[17], но почувствовал, что ему до смерти хочется вернуться к жене и сыну. Подумал с горечью, что стареет, и, вздохнув, согласился на ближайший благоприятный для собраний день – уже через неделю.
По обычаю архонты выпили по чаше разбавленного вина и неторопливо разошлись.
Собрание проводилось в доме Никанора, однако, чтобы вернуться к семье, ему надо было сесть на лошадь и скакать около часа. Управляющий умолял пообедать, но хозяин сказал, что не будет терять времени, а пообедает с семьей. Слуга подвел взнузданного коня, Никанор легко вскочил на него и рысью двинулся к городским воротам. А выехав на дорогу, перешел на галоп. Конь был отличный, и всадник в расцвете сил.
Что ни говори, Атена, его жена, к которой он так стремился, была странной женщиной. Она согласилась выйти замуж за архонта Афин только при условии, что жить они будут в деревенском доме, и ему пришлось срочно перестраивать, укреплять и украшать старый дедовский ойкос. Она любила тонкие ткани, посуду, расписанную лучшими мастерами, красивую мебель, драгоценные украшения и свитки с поэзией и философскими трудами, иные из которых стоили очень дорого. Разумеется, Никанор был богат и мог покупать все, что радовало ее. Но Атена приказала отослать из дома всех рабов и делала сама всю домашнюю работу. Ей даже не понадобилась повитуха, чтобы родить сына, и уж тем более она не нуждалась в няньках и кормилице. Дом ее сиял чистотой, двор был всегда аккуратно выметен и побрызган водой, одежда всех троих стиралась часто и тщательно, а стряпня жены была выше всяких похвал. И сад ее благоухал и плодоносил.
Они пообедали втроем очень весело. Ганимеду исполнилось только четыре года, но он вел себя за столом как взрослый и не только аккуратно ел, но даже участвовал в застольной беседе.
После захода солнца мальчик улегся спать, а отец по обыкновению принялся рассказывать вечернюю сказку. Атена любила его слушать и, быстро управившись с посудой, тоже присела рядом.
Никанор в тот вечер рассказывал про суд Париса. Услышав, что три богини просили пастуха – царевича Париса – рассудить, какая из них красивее, она засмеялась и спросила мужа:
– Это ты придумал?
– Нет, конечно, – ответил Никанор. – Это всем известно. Так началась великая Троянская война. Это не сказка для детей, а эллинская история.
– Вздор! – опять засмеялась она. – По какой бы причине царевич Илиона пас овец в одиночестве? Этого не могло быть. Но ладно… А почему три великие богини избрали его, чтобы решить спор о превосходстве? Ну, допустим, дурочка Афродита – ей лишь бы кто сказал, что она красавица. Но Гера? Царица богов? Какое ей дело, что думает Парис? Или Афина – это даже обидно…
– Но как же, дорогая, – растерялся Никанор, – ведь Парис влюбил в себя Елену и увез ее из Спарты. Разве она согласилась бы, не помогай ему Афродита?
– Ты не видел ее мужа Менелая. Он был препротивным малым. Мало того что почти бессилен в постели, так еще и скуп и вдобавок гневлив. Не гнушался отстегать жену уздечкой или даже оставить синяк на ее хорошеньком личике. А Парис – красавец! Обходительный и страстный. Вот они и сбежали. И Эрот тут ни при чем. Он шалун и бездельник, а любовь – вещь редкая и драгоценная.
Ганимед уже спал, и они вышли в сад. Никанор с трудом осознавал, что означают слова жены.
– Но во время войны Афина помогала грекам? – спросил он осторожно.
– Немножко, совсем чуть-чуть. У меня были и другие дела.
Никанор задохнулся от ее слов.
– Почему ты выбрала меня? – запинаясь, проговорил он. – Так что же, Ганимед – полубог?
– Ну конечно! – ответила Атена. – А разве сразу не заметно?
– Да, – пробормотал архонт, – таких детей у людей не бывает. Он… особенный. Но почему я?
– Помнишь, как мы встретились? – лукаво спросила Атена.
– Да, конечно! Разве я смогу такое забыть! Я был тогда вторым архонтом и приносил в храме Афины государственную жертву. Когда я выходил из храма, увидел на ступенях юную деву, прекрасную, как богиня. Я заговорил с ней, и она мне отвечала. И каждое слово ее сочилось мудростью. Ты сказала, что не имеешь родни и опекуна, значит, решение о браке твое собственное. И мы поженились. Но почему я?
– Потому что мне хорошо с тобой. Любовь – редчайшая драгоценность, одинаково ценная для людей и богов. Ты смертен, да! Но не отказываться же от целой жизни счастья из-за того, что за ним последует горе. Мы живем только теперь… Поцелуй меня и забудь все, что было после обеда!
Никанор прикрыл глаза на секунду и сказал:
– Жалко, я не рассказал Ганимеду сказку перед сном. Он уже спит, наверно. Пойдем и мы спать, дорогая. Завтра надо отвести коня в кузницу. Я так спешил к тебе, что он потерял в пути подкову…
Русалочки
Маленькие русалочки играли в песочке под присмотром небольшого ската. Он лениво плавал вокруг и приглядывал, чтобы они не расплывались, не щипались и не дергали друг друга за волосы. Все русалочки были дочерями Посейдона от разных утопленниц. Чуть какая-нибудь Офелия от несчастной любви покинет сушу, царские осведомители сразу тут как тут и влекут ее под ручки на погляд его величеству. На сорокалетних кухарок, утопившихся из-за подгоревшего жаркого, он не смотрел. Их снабжали необходимыми аксессуарами и зачисляли в штат дворцовых служащих согласно штатному расписанию. Иные делали карьеру и лет через двести становились координаторами морских течений или, к примеру, модераторами слетов глубоководных спрутов. Остальные исполняли непыльную работу дворцовых горничных и камеристок.
Другое дело – юные красавицы, утопившиеся во цвете лет. Такие попадали в гарем к морскому царю и погружались с удовольствием в хитросплетения дворцовых интриг и борьбу за лучшие жемчужины, которые доставались женам как по обычаю и праву, так и путем увлекательных козней или в знак личной благодарности царя за особые заслуги. В результате этих особых заслуг и рождались русалочки. Воспитание русалочек – дело непростое. Характер у них, как правило, тяжелый: склонность к унынию, унаследованная от депрессивных матерей, и спесивое властолюбие, доставшееся от августейшего папочки. Все они были прехорошенькие, развитые и ухоженные. У всех были прекрасные распущенные зеленые волосы, нежные ручки с маленькими перстеньками и сверкающие отборными чешуйками хвостики. Русалочье детство продолжается долго. За пятьдесят лет, проведенных в песочнице, они до смерти надоедали друг другу и, когда шли в школу, были рады новым учителям и предметам. Ихтиологию преподавал морской конек, сделавший блистательную академическую карьеру и достигший восьмой ученой степени, учрежденной специально для него, дабы признать его величайшие научные заслуги, не сравнимые ни с какими другими ни в море, ни на суше. Музыкой с девочками посемейному занималась Эвтерпа. Социологию преподавал пожилой водяной из небольшой речушки. Царское министерство просвещения обнаружило этот самородок и немедленно сделало ему лестное предложение. Он перебрался в коралловый дворец, прихватил с собой несколько любимых кикимор и, освобожденный от остальных забот, весь отдался социологии и обучению принцесс. Гидрологии учил молодой профессор. Он плыл на конгресс, но, поскольку этот ученый малый давно уже привлекал внимание директора школы, корабль столкнулся с айсбергом и затонул. Что было не так просто осуществить. Корабль-то построили надежный, снабженный всякими хитрыми устройствами, улучшающими плавучесть, да и айсбергу в тех краях нечего было делать. Однако русалки должны были получить наилучшее образование. Кое-кто с затонувшего «Титаника» спасся, но профессор-гидролог пошел на дно, где получил отличное назначение в королевскую школу и в буквальном смысле безбрежные возможности заниматься своей наукой. Философии учил Аристотель. Ради такого исключительного случая Посейдон связался со своим мрачным братом Аидом и, пользуясь родственной протекцией, организовал перипатетику долгосрочную командировку из подземного царства в подводное.
Итак, к выпускному балу русалки были безупречны: умны, красивы, образованны, глубокомысленны и начитанны. Теперь они могли отдаться своему предназначению – подплывать в сумерках к рыбачьим лодкам и дивными песнями смущать придурковатых рыбаков.
Что ни говори, оверквалификация – серьезная проблема и на земле, и под водой.
О малых божествах
В молодости нимфы были прелестны. Они жили близ источников и следили за живостью и чистотой родников. У хорошей, энергичной нимфы ключи не иссякали, окрестные деревья не смели ронять увядшие листья в бурлящие хрустальной водой озерца, и пугливые лани приходили туда напиться чистой воды без опасения встретить на водопое волка или охотника. Разве что иногда после полуденного отдыха к нимфам заглядывал фавн. Парнокопытные состояли с ним в родстве и не возражали. Со временем экология системы изменилась – римляне понастроили водопроводов, и многие нимфы остались без работы. Они повзрослели, стали носить туники подлиннее. Некоторые освоили смежную профессию и перешли в нереиды. Другие оставили за собой полставки, повыходили замуж, пристрастились к домашнему хозяйству. Ах, как всходили у них пироги и как цвели левкои!
Время обтекало буколики и георгики. Дриады в духе эпохи интенсифицировали свой труд. Так что теперь одна дриада обслуживала несколько деревьев, а отдельные, особо самонадеянные, и целый лесок. Разумеется, леса от таких перемен поредели. Дровосеки, мужья бывших нимф, чувствовали себя уверенно. Постепенно на месте вырубленных дубрав зашумели стадионы, над корнями бывших священных рощ вольно раскинулись атомные электростанции, а оставленные попечением реки обзавелись набережными и пересеклись мостами, по которым мчатся белые поезда.
Старушки-нимфы давно поумирали, а дочери их дочерей перебрались в нынешнюю жизнь. Оры[18] стали совершенно безответственными, и порядок в природе нарушается поминутно: дождь идет до декабря, снег выпадает в мае. Что тут скажешь, девушки работают в тяжелых условиях… Одно время приболела наяд