а Пятницкого шоссе, что обитала у Юрлова, и все вечера напролет сотни поселян проводили в пробках.
Нимфы водостоков следят, чтобы дожди не заливали шоссе, но, если проекты новых дорог им не отсылают на подпись, никакие расчеты и дренажи не помогают. Они очень обидчивы…
Когда Геката не в духе, выключаются светофоры на перекрестках.
И боже вас упаси, если вы рассердили нимфу сервера. Он зависнет на долгие часы, и вся информация будет недоступна, пока сатиры из отдела компьютерной связи не улестят ее мольбами, анекдотами и мелкими подношениями. Имейте в виду!
Семья. В пустыне
Свадьба в Уре
Утро уже шумело людскими голосами во дворе, «У плеском воды, разливаемой по кувшинам, тявканьем щенков и гоготаньем гусей, а девочка еще сладко спала в своей кровати с резными львиными лапами и не собиралась просыпаться. Однако жизнь полна неожиданностей. Взлетела занавеска, закрывающая дверной проем, и в спальню стремительно зашли две женщины. Одна наклонилась над кроватью и потрясла девочку за плечо, говоря:
– Вставай, вставай Саррайя! Отец зовет.
Другая торопливо застегивала на шее у хозяйки тяжелое ожерелье и завязывала ремешки сандалий, стараясь не мешать госпоже и не попадаться ей под руку.
Девочка неохотно открыла глаза, спросила:
– И меня? Так рано? А что случилось?
Мать только сжала губы, и Саррайя поняла, что следует молча повиноваться. Она поднялась с постели, приподняла крышку сундука и стала искать в нем подобающее платье. Служанка по знаку хозяйки принялась укладывать черные блестящие волосы девочки, пока мать выбирала украшения и вдевала ей в уши длинные драгоценные серьги. Другая служанка, поспешно вбежав, начала прилаживать складки платья, закалывая булавками кайму.
Наконец мать с дочерью были одеты, брови у обеих насурьмлены, и губы подкрашены ароматными кремами: у матери – цвета корицы, у дочери – алым. Они спустились по широкой лестнице во двор, а оттуда, сопровождаемые небольшой свитой служанок, на улицу и торопливо прошли до узорных ворот следующего дома, охраняемых парой каменных львов.
Фарра ждал их в большом зале, освещенном утренним солнцем, проникавшим через широкое окно в потолке. У ног его расположилась на подушке старшая жена, на сундуках и лежанках сидели ее сыновья и дочери.
– Рад тебя видеть, Лина! – Фарра встал, поцеловал церемонно вторую жену и усадил ее на кушетку. Потом обернулся к Саррайе, расцеловал ее в обе щеки, чуть отодвинул от себя, взяв за плечи, и удовлетворенно сказал: – Настоящая красавица! Сколько тебе? Уже пятнадцать? Я нашел для тебя мужа, дитя мое! Молодого, богатого, красивого, прекрасно воспитанного и наследующего лучшей семье в Уре. Вот твой жених.
Саррайя ахнула, увидев, на кого показывает отец.
– Что, не нравится? – усмехнулся Фарра.
– Нравится, конечно, – зарделась девушка. – Авраам красив и любезен. Но он сын моего отца… это ничего?
– Это отлично, – заверил старик. – Матери ваши не в родстве. Всю их родословную я знаю до шестого колена. Ты получаешь надежного мужа, главу рода после моей смерти. А он прекрасную жену. Кроткую и невинную. Нас не обманут с приданым и не унизят неподобающим родством. И дети ваши будут многочисленны, красивы и здоровы. Готовьтесь к церемониям. Сыграем свадьбу со всей роскошью, какую требует этот мерзкий город, погрязший в богатстве, лени, грехе и слабоумии. А после – все это еще надлежит тщательно обдумать, – после, если наш Бог поможет, мы уйдем со своими слугами и стадами. Построим новый город, породим новый народ, придумаем новый закон и напишем новую Книгу. И Бог, увидев, что на нас нет греха, пошлет нашим потомкам мир и покой.
Жены и дети заулыбались, а слуги, подивившись странным речам господина, поклонились ему до земли.
Новые соседи
Рассвет только начинался, можно было еще немного поспать, но Ашеру разбудил шум. Как будто гнали стадо и пастухи громко переговаривались. Она скинула козью шкуру, тихонечко отстранилась от мужа, чуть-чуть сдвинула мешок, прикрывающий вход, и выскользнула наружу – ей не приснилось: чужие люди пришли неизвестно откуда. Она не видела чужих больше года, с тех пор как отец отдал ее замуж.
Пришельцев было много. Она испугалась, что они прогонят семью Ашеры от финиковой рощи и колодца, но они разгружали верблюдов на другом краю оазиса. Она заскочила к Ноле – старшей жене. Нола болела, без помощи ходить не могла, но была добра к Ашере и от мужа требовала, чтобы он не бил ее, когда та была неловка в работе. Нола тоже проснулась и прислушивалась. Они выбрались из шатра. Стояли обнявшись – Ноле нужна была поддержка. Смотрели, что делают незнакомцы. Подошел и Дагон. Не решаясь приблизиться к чужакам, смотрел вместе со своими женами.
Несколько мужчин стали наскоро сооружать загон для скота из жердей, которые привезли с собой, двое разбивали шатер. Закончив, соорудили на скорую руку большой шалаш, натаскали воды из колодца, закрыли коз и овец в загон и ушли в свои жилища отдыхать. Ясно: всю ночь шли, спасаясь от солнца, а теперь заснули. Верблюды паслись неподалеку. Кажется, они тут обосновались надолго. Если люди хорошие, то не страшно – колодец в оазисе глубокий, обильный. И колючек в пустыне хватит для обоих стад. И с соседями не так опасно – лев из пустыни не придет в обжитое место.
К полудню, когда Ашера кончила лущить чечевицу и поставила на огонь кашу, в стане пришельцев зашевелились. Из шатра вышли мужчина и три женщины, из шалаша – шестеро мужчин и подросток. Все они занялись хозяйственными хлопотами: женщины собрали несколько плоских камней и соорудили очаг.
Остроглазая Ашера хлопотала по хозяйству, но все время следила за тем, что делают новые соседи. Когда у нее были готовы лепешки, она кликнула мужа, они вдвоем вывели из шатра Нолу и сели под деревом обедать. Варево было разлито по плошкам, а лепешки служили и ложками, и хлебом. Несколько минут ели в молчании. Женщины нетерпеливо ждали, пока их господин заговорит. Наконец он утолил первый голод.
– Как быть с этими? – озабоченно спросил Дагон.
– Тут и думать нечего, – ответила Нола. – Они сильнее нас, значит, надо искать их покровительства. Я почти закончила плести корзинку. Ашера положит в нее фиников, что остались с прошлого года, и отнесет скромным подарком от соседей. И пусть пригласит хозяина навестить нас вечером. А если соблаговолит, то и с женами.
Ашера готова была рассмеяться от радости и расцеловать Нолу, но вспомнила, что уже не девчонка, а жена и вести себя должна подобающе. Она склонила голову и закрыла глаза в знак того, что поняла и повинуется приказу мужа. Дагон же поднялся со своего места, подошел к Ноле, обнял ее, наклонившись, и прошептал:
– Ты не только мудра, но все еще красива, возлюбленная моя! Эту ночь я проведу в твоем шатре.
После обеда Дагон смочил головную повязку и ушел к стаду, которое паслось, разбредаясь без присмотра, а Нола вручила Ашере красивую соломенную корзиночку. Ашера наполнила ее финиками, истощив почти весь запас, вымыла лицо и руки и, стараясь не бежать, отправилась к женщинам, хлопочущим у огня. Вернулась она с новорожденным козленком – щедрым подарком богатых соседей. Пока Нола, сидя в тени, гладила шелковистую шкурку козленка, Ашера рассказывала взахлеб:
– Госпожа такая красивая! У нее серьги, какие и описать словами нельзя, и браслеты на руках звенят, и хлеб она замешивала из пшеничной муки. Детей у нее нет; и другие женщины не наложницы господина: одна – почти старуха, а другая – некрасивая и хромая. Они все смотрели на мой живот и желали мне благополучно родить – такие приветливые! Язык их я понимаю. Пришли из Харрана. У господина рубашка беленого холста и с полосой огненного цвета. И серьга в ухе. Слуги его – все родичи. У них и верблюды, и овец много, и коз не сочтешь. Сегодня они не придут, но в другой день наверное… Он молодой, но служанка мне шепнула, что ему семьдесят лет.
Солнце клонилось к закату. Дагон вернулся со стадом, загнал скот в маленький овражек, служивший загоном, и загородил вход стволом пальмы – единственной, которую они срубили, когда пришли на это место год назад. Туда же отправили нового козленка – какая-нибудь матка накормит… Они поужинали остатком лепешек с сыром, запили водой. Но прежде чем Дагон увел Нолу в ее шатер, Ашера, не выдержав, спросила у старшей жены:
– Вот объясни мне: как так? У него и зубы белые, и в бороде ни седого волоска, а нашему мужу в отцы годится.
– Да нет, – рассмеялась Нола. – Семьдесят лет – это значит, что он главный в своем роду. То есть над ним нет старшего. Он патриарх.
– Какая ты мудрая! – искренне и не в первый раз восхитилась младшая.
Дагон и Нола зашли в шатер, но Ашере все еще нестерпимо хотелось обсуждать события волнующего дня. Хотелось рассказать, что ее напоили верблюжьим молоком и в шатре у богача за открытым пологом виднелись цветные подушки. Она не посмела болтать о пустяках, когда супруг ее вошел к старшей жене, но и молчать не могла.
– А зовут их Авраам и Сарра, – сказала она негромко.
– Спи уже! – отозвался муж, но в голосе его не было строгости.
Они с Нолой о чем-то шептались и смеялись. Ашере не хотелось оставаться одной. Она вынесла свою кошму и козью шкуру и устроилась возле шатра так, чтобы слышать их голоса и звуки священного соединения мужа с женой. Конечно, Дагон любит Нолу куда больше. Зато у Ашеры будут сыновья, и старший из них уже толкается в ее животе, на зависть всем женщинам вокруг. С этой мыслью она заснула и улыбалась во сне до рассвета.
Дочери Лота
Авраам вернулся к своим шатрам перед самым заходом солнца. Отроки, следовавшие за ним на ослах, уже давно беспокоились: кто ж готов остаться в пустыне без приюта во мраке ночи? Но господин их на любимом верблюде следовал по делам, навещая свои стада и оазисы с маленькими базарами, где покупал на серебро то, чего не было в его становище: благовония, цветную тесьму, изюм. Он, лучше всех на свете знавший пустыню, вернулся утомленным, исчерпав все светлое время дня, и верблюд его, знаменитый иноходец, сам склонил колени у колодца. Пока отроки снимали с верблюда войлочную подстилку, девочка, нетерпеливо ждущая у колодца, подала господину напиться и торопливо сообщила, что госпожа получила важные новости и просит сразу же пожаловать в ее шатер.