— Что не задержат?
— Да почту же! Из-за карантина. Когда ее привезут?
— В десять, — ответил Дануорти, складывая все записки в одну стопку и открывая большой коричневый конверт. — Только на Рождество она обычно запаздывает — столько посылок и открыток…
Скрепленные листы в конверте тоже мало напоминали таблицы контактов. Это оказался отчет Уильяма Гаддсона о передвижениях Бадри и Киврин, распечатанный и разбитый по дням и времени суток. Такой аккуратности и стройности позавидовал бы любой реферат Уильяма. Поразительно, какое благотворное влияние оказывает на человека близость матери.
— Не понимаю почему, — не унимался Колин. — Это ведь не люди, ничего заразного. А куда ее привозят, в главное здание?
— Кого?
— Почту!
— В привратницкую. — Дануорти просматривал отчет про Бадри. Во вторник днем после захода в Баллиол оператор вернулся к сети. В два часа разговаривал с Финчем, искал Дануорти, потом, около трех, снова не найдя профессора, отдал Финчу записку. Где-то между двумя и тремя третьекурсник Джон И. видел, как Бадри шел через двор в лабораторию, кого-то разыскивая.
Тремя часами дня Бадри записан в журнале брэйзноузского сторожа. Там он работал за терминалом сети до половины восьмого, потом вернулся к себе домой переодеться на танцы.
Дануорти позвонил Латимеру.
— Когда вы были в лаборатории сети во вторник днем?
— Во вторник? — растерянно заморгал с экрана старик. — Это вчера?
— Накануне переброски. Днем вы ходили в Бодлеанскую библиотеку.
Латимер кивнул.
— Она спрашивала, как сказать: «Спасите, на меня напали разбойники».
Дануорти понял, что старик имеет в виду Киврин.
— Киврин встречалась с вами в библиотеке или в Брэйзноузе?
Латимер задумчиво поскреб подбородок.
— Мы засиделись до самого вечера, размышляя над местоименными формами. В начале XIV века процесс исчезновения местоименных флексий еще не завершился.
— Киврин пришла к вам в лабораторию?
— В лабораторию? — недоуменно переспросил Латимер.
— В помещение сети в Брэйзноузе! — отчеканил Дануорти.
— В Брэйзноузе? Разве рождественская служба там будет?
— Служба?
— Викарий хотел, чтобы я прочел благословение. Службу проведут в Брэйзноузе?
— Нет. Во вторник вы встречались с Киврин, чтобы придумать ей речь. Где именно вы встречались?
— Очень много затруднений вызвало слово «разбойники». Оно происходит от староанглийского…
Безнадежно.
— Рождественская служба будет в семь часов в церкви Святой Марии, — сказал Дануорти и нажал отбой.
Потом он позвонил сторожу Брэйзноуза и, оторвав от наряжания елки, заставил найти в регистрационном журнале Киврин. Как выяснилось, во вторник днем Киврин в Брэйзноуз не заходила.
Дануорти загрузил в компьютер таблицы контактов, добавив к ним отчет Уильяма. Во вторник Киврин с Бадри не виделась. Во вторник утром она была в лечебнице, потом приходила к нему, к Дануорти. Во вторник днем разбирала флексии с Латимером, и к моменту их выхода из Бодлеинки Бадри уже должен был отбыть на танцы. В понедельник с трех она лежала в лечебнице, однако остается еще белое пятно между двенадцатью и половиной третьего в понедельник.
Дануорти снова заскользил взглядом по сведенным воедино таблицам контактов. Список Монтойи занимал всего пару строчек. Она внесла тех, с кем пересекалась в среду утром, а про понедельник и вторник забыла и ничего не указала насчет Бадри.
Дануорти сперва удивился, но потом вспомнил, что Монтойя пропустила инструктаж Мэри по заполнению таблиц.
Может быть, Монтойя видела Бадри до утра среды или знает, где он провел промежуток от полудня до половины третьего в понедельник?
— Мисс Монтойя, когда звонила, не оставляла своего телефона? — спросил он у Колина. Никто не ответил. Дануорти оторвался от бумаг. — Колин?
Его не было ни в комнате, ни в гостиной, где осталась спортивная сумка с раскиданными по ковру вещами.
Дануорти отыскал телефон брэйзноузской квартиры Монтойи и позвонил туда — без особой надежды. Если она еще разыскивает Бейсингейма, значит, разрешения выехать на раскопки пока не получила, и тогда она, без сомнения, в Госздраве или терзает Национальный трест, добиваясь подтверждения, что участок представляет собой «невосполнимую ценность».
Одевшись, он отправился в столовую разыскивать Колина. Дождь лил по-прежнему, небо было такое же серое и мокрое, как буковые стволы и каменные плиты. Дануорти надеялся, что звонари и карантинные уже позавтракали и разошлись по своим комнатам, однако надежда оказалась тщетной. Не дойдя и до середины двора, он услышал взволнованные женские голоса.
— Слава богу, вы встали, сэр, — прямо с порога кинулся к нему Финч. — Только что звонили из Госздрава. Просят принять еще двадцать карантинных.
— Скажите, что нам некуда. — Дануорти обвел взглядом толпу собравшихся. — Нам приказано избегать контактов с инфицированными. Вы не видели племянника доктора Аренс?
— Только что был здесь. — Финч тоже устремил взгляд поверх женских голов, но профессор уже заметил Колина, который рядом со столом звонарей намазывал маслом гренки.
Дануорти пробрался к нему.
— Мисс Монтойя, когда звонила, не оставила номер, по которому ее можно найти?
— Та, которая с велосипедом? — уточнил Колин, плюхая сверху джем.
— Да.
— Нет, не оставила.
— Завтракать будете, сэр? — спросил Финч. — Яичницы с беконом, боюсь, уже не осталось, и джем стремительно заканчивается. — Он выразительно посмотрел на Колина. — Но есть каша и…
— Мне просто чаю, — ответил Дануорти. — А она не сообщила случайно, откуда звонит?
— Да вы садитесь, — пригласила мисс Тейлор. — Я хотела поговорить с вами о нашем «Чикагском сюрпризе».
— Что сказала мисс Монтойя, дословно?
— Что раскоп гибнет и бесценная связующая нить с прошлым рвется, а всем плевать, и вообще, кому только придет в голову рыбачить зимой, — процитировал Колин, доскребая джем со стенок вазочки.
— Чай почти весь, — предупредил Финч, наливая Дануорти бледной заварки.
Дануорти сел за стол.
— Может, хочешь какао, Колин? Или молока?
— Молоко на исходе, — вмешался Финч.
— Нет, ничего не надо, спасибо, — отказался Колин, слепляя вместе две гренки намазанными сторонами внутрь. — Прихвачу с собой вот этот бутерброд и пойду к воротам дожидаться почту.
— Викарий звонил, — вспомнил Финч. — Передавал, что в церковь на Рождественскую службу раньше половины седьмого можно не приходить.
— А службу разве не отменили? — удивился Дануорти. — Вряд ли кто-нибудь явится, учитывая обстоятельства.
— Викарий говорит, Экуменический комитет проголосовал против отмены, — ответил Финч, добавляя в бледный чай четверть ложки молока и отдавая чашку Дануорти. — Им кажется, что служба поможет поддержать дух.
— Мы исполним несколько произведений на ручных колокольчиках, — вставила мисс Тейлор. — Им, конечно, далеко до настоящего звона, но хотя бы что-то. Священник из Святой реформистской церкви собирается читать «Мессу чумных времен».
— Да, — сказал Дануорти. — Очень способствует поддержанию духа.
— Мне тоже надо идти? — спросил Колин.
— В такую погоду пусть дома сидит, — отрезала налетевшая словно гарпия миссис Гаддсон и водрузила перед Колином большую тарелку овсянки. — Нечего ему микробов всяких цеплять и простывать на сквозняке. — Она подвинула Колину стул. — Садись и ешь кашу.
Мальчик оглянулся на Дануорти в поисках спасения.
— Колин, я оставил у себя наверху телефон мисс Монтойи. Не сбегаешь?
— Да! — Колин рванул так, что пятки засверкали.
— Когда этот мальчик сляжет с индийским гриппом, — начала миссис Гаддсон, — я надеюсь, вы вспомните, что сами поощряли его неразборчивость в питании. Теперь мне предельно ясно, из-за чего началась эпидемия. Плохой рацион и полное отсутствие дисциплины. Организация хромает на обе ноги. Я просила, чтобы меня разместили вместе с моим сыном Уильямом, а меня вместо этого селят в противоположном здании…
— Полагаю, с этим вам лучше обратиться к мистеру Финчу. — Дануорти встал, завернул сандвич Колина в салфетку и положил в карман. — Пора в лечебницу. — Он поспешно удалился, не дожидаясь, пока миссис Гаддсон заведется по новой.
Поднявшись к себе, он позвонил Эндрюсу. Занято. Затем попробовал дозвониться на раскопки — вдруг Монтойе каким-то чудом удалось получить разрешение. Там никто не подошел. Тогда он еще раз набрал номер Эндрюса. Как ни странно, послышались длинные гудки, после третьего включился автоответчик.
— Это мистер Дануорти, — представился профессор и после некоторого раздумья продиктовал свой домашний телефон. — Мне нужно срочно с вами поговорить. По важному делу.
Он нажал отбой и пошел через двор к воротам, прихватив зонт и сандвич Колина.
Мальчик прятался от дождя в арке, не сводя глаз с улицы, ведущей к Карфаксу.
— Я в лечебницу, поговорить со своим оператором и твоей бабушкой, — объявил Дануорти, отдавая завернутый в салфетку сандвич. — Пойдешь со мной?
— Нет, спасибо, — отказался Колин. — А то почту пропущу.
— Тогда, бога ради, сбегай за курткой, пока не пришла миссис Гаддсон и не начала тебя воспитывать.
— Эта миссис Гадость уже приходила. Пыталась замотать меня в шарф. В шарф! — Он снова с нетерпением выглянул на улицу. — Но я ей не дался.
— Разумеется. К обеду скорее всего вернусь. Если что-нибудь понадобится, обращайся к Финчу.
— Угу… — рассеянно протянул Колин.
«Что же там за подарок такой, ради которого парень готов простаивать под дождем в ожидании? Явно не шарф». Укутав поплотнее собственное горло, Дануорти зашагал в лечебницу. Прохожих на улицах попадалось мало, и те старались держаться друг от друга подальше — одна женщина даже сошла с тротуара, огибая профессора.
Если бы не колокола, вызванивающие «Полночью ясной», никому бы и в голову не пришло, что сейчас канун Рождества. Ни нарядно упакованных подарков в руках прохожих, ни веток остролиста, вообще никаких свертков. Как будто карантин начисто стер все мысли о Рождестве.