. Русский народ прислушивается и записывает. Иван Третий шёпотом что-то говорит князю Ноздреватому и царевичу Нур-Девлету. Они собираются и уходят.
Акт четвертый
Там же, месяцем позже. Вдалеке, князь Ноздреватый и царевич Нур-Девлет грабят столицу ханства Сарай.
Хан: Слюшай, Иван, может подерёмся? Холодно стоять, да.
Иван Третий: Не, мне лениво. Я что хотел спросить, ты дома ничего не забыл?
Хан (оглядываясь): Нет, всё взял.
Иван Третий: А утюг выключил?
Хан: Какой такой утюг-мутюг? Нет у меня никакого утюга.
Вбегают Татаро-монголы.
Татаро-монголы: Хан, у тебя Сарай горит.
Хан: Сарай? Какой еще такой сарай? У меня только юрта.
Татаро-монголы: Вот дурак. Столица Сарай горит!
Иван Третий: А я говорил — утюг!
Хан с криком убегает, следом убегают Татаро-монголы.
Дань (выглядывает из-за спины царя и показывает язык): Дядя — бяка!
Татаро-монгольское Иго, оставшись в одиночестве, печально смотрит на царя. Вздыхает и уходит вслед за Ханом.
Русский народ: Поехали домой, царь. Нам ещё водку изобретать, балалайку. В космос, опять же надо лететь. Если снова никто не помешает.
Иван Третий: Эх, жаль, мало потусовались.
Все уходят. Вдалеке догорает Сарай.
Лабиринт
Очередной конверт лежал прямо на полу, придавленный камнем. Как всегда — без марок и подписи. Но адресат не вызывал сомнения. Пашка вытащил чуть желтоватый листочек с неровными строчками, написанными от руки.
«Тому, кто прочтет это письмо! Чувак, ты покойник. Страж проснулся. Беги!»
— Чёрт!
Пашка положил конверт на место и побежал дальше. И правда, где-то слышался механический лязг и шуршание гусениц. Невидимый автомат охраны приближался, наполняя своды коридора гудением и воем.
— Врешь, собака, не догонишь.
Он свернул в боковой ход. Камни под ногами оказались влажные и скользкие. Мерзость! Стражу это не помешает, а бегун рисковал поскользнуться. Метров через сто Пашка остановился: звуки автомата за спиной стихли. Повезло?
Пашка осмотрелся. В нише, почти под потолком, лежало еще одно письмо.
«Тому, кто прочтет это письмо. Прости, друг, но это тупик. Ищи другой выход.»
Пришлось возвращаться. Но путь, которым он пришел, был закрыт: металлическая туша стража запечатала выход из этого отрезка лабиринта. Пашка пнул стальной бок охранника.
— Ты ведь не уйдешь, дрянь. Ладно, поищем запасной ход.
Часа три он скитался по тупиковому куску лабиринта, пока не обнаружил под потолком темный провал воздуховода. Куртку, хлыст и рюкзак пришлось бросить — иначе в дыру было не протиснуться. Изрядно ободрав плечи, выпачкавшись, как свинья, Пашка вывалился на другой стороне длинного лаза.
— Отлично!
Нельзя было радоваться, склочный «характер» лабиринта не прощал этого. Стоило ему пройти десяток метров, как из пола выскочили острые штыри длиной в палец.
— А-а-а-а!
Пашка сумел крутануться, перевернулся через голову и приземлился на другой стороне «поля шипов». Левая ступня онемела, а ткань кроссовка пропитывалась кровью. За спиной прятались в пол штыри, издевательски медленно, с шелестящим скрипом, похожим на смех.
— Гадство.
Пакет перевязки остался в брошенном рюкзаке. Пашка снял майку, порвал на длинные ленты и забинтовал ногу. А в воздухе чувствовалось почти не слышимое дрожание — страж услышал шум и ехал проверить, кто нарушает покой лабиринта.