— И капеллана леди Ивольды, который проведет службу? — ледяным тоном закончила Эливис.
— Они приедут сюда? — раздался голос Розамунды. Девочка снова вскочила, уронив на пол лежащее на коленях шитье.
Имейн и Эливис обернулись недоуменно, словно позабыв, что кроме них кто-то есть в зале.
— Леди Катерина! — сердито воскликнула Эливис. — Вы ведь собирались с девочками в лес за хвоей для зала?
— Но как же мы без Гэвина? — не поняла Агнес.
— Возьмите отца Роша.
— Хорошо, сударыня, — ответила Киврин и повела Агнес за руку к выходу.
— Они приедут сюда? — не отставала Розамунда. Щеки у нее пылали почти так же, как у матери.
— Не знаю, — вздохнула Эливис. — Ступай с леди Катериной.
— Я поеду на Сарацине! — воскликнула Агнес и, вырвав руку, побежала вперед.
Розамунда хотела что-то сказать, но передумала и пошла снимать плащ с крючка в сенях.
— Мейзри, стол уже отчищен, — продолжила распоряжаться Эливис. — Пойди принеси солонку и серебряное блюдо из ларя на чердаке.
Женщина с золотушными пятнами поспешила прочь, и даже Мейзри затопала вверх по лестнице с непривычной прытью. Киврин набросила плащ, торопясь завязать тесемки, пока Имейн снова не припомнила ей разбойников. Но обе хозяйки молчали. Имейн по-прежнему комкала в руках тряпку, видимо, дожидаясь, пока исчезнут Киврин с девочками.
— А будет… — Розамунда, оборвав себя на полуслове, убежала вслед за Агнес.
Киврин поспешила вдогонку. Гэвина нет, зато у нее есть разрешение на вылазку в лес и есть транспорт. И священник в качестве сопровождающего. Розамунда говорит, Гэвин встретил его тогда на полдороге из леса, значит, не исключено, что и на полянку водил.
Она почти бегом добежала до конюшни — вдруг в последнюю минуту Эливис крикнет им вслед, что передумала, ведь Киврин еще не совсем поправилась, а лес полон разных страхов.
Девочки, видимо, размышляли так же. Агнес уже сидела верхом, Розамунда подтягивала подпругу на своем седле. Пони Агнес оказался совсем не маленькой лошадкой, а крепким рыжим коньком чуть пониже Розамундиной кобылы, и Агнес в седле с высокой задней лукой восседала на немыслимой верхотуре. Поводья держал мальчик, который прибегал сказать Эливис про охромевшую лошадь.
— Не стой как чурбан, Коб! — прикрикнула на него Розамунда. — Оседлай чалого для леди Катерины.
Парень послушно выпустил поводья, и Агнес потянулась за ними, наклоняясь далеко вперед.
— Да не матушкину кобылу! — рявкнула Розамунда. — А ронсена[20]!
— Мы поедем в церковь, Сарацин, — объясняла Агнес, — и скажем отцу Рошу, чтобы ехал с нами, а потом будем кататься. Сарацин любит кататься! — Она снова опасно нагнулась вперед, чтобы похлопать коня по стриженой гриве, и Киврин с трудом удержалась, чтобы не подхватить девочку.
Агнес, видимо, была опытной наездницей — ни Розамунда, ни мальчик-конюх даже не смотрели в ее сторону. Однако там наверху, в седле с подтянутым до упора стременем, в которое упиралась маленькая ножка в мягком башмачке, она выглядела совсем крохой. Плохо дело, если скачет она так же «осторожно», как передвигается по земле.
Коб оседлал рыжего, вывел его из стойла и встал рядом.
— Ну же, Коб! — снова дернула его Розамунда. Он наклонился, подставляя сцепленные в замок руки, и девочка, оттолкнувшись ногой от этой ступеньки, взлетела в седло. — Что ты опять застыл столбом? Помоги леди Катерине.
Мальчик неуклюже двинулся подсаживать Киврин. Та медлила, не понимая, что это вдруг с Розамундой. Ее явно расстроило известие о том, что Гэвин отправился к сэру Блуэту. По идее, участие отца в судебном процессе не ее ума дело, а на самом деле, возможно, она осведомлена куда лучше, чем думают взрослые.
Леди Имейн называла Блуэта «влиятельным человеком» и говорила о «благоволении, в котором может возникнуть нужда». Может быть, Имейн действовала не только из собственной корысти? Может быть, лорду Гийому грозит более серьезная опасность, чем думает Эливис, и Розамунда, тихонько вышивающая у огня, тоже об этом догадывается.
— Коб! — рявкнула Розамунда, хотя мальчик лишь покорно ждал Киврин. — Из-за твоей мешкотни мы разминемся с отцом Рошем!
Киврин ободряюще улыбнулась Кобу и оперлась рукой ему на плечо. На верховую езду мистер Дануорти отправил ее практически первым делом, поэтому Киврин неплохо поднаторела. Хорошо хоть, что боковое седло появится только в 1390-х, но и для средневековых требуется сноровка. Киврин посмотрела на высокую, еще выше, чем у тренировочного, заднюю луку.
«Еще вопрос, кто тут полетит с лошади, я или Агнес», — глядя, как девочка уверенно сидит в седле, подумала Киврин. Отпустив поводья, Агнес вертелась как юла, что-то постоянно поправляя в седельной сумке за спиной.
— Поедем уже! — нетерпеливо позвала Розамунда.
— Сэр Блуэт обещал мне серебряную уздечку для Сарацина! — похвасталась Агнес, не переставая рыться в сумке.
— Агнес, брось копаться и едем уже! — рассердилась Розамунда.
— Сэр Блуэт говорил, что привезет ее на Пасху, — продолжала Агнес.
— Агнес! Едем! Дождь польет.
— Не польет, — беспечно отмахнулась Агнес. — Сэр Блуэт…
— Да неужели? — напала на сестру Розамунда. — Ты у нас теперь погодой управляешь? Нюня! Нюня несмышленая, вот ты кто!
— Розамунда! — вмешалась Киврин, берясь за отпущенные поводья Розамундиной кобылы. — Зачем ты обижаешь Агнес? Что с тобой? Тебя что-то гложет?
Розамунда выдернула поводья, натягивая их до отказа.
— Только то, что мы тут мешкаем из-за несмышленой нюни.
Киврин, хмурясь, отпустила поводья и взобралась в седло с подставленных рук Коба. Никогда еще она не видела Розамунду такой.
Они выехали со двора — мимо опустевшей выгородки для свиней прямиком на луг. День стоял свинцово-пасмурный, тяжелые облака лежали чуть не на крышах, ветра не было вовсе. Розамунда не зря опасалась дождя. В холодном воздухе чувствовалась промозглость. Киврин пустила коня побыстрее.
В деревне явно готовились к Рождеству. Из каждой лачуги тянулся дым, а на дальнем конце луга двое мужчин кололи дрова, бросая их в уже довольно высокую поленницу. Рядом с хибарой мажордома жарился на вертеле большой обугленный кусок мяса — коза? Жена мажордома доила перед дверью костлявую корову, на которую пыталась опереться Киврин в прошлый раз, когда ходила сама искать переброску. Когда-то у них с мистером Дануорти возник спор, надо ли Киврин учиться доить. Она уверяла, что в XIV веке коров зимой не доили, «запускали», а сыр делали из козьего молока. Про то, что коз не разводят на мясо, она тоже читала…
— Агнес! — рассвирепела Розамунда.
Киврин подняла глаза. Агнес, остановившись, снова извернулась в седле и копалась в сумке. После окрика она послушно двинулась вперед, но Розамунда со словами: «Больше я тебя не жду, нюня!» — послала коня рысью, распугав всех кур и чуть на задавив босоногую девчушку с полной охапкой хвороста.
— Розамунда! — крикнула ей вслед Киврин, однако та уже не слышала, а бросаться в погоню, оставив Агнес одну, было бы неправильно.
— Твоя сестра сердится, потому что не хочет ехать за остролистом? — спросила Киврин, выдвигая заведомо маловероятную версию в надежде, что Агнес предложит более удачную.
— Она постоянно не в духе, — ответила Агнес. — Вот бабушка ей попеняет за то, что ездит как маленькая. — Она пустила своего пони изящной рысцой через луг, благосклонно кивая крестьянам. Ни дать ни взять взрослая дама.
Девчушка, которую чуть не затоптала Розамунда, уставилась им вслед с открытым ртом. Жена мажордома посмотрела на них с улыбкой и продолжила доить, дровосеки с поклоном стянули шапки.
Они проехали мимо лачужки, где Киврин укрылась в свою прошлую вылазку. Той самой лачужки, где она сидела, когда Гэвин перевозил ее вещи в поместье.
— Агнес, а отец Рош ездил с вами за святочным поленом?
— Да, — кивнула Агнес. — Он его благословлял.
— Ох, — разочарованно протянула Киврин. Она-то надеялась, что священник мог вместе с Гэвином перетаскивать поклажу и знает, где переброска. — А кто-нибудь помогал Гэвину перевозить мои пожитки?
— Нет. — Поди пойми, знает Агнес на самом деле или не знает. — Гэвин очень сильный. Он зарубил своим мечом четырех волков!
Мало похоже на правду, но ведь и в спасение беззащитной девицы от разбойников тоже нелегко поверить. А чтобы завоевать сердце Эливис, он явно способен на все — даже притащить в одиночку повозку с сундуками.
— И отец Рош сильный, — размышляла Агнес.
— Уехал твой отец Рош! — заявила уже спешившаяся Розамунда. Она привязала коня к погостной калитке и стояла уперев руки в боки.
— Ты в церкви смотрела? — спросила Киврин.
— Нет, — буркнула Розамунда. — Подмораживает. У отца Роша хватит ума не сидеть тут сиднем, пока снег пойдет.
— Пойдем заглянем в церковь, — сказала Киврин, слезая с коня и протягивая руки, чтобы подхватить Агнес.
— Нет, — заупрямилась девочка вслед за старшей сестрой. — Я подожду здесь, с Сарацином. — Она похлопала пони по холке.
— Ничего с Сарацином не станется. Пойдем, надо сперва посмотреть в церкви. — Киврин вытащила Агнес из седла и, ухватив за руку, открыла погостную калитку.
Агнес не вырывалась, но то и дело тревожно оглядывалась на оставленных лошадей.
— Сарацину страшно одному.
Розамунда, остановившись посреди погоста, круто развернулась, снова уперев руки в боки.
— Ты что там прячешь, маленькая негодница? Яблок натаскала в седельную сумку?
— Нет! — всполошилась Агнес, но Розамунда уже шагала к лошадям. — Не подходи! Это не твой пони! Он мой!
Киврин подумала, что так и священника искать не придется. Он сам выйдет на шум и крики.
Розамунда расстегнула пряжку на сумке.
— Вы только гляньте! — Она вытащила за шкирку черного щенка.
— Ох, Агнес… — вздохнула Киврин.
— Сейчас отнесу твоего пса к речке и там утоплю. — Розамунда решительно повернулась к ручью.