«Не смей! – завопила Агарь. – Это дар моего и твоего господина».
«Я позволила тебе спать с ним, чтобы ты рожала сыновей, – крикнула Сарра. – А ты когда в последний раз родила?»
«А ты вообще старуха, – презрительно ответила Агарь. – Я стираю твою одежду. У тебя уже вовсе нет месячных кровей».
Тут мать моя вцепилась ногтями в лицо служанке и закричала: «У меня нет кровей, потому что я беременна!» Агарь взвыла от боли и ярости и толкнула Сарру двумя руками что есть сил. Мать ударилась о центральный столб шатра и упала без чувств. Я плакал. Слуги скрутили обезумевшую служанку и отнесли к ней в палатку, связанную по рукам и ногам и с кровоточащими щеками. А мать мою уложили на ее ложе. В тот же день попозже мама стала жаловаться на боли в животе и стонать. Послали на пастбище разыскать отца. Когда он пришел, у Сарры между ног была лужа крови и она рыдала так, что у каждого сердце разрывалось.
Недоношенное дитя было великим горем для Авраама. Он не знал, что жена в тягости, но мечтал об этом день и ночь. Отец не пожелал видеть преступную рабыню. Велел дать ей и мальчишке по меху с водой, лепешек, сколько смогут унести, и прогнать их прочь, предупредив, что если их увидят у наших оазисов и дальних колодцев, то убьют без жалости…
Рассказ был страшный, но дети заснули, не дослушав, потому что за ужином им дали вина с медом в честь праздника. А Ревекка слушала, раскрыв большие черные глаза. Супруг никогда прежде не рассказывал ей этих подробностей. Она прикрыла детей одеялом и села рядом с мужем.
– А дальше? – спросила Ревекка, видя, что Исаак хочет сказать что-то еще.
– Ничего особенного, – пробормотал он. – Мой приятель по играм, сын пастуха Эльдад, рассказал потом, что Сарра увидела его со своего ложа через открытый полог шатра, окликнула и приказала принести ей новорожденного козленка и острый нож. Может быть, он ошибся и это было в другой день. Теперь уже нельзя узнать, чья кровь испортила мех на материнской постели и какое мясо булькало в котле перед вечерней трапезой.
Агарь в пустыне
Женщина с подростком торопились на юг. На севере лежала земля, куда они не смели ступить – там их ожидала смерть. Спешили, как могли. Надо было найти колодец, или оазис, или какое-нибудь человеческое жилье, пока не кончилась вода. Но они не успели. Последний глоток из второго меха был допит, а каменистая пустыня простиралась до горизонта. Женщина была в отчаянии. Однако отцу мальчика было суждено стать прародителем многих народов. Поэтому еще до полудня отрок увидел с холма караван, и они поняли, что Бог их не оставил.
Сначала они побежали вниз наперерез, надеясь добраться до караванной тропы, пока последний верблюд не ушел вперед. Потом Агарь поняла, что они не успеют. Она сняла с Ишмаэля всю поклажу и велела ему бежать изо всех сил. А сама, не торопясь, потащила оба мешка в ту же сторону, куда побежал сын. Верблюды двигаются медленно, но неустанно. Им не надо останавливаться, чтобы перевести дух. Но и юноша семнадцати лет, не имевший во рту ни капли воды со вчерашнего вечера, но спасающий две жизни, бежал, как олень. Он бы не успел, но люди каравана увидели движущееся черное пятно на светлом склоне и, затрубив в рог, остановили впереди идущих. Он упал в двадцати локтях от погонщика, и тот, не торопясь, подошел и протянул лежащему небольшую флягу с водой. Маленькую выдолбленную тыкву, в которой плескалась теплая и противная на вкус жизнь. Подошел хозяин каравана. Выслушал молча. Согласился подождать женщину и даже выслал ей навстречу погонщика. Они появились, когда край тени от скалы, отмеченный нетерпеливым караванщиком царапиной на земле, сдвинулся на целую ступню. Женщина казалась старухой, была грязна и измождена. Ей тоже дали напиться.
– Ты хочешь добраться с нами до жилья? – спросил караванщик. – Я готов. Продай мне своего мальчика, и вы оба всю дорогу не будете знать голода и жажды. А потом ты останешься у оазиса, а он пойдет со мной в Египет. Я добрый хозяин. Моим слугам живется хорошо.
Она глотнула еще из фляги и ответила твердо по-египетски:
– Нет. Он останется со мной. Я дам тебе плату.
В ладони она сжимала длинную золотую серьгу с прозрачным синим камнем. Купец взял драгоценность. Рассмотрел:
– Этого хватит, чтобы я кормил вас обоих тридцать дней. Если за месяц мы не доберемся до жилья, ты должна будешь мне заплатить еще. И помни: я мог бы отобрать у тебя все, что у вас есть, и убить обоих. Но я справедливый человек и боюсь богов.
– Я знаю, что ты не убийца, – ответила Агарь. – Мой Бог ведет меня и охраняет. Мы доберемся раньше, и ты отдашь мне обещанную нам еду за оставшиеся дни.
Хозяин покачал головой, удивляясь ее бестрепетной уверенности и мастерству торга, и согласился. Один из погонщиков спешился, и Агарь села в верблюжье седло. Ишмаэлю дали мула.
Через семнадцать дней они подошли к пальмовой роще, где журчал родник и стояло с полдюжины шатров. Верблюд Агари опустился на колени по знаку погонщика, и она спустилась на землю. Ишмаэль взял их поклажу, а Агарь – мешочки с мукой, чечевицей и финиками – то, что им полагалось на двоих на тринадцать дней. Мальчик низко поклонился, она кивнула, и караван двинулся своим путем, а Агарь и Ишмаэль, не оглядываясь, пошли к шатрам. У родника они напились и умыли лица. Потом Агарь велела сыну отвернуться и переоделась в чистый хитон, а на голову набросила алое шелковое покрывало с золотой вышивкой – подарок Авраама.
Когда хозяин со стадом и несколькими родичами-пастухами вернулся с пастбища, у шатра его ждала женщина в расцвете сил и красоты, а при ней ладный юноша. С такой он бы не осмелился даже заговорить, не стой она у входа в его шатры.
– Войдите в мой дом, освежитесь, – предложил он, как требует закон.
– Спасибо, – сказала она. – Господин мой женат?
– Да, конечно, – ответил удивленный хозяин. – Мое имя Ханох. Жена моя в шатре. Она больна и не встает с постели. И у меня нет служанки, чтобы ходить за ней и готовить мне пищу.
– Возьми меня второй женой, господин! – попросила Агарь. – Мне не надо выкупа, и я буду ходить за госпожой и покорствовать ей, как подобает младшей жене. А сын мой пусть работает на тебя, как делал бы твой сын. И я рожу тебе еще сыновей и дочерей, ибо я молода.
Так счастливый случай привел к Ханоху двух здоровых работящих людей. А вместе с ними и благословение Господне. От Агари родились только три дочери. Сыновей, помимо Ишмаэля, у нее не было. Но с тех пор стадо Ханоха не знало падежа, а хозяйство – убытка. Агарь говорила, куда двинуться с овцами, где засеять чечевицу и когда перейти на новое становище. Через год они смогли дать двадцать овец за жену Ишмаэля. А когда он брал четвертую жену через двадцать лет, в окрестных племенах считали за честь породниться с общиной Ханоха. Его хамула[19] была богата людьми и скотом, отражала бестрепетно набеги грабителей и пользовалась покровительством Небес. Старик умер, благословив Ишмаэля остаться патриархом рода. Он и вправду был отцом шестнадцати сыновей и восьми дочерей. А внуков у него было так много, что даже Агарь не помнила всех по именам. Но все его потомки знали, что происходят от великого вождя Авраама. И родом они из Аравы[20]. Отчего племя носило имя Аравийя, а земля, в которую они пришли и которую обжили, стала зваться всеми народами Аравией.
Чечевичная похлебка
Зимой в шатрах холодно. Несмотря на то что внутри горит жаровня и козьи шкуры нашиты в местах стыков полотнищ и уложены валиком у входа, сырой зимний ветер не щадит старика. Даже если он получил благословение Господа от отца своего и сам уже патриарх и отец всего рода.
Ревекка вошла в шатер к мужу без колебаний. Обычай защищает мужчину от непрошеного вторжения жен. Он сам приходит к ним, когда хочет… Но Исаак никогда не имел другой жены и с рабынями не ложился по крайней мере с тех пор, как Элиезер привез ему невесту из самого Харрана.
Ревекка была единственной госпожой и даже представить не могла, что когда-нибудь Исаак будет ей не рад. Тем более в холодные зимние вечера, когда болит голова, ноет старая рана, полученная в схватке в долине Герар, и ломит усталую спину. Он был рад ей, и ее теплые руки быстро прошлись по его шее и скованным плечам, легко залезли под многослойные одежды и то потирали больные места, то приятно скользили по коже, так что в нем проснулось желание, и он овладел женой, данной ему от Бога. Потом, согревшиеся и довольные, они лежали под меховым одеялом и говорили о домашних делах.
– Пора Иакову найти жену, – сказал Исаак. – Трудно мужчине жить в чистоте, не имея жены.
– Здешнюю замарашку? – спросила Ревекка. – Да ни за что на свете. Пусть привезут ему одну из дочерей моего брата Лавана или другую девицу из нашего племени.
– Теперь зима – не время блуждать по пустыне. Да и сколько месяцев займет это дело! – отмахнулся Исаак. – И еще неизвестно, приглянется ли ему девушка… Пусть посмотрит на здешних, как Эсав.
– Как ты можешь говорить такое! – возмутилась Ревекка. – Они меня до слез доводят, эти две дерзкие хеттеянки. Вчера я Нару отодрала за косы, а Силпу отхлестала по щекам. И что ты думаешь? Они повинились? Попросили прощения? Ничуть не бывало – обе повернулись и убежали, не поклонившись мне, их свекрови.
– А по-моему, нормальные телушки, – пожал плечами Исаак. – Их дело – детишек рожать. На вид они вполне задастые. А у Нары и спереди все как надо. За что ты их?
– Ты так? – Ревекка задохнулась от возмущения. – Я больше ничем тебе не служила, кроме детей? – закричала она, распаляясь все больше и больше. – За всю нашу жизнь, кроме одних ужасных родов, я ничего не сделала? Я не стряпала тебе любимое? Не лечила твои болезни и раны? Не растила твоих сыновей? Не следила за всем хозяйством? Не скребла шкуры, на которых ты почиваешь? Не ткала полотна, из которых сшиты твои одежды? Не работала день-деньской сорок лет? Не поклонялась твоему Богу?