Разумеется, иногда он читал лекции и в Лондонском университете. Они предназначались не для студентов-историков, а для любознательных и образованных людей других специальностей. Томас Лонгман любил его лекции. На первые он приходил один, а когда Роберт отточил свое мастерство, привел дочь и невестку. Лестер мог участвовать в беседе, но прослушать по губам целую часовую лекцию ему, конечно, было трудно. А Элизабет пошла и очень заинтересовалась предметом. Через несколько лет она привела на такую лекцию и шестнадцатилетнюю Мадлен. Закончив первый час, прежде чем объявить перерыв, Роберт предложил задавать вопросы. Приятного вида молодой человек, тонкий и невысокий ростом, спросил, как следует понимать шестьдесят восьмую суру Корана. Неожиданно он прочел ее по-арабски, и Кавендиш подивился чистому выговору. Он объяснил, как в традиции толкуют слова «Клянусь письменной тростью и тем, что они пишут». Публика ушла на перерыв, а Кавендиш остался потолковать со студентом. Оказалось, что юноша вовсе не араб, а француз из Страсбурга, изучающий в Лондоне медицину. На вопрос Кавендиша он ответил, что изучил арабский, чтобы читать медицинские трактаты Ибн Маймуна, великого врача, философа и теолога. Элизабет и Мадлен тоже не вышли из лекционного зала – обе были заинтригованы необыкновенным молодым человеком, который отрекомендовался Давидом Айнгорном, студентом-медиком второго года обучения. Беседа между двумя мужчинами и двумя дамами оказалась столь увлекательной, что они и не заметили, как закончился перерыв и колокольчик призвал занимающих свои места к тишине. Элизабет, однако, успела пригласить замечательного юношу бывать у них по вторникам, когда Лонгманы принимали, и он горячо поблагодарил и обещал нанести визит уже на ближайшей неделе. С этого началась многолетняя история дружбы между Давидом и всем семейством Лонгманов.
Очень скоро он стал еженедельно обедать у них. Вторничные застольные беседы необыкновенно оживились. Хотя Лестеру было трудновато следить за речами жующих, но темы были настолько живыми, увлекательными или смешными, что еда отступила на задний план. С французской непосредственностью Давид обсуждал за обедом, да еще в присутствии юной девушки, новые взгляды на причины болезней, теорию Мальтуса, кольца каменных глыб, вращающихся вокруг Сатурна, запрет в некоторых американских штатах выдавать детям в библиотеках чудесную книгу великого Марка Твена «Приключения Гекльберри Финна» и французскую поэзию, которая, даже по мнению свободолюбивого господина Айнгорна, позволяла себе слишком много. Постепенно Мадлен стала участвовать в этих беседах, преодолевая естественную робость школьницы, только что допущенной к взрослым разговорам.
Обычно Давид оставлял какую-нибудь книгу, которую находил полезной и интересной для Мадлен. Элизабет или Лестер прочитывали ее первыми. И не было случая, чтобы книга оказалась неподходящей для барышни, хотя оба отдавали себе отчет, что ее сверстницы в соседних домах такого не читали и, пожалуй, даже вообразить не могли.
Глава 3. Финнеган
После свадебного путешествия Марта и Джеймс вернулись в свою квартиру. Они были вполне довольны друг другом. Джеймс ценил свою молодую жену – у нее была чудесная осанка и прекрасный цвет лица. Большой рот не портил ее, потому что лицо было подвижно, она охотно улыбалась. Достаточно было самой малости: легкой шутки, понятного им обоим намека, мелкой домашней любезности, – и на лице Марты расцветала праздничная улыбка. Манеры ее были безупречны. К тому же она была сведуща в литературе, играла на пианино и знала французский и итальянский. Джеймс ввел жену в высшее общество юридической элиты Лондона, нисколько не опасаясь, что она не будет там принята.
И Марта очень ценила мужа. Он рассказывал ей о долгих годах обучения в университете, потом как с трудом уговорил опытного барристера мистера Дернби взять его в свою контору на обязательную годичную практику. О характере мистера Дернби и его упакованных в юридические формулировки критических высказываниях в адрес стажера Джеймс рассказывал с замечательным юмором, но Марта понимала, что этот год был сопряжен с унизительной зависимостью и тяжелой работой. Однако в конце его мистер Дернби все же написал рекомендательное письмо, необходимое для поступления в школу барристеров. Возможно, в этом сыграла свою роль миссис Дернби.
Контора барристера Дернби находилась в его же доме, и обедали стажеры за семейным столом вместе с хозяевами. С одной стороны, это сокращало расходы, но с другой – позволяло мистеру Дернби упражняться в своих сарказмах в адрес учеников и во время ланча. Однако подготовка, которую получил Джеймс за этот год, была великолепной, что по достоинству оценили в Лондонской школе барристеров, куда он поступил, блестяще пройдя вступительное испытание.
Обучение в школе барристеров стоило Финнегану почти всего наследства, полученного после кончины отца в Эдинбурге. Блестящее знание законов, прецедентов их использования и философии права привлекло внимание ректора школы, и он дал Финнегану рекомендацию в свой инн[28]. В то время Джеймс Финнеган был самым молодым барристером Англии. Ко времени женитьбы он состоял членом Грейс-Инн уже шесть лет. Работа поглощала уйму времени. Так что, воротившись из свадебного путешествия, он стал редким гостем в своем доме. Марта родила ему двух сыновей. Он был снисходительным и любящим отцом, но работа в конторе, выступления в суде, корпоративные обязанности и клуб оставляли ему не более часа-полутора в сутки для общения с женой и детьми.
Марта занималась хозяйством, воспитывала мальчиков, ездила к брату и частенько принимала его и тетю Алису у себя дома. Роберт по-прежнему любил и ценил сестру, и, зная его снисходительность, Марта однажды решила показать ему написанный ею рассказ. Роберту рассказ очень понравился. Он горячо похвалил легкость слога, искренность суждений и занятность сюжета и посоветовал отправить его в литературное приложение газеты Sunday Times.
Шли годы. Марта Финнеган писала рассказы, и их охотно печатали в воскресных приложениях нескольких газет. Разумеется, она пользовалась псевдонимом. Муж знал о ее маленьком развлечении и совершенно им не интересовался. Но, конечно, оскорбился бы, появись его фамилия в газете, продававшейся на каждом углу за пять пенсов. Джеймс был высокооплачиваемым юристом. Он много работал и обеспечивал семье полный достаток. Поэтому Марта была избавлена от обременительных забот по хозяйству, и оба ее сына учились в Итоне. Однако небольшие деньги, которые она получала за рассказы, приносили ей удовольствие, поскольку были неподотчетными. И хотя барристер Финнеган не был скуп в полном смысле этого слова, он был дотошен и, проверяя счета, никогда не упускал случая уточнить, что купила его супруга для себя или для дома, и высказать свое мнение по поводу этих покупок.
Однако, конечно, не деньги были главным стимулом для Мартиных рассказов. Раз попробовав, она получала огромное удовольствие от того, как ладно слова укладываются на бумагу. Персонажи поднимались из фраз, как объемные картинки в книгах для детей. Марта с тревогой и восторгом следила за тем, как остроумно отвечает Дженни Смит на довольно дерзкое замечание Роберта Стоуна. Она не ожидала от своей героини такого задора, но была им очень довольна. Рассказы ее были коротенькими, прочитывались залпом и всегда вызывали у читательниц (а читали их преимущественно женщины) улыбку, или слезы, или, по крайней мере, желание съездить к подруге и поговорить с ней о прочитанном.
Обыкновенно сюжеты были романтическими, но иногда Марта писала о детях, или же события происходили в экзотических странах, иногда даже в эпоху Спасителя. В рассказах не упоминались ученики и апостолы, но читателей волновали взаимоотношения мельника из Капернаума с дочерью булочника из Каны Галилейской.
Однажды Марта получила письмо от незнакомого ей мистера Томаса Лонгмана с просьбой принять его в удобное для дамы время. К письму прилагалась визитная карточка, свидетельствующая о том, что мистер Лонгман – хозяин лондонского издательства. Марта ответила приглашением на чай в ближайший четверг. Чаепитие оказалось необыкновенно приятным. Очаровательный пожилой джентльмен был так внимателен, что Марта расцвела и помолодела. Они говорили о ее рассказах, об общих знакомых, о политике и юриспруденции, о детях и об экономическом расцвете Британской империи. Мистер Лонгман с интересом выслушивал слова миссис Финнеган, и она, чуткая к интонациям, уловила, что это не просто вежливость, а неподдельное уважение к ее мнению. Под конец чаепития мистер Лонгман признался, что его жена и дочь очень хвалили рассказы, напечатанные в Sunday Times. Он сам ознакомился с ними и нашел их профессиональными и занимательными. Тогда, пользуясь дружеским знакомством с редактором, он выманил у него истинное имя автора и позволил себе нанести визит, рассчитывая уговорить миссис Финнеган напечатать в его издательстве сборник рассказов. Марта подписала договор, не прочитав его.
Через три месяца у нее была готова книга коротких рассказов: об адвокатах, их клиентах, женах и любовницах, об интригах в судебных иннах и триумфальных победах начинающего барристера в Королевском суде.
Мистер Лонгман принял ее рукопись и выдал ей чек на шестьсот фунтов. Марта подивилась, что он платит нешуточные деньги, даже не прочитав книгу.
– Но ведь и вы не прочитали наш договор, дорогая миссис Финнеган, – ответил издатель. – А там написано, что я покупаю рукопись за эту сумму. Если она окажется плоха, я потеряю шестьсот фунтов. А если хороша, вся прибыль от всех ее переизданий принадлежит мне. Признаться, я люблю азартные игры.
Разумеется, все было правдой – мистер Лонгман никогда не лгал. Однако он, случалось, не договаривал. В данном случае он не упомянул о том, что рассказы Марты хвалил его друг и самый успешный автор Роберт Кавендиш. И что он обещал покрыть убытки в случае, если первая книга его сестры не будет иметь финансового успеха. Однако книга была раскуплена очень быстро, и Лонгман прикидывал, не следует ли издать ее через пару лет вторым изданием.