ти от пневмонии в начале XIV века составляет, согласно расчетам, лишь семьдесят два процента. Надеюсь, священник придет поскорее — пусть скажет, где переброска, и подержит меня за руку.
Глава тринадцатая
Пока Мэри выясняла у Колина, как ему удалось пробраться за оцепление, госпитализировали еще двоих — оба студенты.
— Да раз плюнуть! — отмахнулся Колин. — Кордон работает на выход, а не на вход — всех впускать, никого не выпускать. — Он уже готов был поделиться подробностями, но тут пришла дежурная из регистратуры.
Мэри попросила Дануорти сходить с ней в приемный покой, посмотреть, не узнает ли он кого из вновь поступивших.
— А ты сиди здесь, — велела она Колину. — Ты и так достаточно натворил для одного вечера.
Никого из новеньких Дануорти не узнал, но это не имело значения. Оба больных были в сознании и здравом уме и уже диктовали дежурному врачу фамилии всех своих контактов, когда пришли Дануорти и Мэри. Профессор посмотрел на обоих студентов по очереди и покачал головой.
— Возможно, они из толпы прохожих на Хай-стрит, сложно сказать.
— Ничего, — утешила Мэри. — Хочешь, иди домой.
— Я думал досидеть уж тут до анализа крови.
— Анализ ведь только в… — Мэри глянула на часы. — Боже мой, уже седьмой час!
— Тогда я пойду поднимусь к Бадри.
Бадри спал, и сестра попросила его не будить.
— Конечно, не буду, — кивнул Дануорти и спустился в комнату ожидания.
Посреди нее сидел по-турецки Колин, роясь в своей сумке.
— А где бабушка Мэри? Кажется, я ее слегка напрягаю своим приездом?
— Она думала, что ты благополучно вернулся в Лондон. Твоя мама сказала ей, что поезд остановили в Бартоне.
— Так и было. Всех высадили и пересадили на обратный поезд до Лондона.
— А ты потерялся при пересадке?
— Нет! Я как услышал разговоры про карантин, про страшную болезнь, про то, что все умрут… — Он не договорил, усиленно роясь в сумке, что-то доставая и перекладывая — кассеты, карманный визик, пару ободранных грязных кроссовок. Истинный внук своей бабушки. — А мне, получается, торчать с этим Эриком и пропустить все самое интересное?
— С Эриком?
— Ну, с этим маминым. — Колин извлек из недр сумки огромный красный леденец и, сняв с него несколько прилипших ворсинок, сунул в рот. Щека раздулась, как от флюса. — Самый некрозный тип на свете, — сказал он, перекатывая леденец языком. — В Кенте живет, у него дома скука смертная.
— И ты сошел с поезда в Бартоне. А потом как? Пешком до Оксфорда?
Колин вытащил изо рта леденец — тот уже успел из красного превратиться в зеленовато-синий с разводами, — осмотрел его критически со всех сторон и сунул обратно в рот.
— Нет, конечно. Далековато там пешком топать от Бартона до Оксфорда. Взял такси.
— Да, действительно.
— Я сказал таксисту, что пишу заметку о карантине для школьной газеты и хочу снять кордон на визик. Визик у меня с собой, так что вполне логично. — Продемонстрировав карманный планшетик, мальчишка запихнул его обратно в сумку и продолжил раскопки.
— И он тебе поверил?
— Вроде бы. Спросил, из какой я школы. Я типа обиделся: «Что, разве так не видно?» Он предположил, что из Сент-Эдвардса, и я сказал: «Конечно!» Наверное, поверил. До оцепления ведь довез.
«И я еще беспокоился, что будет делать Киврин, если не появится добрый путник…» — усмехнулся про себя Дануорти.
— А дальше как? Повторил тот же спектакль перед полицией?
Колин вытащил зеленый шерстяной джемпер, скатал валиком и уложил поверх раскрытой сумки.
— Нет. Я подумал и решил, что легенда хромает. То есть что там снимать-то, если пораскинуть мозгами? Не пожар ведь. Поэтому я двинулся прямо к охраннику, как будто хочу у него узнать насчет карантина, а потом в последнюю минуту отскочил в сторону и нырнул под шлагбаум.
— И они за тобой не погнались?
— Погнались, конечно. Но их хватило всего на пару улиц. Им ведь главное не выпускать, а если внутрь, то и ладно. Потом я прошел немного пешком, пока не увидел знакомое название улицы.
Про такую мелочь, как непрерывный проливной дождь, Колин даже не заикнулся, а складного зонта среди попеременно извлекаемых из сумки вещей не наблюдалось.
— Самое трудное было отыскать бабушку Мэри. — Мальчик улегся головой на сумку. — Сперва я заглянул к ней домой — там никого. Тогда я подумал, может, она еще дожидается меня на станции, но станцию закрыли. — Он сел, уложил джемпер поудобнее и улегся снова. — А потом до меня дошло — она же врач. Значит, должна быть в лечебнице.
Колин опять сел, утрамбовал сумку по-другому, лег и закрыл глаза. Дануорти откинулся на спинку неудобного кресла, завидуя молодежи. Вот Колин, лег и заснул, ничуть не напуганный и не растревоженный пережитыми приключениями. А ведь прошел пешком глухой ночью под зимним ледяным дождем через весь Оксфорд — или снова ловил такси, или, может, вытащил складной велосипед из своей необъятной сумки — и теперь спит как ни в чем не бывало.
Киврин правильно говорила. Не увидит деревню в предполагаемом месте, значит, пойдет ее искать, или возьмет такси, или уляжется спать безмятежным сном, прикорнув на свернутом под головой плаще.
Появилась Мэри.
— Оба ходили позавчера вечером на танцы в Хедингтон, — сказала она, понижая голос при виде спящего Колина.
— Бадри тоже там был, — прошептал в ответ Дануорти.
— Знаю. Одна из студенток с ним танцевала. Они там пробыли с девяти до двух, что дает нам от двадцати пяти до тридцати часов — как раз в рамках сорокавосьмичасового инкубационного периода, если они заразились от Бадри.
— А ты думаешь, не от него?
— Я думаю, скорее, все трое заразились от кого-то еще — только Бадри, возможно, виделся с ним чуть раньше в тот же вечер, а остальные позже.
— Переносчик?
Мэри отрицательно покачала головой.
— Человек обычно переносит миксовирус, только заразившись сам, но больной мог либо не обращать внимания на симптомы, либо они проявились в легкой форме.
Дануорти вспомнил, как Бадри повалился на терминал. Как, интересно, можно не обращать внимания на такие симптомы?
— А если, — продолжала Мэри, — этот человек к тому же был четыре дня назад в Южной Каролине…
— Тогда вот она связь с американским вирусом.
— И тебе больше не надо волноваться за Киврин. Она-то не ходила на танцы в Хедингтон. Хотя, конечно, на самом деле до истинного источника может оказаться еще несколько звеньев.
Да уж, несколько звеньев, которые не обратились в больницу и даже не вызывали врача. Несколько звеньев, которые все как один «не обращали внимания на симптомы».
Мэри, судя по нахмуренному лбу, рассуждала так же.
— А твои звонари, они когда в Англию прибыли?
— Не знаю. Но в Оксфорд они попали только сегодня днем, когда Бадри уже сидел за терминалом сети.
— Все равно выясни. Когда прилетели, куда заезжали, не заболел ли у них кто. Может, у кого-то из участниц родственники в Оксфорде и она приехала пораньше. У тебя в колледже студентов-американцев нет?
— Нет. Монтойя американка.
— Про нее-то я и не подумала, — озадачилась Мэри. — Сколько она уже здесь?
— С начала семестра. Но, может, к ней кто-нибудь из Америки прилетал.
— Вот придет на анализ крови, я у нее спрошу, — решила Мэри. — А ты разузнай у Бадри на предмет знакомых американцев или студентов, которые ездили в Штаты по обмену.
— Он спит.
— Тебе бы тоже не помешало. Я не имею в виду прямо сейчас расспрашивать. — Мэри похлопала Дануорти по руке. — И анализа не обязательно ждать ровно до семи. Сейчас кого-нибудь пришлю, чтобы у тебя взяли кровь и померили давление, и отправляйся домой. — Перевернув запястье Дануорти, она взглянула на датчик температуры. — Озноб есть?
— Нет.
— Головная боль?
— Да.
— Это от усталости.
Ее взгляд упал на растянувшегося посреди комнаты Колина.
— Его тоже надо на анализ — по крайней мере пока мы не будем знать доподлинно, что инфекция воздушно-капельная.
Рот у Колина приоткрылся, но леденец крепко сидел за щекой. «Подавится еще во сне», — встревожился Дануорти.
— А с твоим племянником что делать? Хочешь, возьму его к себе в Баллиол?
— Возьмешь, правда? Вот спасибо! — обрадовалась Мэри. — Не хочется его на тебя вешать, но пока мы тут все не наладим, до дома вряд ли доберусь. — Она вздохнула. — Бедный мальчик. Праздники насмарку, Рождество испорчено.
— Подозреваю, что с точностью до наоборот.
— В общем, спасибо тебе! Сейчас кого-нибудь пришлю взять анализы.
Она ушла. Колин тут же вскочил.
— Какие анализы? Я, значит, тоже мог заразиться?
— Искренне надеюсь, что нет, — ответил Дануорти, вспоминая пылающее лицо и затрудненное дыхание Бадри.
— Но я мог, — настаивал Колин.
— Вероятность крайне мала. Не стоит беспокоиться.
— Я и не беспокоюсь. — Колин задрал руку. — Вот, кажется, сыпь, — оживился он, тыкая пальцем в веснушку.
— Сыпь в число симптомов не входит, — огорошил его Дануорти. — Давай собирай вещи, после анализов поедем ко мне. — Он подобрал с кресел свое пальто и шарф.
— А что входит?
— Жар и затрудненное дыхание. — Заметив пакет Мэри, брошенный рядом с креслом, где сидел Латимер, Дануорти решил, что надо бы его тоже прихватить.
Вошла сестра с подносом приборов для взятия анализа крови.
— Мне жарко, — заявил Колин и театральным жестом схватился за горло. — Я задыхаюсь!
Сестра отшатнулась, звякнув пробирками на подносе.
— Не волнуйтесь, — успокоил ее Дануорти. — Это всего лишь леденцовое отравление.
Колин улыбнулся и бесстрашно засучил рукав, потом затолкал джемпер в сумку и накинул насквозь сырую куртку, пока брали кровь у профессора.
— Доктор Аренс сказала, что результатов дожидаться не надо, — сообщила сестра, удаляясь.
Дануорти надел пальто, взял пакет Мэри и повел Колина через приемный покой к выходу. Мэри нигде не наблюдалось, но она просила не дожидаться, а Дануорти вдруг почувствовал дикую, валящую с ног усталость.